Рокоссовский: терновый венец славы

– Пока не знаю, я должен с ним переговорить.

– За него можно поручиться?

– Без сомнения.

³

' Между друзьями, Рокоссовским и Белозеровым, вечером этого же дня произошел необычный разговор.

– Я понимаю твое душевное состояние после посещения могилы жены и сына, - говорил генерал, расхаживая по комнате.
– Но почему ты подвергаешь сомнению нашу дружбу? На каком основании ты утверждаешь, что ты мне в тягость?

– Я не сомневаюсь в искренности нашей дружбы.
– ПонурйВ голову, Белозеров сидел за столом.
– Я чувствую какую-то ущербность, когда меня опекает сам командующий фронтом.

– Откуда Тебе взбрела в голову подобная ересь?

– Извини, Костя, если тебя обижают мои рассуждения.

– Что случилось, Андрей?
– сказал Рокоссовский, остановившись у стола.
– Сколько с тобой ни говорил на эту тему - мои слова отскакивают от тебя, как горох от стенки. В чем дело? Откуда тебе пришла в голову мысль, что я тебяопекаю? Разве не ты уничтожал немцев из снайперской винтовки? Подвиг, который ты совершил при добыче языка, был на слуху у всей армии Малиновского. Неужели ты всерьез думаешь, что я излишне о тебе забочусь?

– Да, думаю.

– Закуривай, - кивнул Генерал на пачку папирос, лежавшую на столе, и сам глубоко затянулся.
– Андрей, я перестаю тебя понимать.

– А что тут понимать?
– произнес Белозеров и, подняв глаза на друга, решал про себя: говорить или промолчать. Это заметил Рокоссовский.

– Продолжай, раз начал.

– Уже трижды меня прощупывали особисты. Уточняли: на какой почве командующий фронтом и простой старшина из штрафного батальона водят дружбу. Им это совершенно непонятно.

– Почему ты мне об этом не сказал?
– повысил голос генерал.
– Почему?

– Не хотел расстраивать, у тебя и без того уйма дел.

В открытое окно дунул слабый ветерок, принеся с собой запах сырой земли. Под абажуром замигала электролампочка.

Рокоссовский смерил долгим взглядом Белозерова, и его осенила мысль: «А может, и правда, пусть летит в Белоруссию. Другая обстановка, другие люди. Он человек общительный... Это может помочь ему вновь обрести крылья». Рокоссовский сел за стол, положил свою руку на руку Белозерова.

– Андрей, обещай мне, когда попадешь к партизанам, будешь беречь себя.

– Обещаю, Костя!
– широко улыбнулся Белозеров.

– Я и Пономаренко дадим тебе рекомендации, и завтра утром ты можешь уехать в штаб партизанского движения.

– Спасибо!
– Он поправил упавшие на лоб волосы, вслед за Рокоссовским вышел из-за стола*.

– Андрей, ты обязательно давай о себе знать, - сказал Рокоссовский, обнимая друга. — Мы должны встретиться после войны. Хорошо?

– Непременно.

4

В первой половине июня 1943 года командир дивизии 70-й армии генерал-майор Аревадзе Михаил Егорович проверял готовность позиций полков к обороне. На его долю выпал ответственный участок фронта. Он понимал это и с беспокойством, свойственным горячему южному человеку, упорно готовился к тому, чтобы отстоять свои позиции.

Это был широкоплечий, невысокого роста человек лет пятидесяти, с потемневшим от загара лицом, с черными стрелками-усиками. Пышные брови и карие живые глаза придавали ему вид строгого и решительного командира. Но это первоначальное впечатление сразу же менялось, стоило лишь внимательнее присмотреться к его мягкому доброму лицу. Он хорошо владел русским языком, но, когда сильно волновался, говорил с заметным грузинским акцентом.

Когда весной сформировали дивизию из пограничников и, как и всю 70-ю армию, направили на фронт к Рокоссовскому, он уже хорошо был осведомлен о душевных качествах этого полководца и знал, что солдаты на фронте с гордостью называют себя «рокоссовцами».

День и ночь Аревадзе пропадал на передовой и заставлял полки выполнять приказ командующего фронтом - закапываться основательно в землю. Привлекал он для этого в основном пехоту - саперы у него занимались другим делом: строили инженерные заграждения, ставили мины, проводили разминирование.

– О! Как умели строить крепости мои предки!
– с восторгом говорил он своим саперам. — В моей родной Имеретин, рядом с нашим селом Сербаиси, на высокой горе до сих пор стоит красавица крепость Вахани. Она построена еще при царице Тамаре, а годится для обороны и теперь. — Он подбадривал своих подчиненных.
– Так что стройте, друзья, стройте надежные блиндажи, укрытия. Каждый солдат должен считать, что именно на его голову упадет снаряд или бомба. Запасных голов еще не придумали. Поэтому соображай, как ее, любимую, защитить.

За последние дни генерал много думал о предстоявшем сражении. Затишье, которое уже продолжалось более трех месяцев, обещало впереди грозные события. Переходя из одцого окопа в другой, Аревадзе чувствовал, что тем же встревожены командиры и солдаты. Данные разведки подтверждали, что немцы подтягивают к исходным позициям все новые и новые силы, тяжелые танки, артиллерию.

К обеду он добрался до наблюдательного пункта полка, расположенного чуть ниже гребня холма, на который поднималась замаскированная траншея. На самом верху, в щелях, стояли стереотрубы. С командиром полка он вел некоторое время наблюдение за противником, затем, вернувшись на НП, спросил:

– Сколько у нас над головой накатов?

– Три.

– Если в ваш блиндаж попадет солидный снаряд, от вас останется одна пыль. А кому это нужно, вам? Нет. Мне тоже нужен живой и здоровый командир. Немедленно насыпать еще два наката и вечером мне лично доложить.

– Слушаюсь!
– козырнул командир полка.

Генерал вышел из блиндажа, посмотрел влево - туда, где раскинулась холмистая зеленая равнина, и, взглянув на карту, уточнил ее на местности, сделал красным карандашом пометки. Командир полка доложил, какие противотанковые средства расположены в этой долине, а Аревадзе тут же нанес их на карту. Подбежал молоденький, высокий, как тополек, связист.

– Шейко, что случилось? — спросил командир полка.

– Генерала вызывают к телефону!
– крикнул девичьим голосом тот и мигом скрылся на НП.

Аревадзе спустился вниз, взял трубку. Из штаба армии сообщили, что завтра часам к 10 утра командующий фронтом Рокоссовский будет у него на КП. Надо будет доложить о готовности дивизии к обороне, и, естественно, командующий не упустит возможности посмотреть кое-что лично.

К вечеру Аревадзе возвратился к себе на КП. Он составил план доклада командующему фронтом, продумал до мелочей порядок встречи, затем попросил адъютанта принести посылку, которую передала вчера грузинская делегация из Имеретин, приезжавшая к своим землякам, служившим в соседней дивизии.