Рокоссовский: терновый венец славы

Дорогая Юлечка, я тебя очень прошу, как только прочитаешь это письмо, немедленно сожги его. Не дай бог, оно попадет в чужие руки, тогда никому из нас несдобровать. Целую вас, ваша Лариса. Подавай иногда весточку по адресу: Ленинград, Главпочтамт до востребования. Свой адрес и фамилию не пиши».

Это внезапное письмо одновременнообрадовало и огорчило -оно не внесло ясности в самый главный вопрос: жив ли Рокоссовский?

Теперь надо было срочно ехать в Москву. Юлия Петровна отлучиться с работы не могла - ее бы немедленно уволили. Осталось одно - направить туда Аду, которая охотно согласилась. Юлия договорилась с учителями, чтобы они отпустили дочку дней на десять для поездки к родственникам, и вместе с хозяйкой дома, собрав кое-как денег на дорогу, купила килограмм дешевых конфет и пять пачек сигарет. Когда все это было запаковано в посылочку, женщины приступили к инструктажу.

– Вы так много говорите, что невозможно запомнить, - не выдержала Ада.
– Я не маленькая, мне уже тринадцать лет.

– Слушай, глупенькая, - говорила мать, - ты впервые едешь в такую дальнюю дорогу.

– Как вы не можете понять? Я уже взрослый человек!
– хорохорилась девочка от того, что именно ей поручалось такое ответственное дело. Но, когда ее посадили в плацкартный вагон поезда «Ставрополь - Москва», она забилась в угол вагона и, испуганно поглядывая вокруг, не знала, куда деть свою сумку, чтобы не потерять драгоценную посылочку.

– Девочка, дай я положу твою сумочку на верхнюю полку, -предложил мужчина, сидевший напротив с солидной дамой.

– Спасибо, не надо, она мне не мешает, - ответила та, настороженно глядя на незнакомых людей.

– Я тетя Оля, а моего мужа зовут Валерием, - подала голос дама.
– А тебя как зовут?

– Ада. Ада Рокоссовская.

– Куда ты едешь?
– продолжала расспрашивать дама.

Девочка начала плакать.

Ольга уселась рядом с ней, погладила по голове. Валерий достал из сумки плюшевого мишку и подарил его девочке.

– Ну, а все-таки, куда ты едешь?
– уточнила Ольга.

– Я еду к папе, - робко ответила Ада.

– А где он?

– В тюрьме.

– За что сидит?

– Не знаю, - насупилась девочка, потом, доверчиво глянув в глаза женщине, добавила: - Мой папа уже давно сидит в тюрьме за какого-то врага народа.

– Хорошо, Ада, все понятно, - прервала разговор Ольга, понимающе взглянув на мужа и покосившись на женщину, стоящую напротив дверного проема.

Вскоре Ольга достала из сумки съестные припасы и разложила их на столе.

– Ада, давай с нами ужинать.

– Спасибо, у меня есть еда. Она здесь, в сумке.

– Так доставай свою еду и вместе перекусим.

Девочка положила на стол несколько сухариков черного хлеба, ломтик соленого сала и баночку вишневого варенья и, уловив недоумение в глазах женщины, сказала:

– Мне хватит, я много не ем.

– Знаешь, доченька, ты свою еду положи в сумку. Она тебе еще пригодится, - сказала Ольга, намазывая масло на хлеб.
– Мы тебя сегодня угощаем.

– Спасибо.

После ужина девочка посмелела, почуяв своим детским сердцем, что рядом с ней хорошие, добрые люди.

– А что ты знаешь о своем папе?

– О, тетя Оля!
– оживилась девочка, поглаживая плюшевого мишку.
– Мой папа очень красивый и добрый-добрый. Он такой же мягкий, как этот плюшевый мишка.

Чуть попозже Ада подробно рассказала этой паре о цели своей поездки в Москву.

Ольга незаметно вытерла появившиеся на глазах слезы, сказала:

– Ты не волнуйся, доченька, дядя Валерий поможет тебе найти приемную. А когда отдашь свою посылочку, дай бог, чтобы ее приняли, то переночуешь у нас, а на следующий день мы тебя отправим домой.

– Спасибо, вы такие же добрые, как мой папа.

В осеннем мамином пальтишке, под которое было поддето два поношенных свитера, Ада простояла на московском мартовском холоде около шести часов. Чего она только не наслушалась в приглушенном злобном шипении толкающихся в очереди людей. Таких грубых слов она отродясь не слышала, но смутно догадывалась о том, что они означают. Когда наконец приблизилась ее очередь, она потеряла самообладание: ноги у нее стали ватными, в горле пересохло, сердце билось, как у воробья.

– Кому передаешь?
– рявкнул из окошка толстомордый детина.

» - На посылке написано: Рокоссовскому Константину Кон

стантиновичу, - дрожащим голоском пояснила девочка.

Тот несколько минут водил прокуренным пальцем по списку, а затем поднял глаза и произнес:

– Беру! Подавай!

Трясущимися ручками она подала посылочку - за ее спиной, казалось, выросли крылья, и ей хотелось подняться в небо. Она стремглав выбежала из приемной НКВД, несколько раз, поскользнувшись на льду, падала, но тут же поднималась и бежала дальше.

В условленном месте в магазине «Детский мир» она нашла дядю Валерия и, прижавшись к нему, разрыдалась от радости.

– Ну что, взяли?

– Дяденька Валерочка!.. Мой папа жив!.. Мой папа жив!.. Мой папочка жив!..

Глава деятнадцатая 1

После очередного допроса, который ничего не дал ни той, ни другой стороне, Рокоссовский лежал на кровати и перечитывал «Войну и мир» Льва Толстого. -

Вдруг открылось в двери окошко и надзиратель сказал:

– Гражданин Рокоссовский, примите передачу!

– Спасибо!
– Он вскочил с постели и с душевным трепетом снял крышку уже вскрытой посылки. Он взял записку и начал читать:

«Здравствуй, наш дорогой папочка! Мы живем в Армавире. У нас все хорошо, выращиваем твои любимые розы. Посылку тебе передала Ада. Целуем тебя крепко. Твой - жена и дочь».

Он прижал к губам записку и, радостно улыбнувшись, поцеловал ее.

– Спасибо, мои любимые! Как я рад, что вы есть на свете!

Рокоссовский присел на стул, закурил сигарету, и ему показалось, что в, этом горьком дыме есть что-то родное и сладкое, напоминающее о прошлой жизни. Вечером он пил чай с «подушечками» , а ночью почти до утра не спал. Он думал о жене и дочери. Он видел себя на свадьбе со своей Люлю, со всей семьей ехал по степям Монголии в Ургу, с дочкой ловил рыбу в Селенге, собирал грибы в лесах Белоруссии, с женой и дочкой ходил по пушкинским местам. ,

2

В конце апреля 1939 года Рокоссовского из внутренней тюрьмы на Лубянке перевели в Бутырку. К серым, окованным железом воротам его привезли на черном «вороне» ночью. Начальник конвоя, молодой энкавэдист, выскочил из кабины, ощупал кобуру на серой шинели и дал команду:

– Выходи!

Двое конвоиров, сидевших вместе с заключенным, отгороженные от него железной решеткой, выпрыгнули из машины, за ними в наручниках спустился Рокоссовский. Он был в солдатских брюках, в порванных кирзовых сапогах, в помятой шапке-ушанке нзамызганной телогрейке. От свежего воздуха у него кружилась голова.