Рокоссовский: терновый венец славы

В субботу утром он уладил дела в управлении фронта, направил машину с адъютантом за врачом в госпиталь, который находился в сотне километров в тылу участка фронта, и к вечеру, в расчете на то, что вот-вот должна появиться машина, явился в дом, где его разместили работники квартирной службы.

Хозяева жили неподалеку у родственников, а свой дом временно передали в распоряжение командующего фронтом. Сюда протянули связь, во дворе поставили палатку, где разместили душевую установку, умывальник и другие необходимые удобства.

. Начальник штаба поставил у дома часовых, но их убрали по просьбе Рокоссовского. Командующий считал, что для охраны вполне достаточно патрулей, которые постоянно курсировали по деревне, находившейся километрах в двадцати от переднего края.

КП фронта располагался на другом конце деревни, поэтому телефон командующему провели лишь для того, чтобы можно было вызвать его, когда в этом возникнет необходимость. Были созданы все условия, чтобы, пользуясь передышкой на фронте, командующий мог отдохнуть.

Рокоссовский принял душ, переоделся в спортивный костюм, уселся в саду на скамейке и закурил.

Незаметно начала подкрадываться осень. Охрой она прошлась уже по полям, лесам и перелескам, а здесь, в саду, заиграла зрелыми краснобокими яблоками и огненными гроздьями рябины. После дождей установились ясные солнечные дни. По улице проходили женщины с детьми, подавали голоса коровы. Уходило за горизонт солнце, погружаясь в багряную тучу. В саду было мирно, тихо, словно не было рядом никакой войны.

Вдруг заурчала машина и остановилась у ворот. Открылась калитка, и во дворе появилась невысокая женщина. Она была одета в зеленый армейского покроя костюм^ ладно сидевший на крепкой стройной фигуре. Рядом с ней шел адъютант, в руках которого были чемодан и увесистая сумка с красным крестом. Рокоссовский поднялся, бросил папиросу в урну и вышел навстречу.

– Здравствуйте, товарищ командующий, - бодро сказала женщина и, покраснев, протянула руку.

«Где я видел эту симпатичную блондинку? Светлые косы, закрученные вокруг головы?..» - лихорадочно думал Рокоссовский.

– Не узнаете?
– спросила, улыбаясь, женщина, подняв на Рокоссовского темные большие глаза.

– Постойте, постойте!.. Валентина Круглова?
– расплылся в улыбке генерал.

– Большой Кремлевский дворец, январь 1937 года.

– Спасибо за память, - проговорила Круглова и участливо спросила: - Выкладывайте, как вы живете со своим осколком?

– Живем - не скачем, упадем - не плачем, - весело произнес генерал, разглядывая гостью.
– Оказывается, и так можно нормально жить.

– А вы все такой же.
– Круглые щечки Валентины вспыхнули ярким огнем.
– Все шутите.

– Приходится.

– Где вас Можно осмотреть?- спросила врач деловым тоном, который ей был не к лицу.

– Еще успеете, - ответил Рокоссовский. Он повернулся к адъютанту.
– Ваня, будь добр, организуй нам ужин. Такая гостья свалилась с неба.

– Есть! Я все понял!
– козырнул адъютант, сел в машину и уехал.

– Я думаю, на ночь глядя, вы не поедете обратно в госпиталь?
– спросил генерал.

– Нет, я отпросилась на десять дней. Мне надо заехать по делам В Тулу.

– Где бы вы хотели переночевать?
– осторожно спросил Рокоссовский. В его взгляде затаилось любопытство.

– Я гостья, а вы хозяин, - ответила Круглова.
– Где разместите, там и переночую.

– В этом доме есть две свободных комнаты. Вас они устроят?

– Конечно.

– Вот и хорошо, присядьте на скамейку, Я сейчас вернусь.

– Он взял чемодан, сумку и отнес в дом.

– Вам здесь нравится?
– спросил он, присаживаясь рядом.

– Очень, здесь так тихо, — сказала с едва уловимой грустью

Валентина.
– Нет стона раненых, не надо возиться со скальпелем, ломать, резать... Тяжелая это работа. *

– А как вы попали на фронт?

– Помните, - она повернулась к Рокоссовскому, - я еще в 37-м

говорила, что поступаю в мединститут? Так вот, закончила ускоренный курс, вместо шести училась четыре года. Затем отправилась искать счастья на войну. „

– Ну и нашли?

– Мое счастье в том, что я помогаю людям выжить, - ответила Валентина, немного помолчав.
– В этом вся моя жизнь.

– А как с личным счастьем?
– спросил Рокоссовский, заглядывая ей в глаза.

– Личного счастья нет, я вековуха, - рассмеялась Круглова.

– А кто такая вековуха?

– Н-ну, можно сказать, старая дева.

Рокоссовский подошел к дереву, сорвал самое зрелое яблоко и протянул Валентине:

– Угощайтесь.

– Спасибо, - сказала она, сверкнув благодарным взглядом.
– Это не запретный плод? Ведь так хочется попасть в рай.

– Адам и Ева давно нарушили этот запрет. А мы их потомки. Поэтому мечтать о рае не возбраняется, но попасть туда, видимо, очень сложно.

– Через час ужин будет готов, - доложил подошедший адъютант и, повернувшись к Кругловой, спросил: - Может, уважаемый врач после пыльной дороги желает принять душ?

– Спасибо, с удовольствием.

Круглова, взяв чемоданчик, скрылась в палатке, а Рокоссовский помогал сервировать стол. Когда все было готово, он поблагодарил адъютанта и повара, и те уехали на машине командующего в штаб. Дом состоял из трех комнат. В самой большой размещался командующий фронтом. Здесь стояла широкая деревянная кровать, накрытая легким одеялом, на ней горкой возвышались подушки и подушечки. В углу стоял стол, а над ним висела керосиновая лампа. Ее сумеречный свет разгонял лишь близкую темень, а уже в четырех-пяти шагах от стола с трудом можно было различить стеклянные дверцы шкафа. На стене, в метре от стола, отсвечивало в человеческий рост зеркало. В самой дальней, угловой комнате, которая была отведена для гостьи, тоже стояла деревянная кровать, накрытая темным шерстяным одеялом. Рядом находилась тумбочка и небольшой столик. Окна в доме были занавешены плотной темной материей. Видимо, хозяева дома тщательно соблюдали светомаскировку.

Рокоссовский и Круглова уже более двух часов сидели за столом и вели беседу, как старые знакомые. А еще перед ужином Валентина осмотрела рану генерала и нашла ее вполне удовлетворительной. *

Генерал был в белой тенниске, подчеркивавшей его крепкий торс, а Валентина надела бордовую кофточку, которая удивительно гармонировала с распущенными до пояса косами, неизвестно как сохранившимися во фронтовых условиях.

Они пили маленькими рюмками армянский коньяк и продолжали разговор. Особенно много говорила чуть захмелевшая Валентина. Рокоссовский с улыбкой слушал звонкий голос Кругловой, и ему казалось, что он у нее, словно горный ручеек: то переливается через камни, то кидается вниз водопадом, то тихим говором нежится на золотом песке.