Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
Над зеленой травой возвышались белые, голубые, оранжевые и ярко-красные головки цветов. Ему даже показалось, что они, покачиваясь от ласкового дуновения ветра, приветствуют его выздоровление и одобряют его решение уехать на фронт. В лесу звенел голос кукушки, под управлением невидимого дирижера слаженно пел хор птиц. Это пение ему чем-то напоминало рапсодию Мусоргского «Рассвет над Москвой-рекой».
Рокоссовский более часа ходил по тропкам вдоль фасада академии и не мог освободиться от мыслей, которые преследовали его после утреннего обхода госпитального начальства и профессора-консультанта. Лечащий врач мимоходом
Здесь пахло смолой, можжевельником и прошлогодними прелыми листьями. Перелетая с места на место, по соснам стучал красногрудый дятел. Где-то печально кричала птичка: пи-и, пи-и, пи-и. Вокруг высились огромные сосны. Их вершины сходились и заслоняли солнце. Надышавшись вволю, Рокоссовский замедлил шаг, на развилке повернул вправо и подошел к пруду, который вился змеей на протяжении нескольких километров.
Вдруг он услышал женский смех. Он повернул голову и на стволе ивы, нависшей над водой,' увидел женщину с книгой в руках. Уткнувшись в книгу, она заливалась смехом. До противоположного берега было метров семь, и Рокоссовский заметил, что девушка хороша собой. Загорелое молодое лицо, пышные пряди светлых волос, цветной купальник подчеркивал стройную фигуру.
Заметив статного военного, не сводившего с нее глаз, она бесцеремонно спросила:
– Что, нравлюсь?
– Не то слово, - улыбнулся он. Впервые за всю войну он увидел полуобнаженную женщину.
– Так в чем же дело, командир, греби сюда.
Рокоссовский в нерешительности промолчал. Он надеялся
преодолеть свою застенчивость какой-нибудь шуткой, но, как на грех, ничего остроумного в голову не приходило.
– Что замолчал? Раздевайся, оставь на берегу вещи и плыви, я подам тебе руку, посидим, побалагурим.
– Слишком заманчивое предложение, — растерянно произнес он, - и очень смелое.
– Я свободный человек и не придерживаюсь никаких формальностей, — сказала она, кокетливо улыбаясь.
– А я придерживаюсь.
– То-то и видно, - сказала она, взяв книгу под мышку.
– Небось такому красавцу женщины сами на шею вешаются. Хочешь, я сама к тебе подплыву? А? Хочешь?
Рокоссовскому легче было руководить армией на поле боя, чем ответить на этот вопрос.
А меясду тем время приближалось к обеду.
– К глубокому сожалению, мне пора уходить.
– Да, наверно, скучно слушать болтовню актрисы, - сказала она с веселым упреком.
– Я драматическая актриса и готова была взять над тобой шефство. Во мне играет та сила, помнишь, у Чехова, ради которой «вдруг забываются тюки, почтовые поезда... все на свете!» - Она театрально рассмеялась, поправляя свои пышные волосы.
– Что не отвечаешь, скучно, да?
– Почему же?
– ответил он, сияя улыбкой.
– Жаль, что я не располагаю временем.
– Я приду вечером в театр и своим подругам скажу: сегодня красавец генерал был у моих ног... Не возражаешь?
– Просто жалею, что это не так, - ответил Рокоссовский и неторопливо направился в лес. Он украдкой поглядывал на актрису —
во взгляде светилось сожаление, что больше он ее не увидит. Посмотрел на небо и, повернувшись, крикнул:– Будет гроза! Поберегитесь!
Он кипел желанием уехать на фронт, а вместе с тем, оказы-
вается, у него могут появляться и иные чувства. Он шел по лесу, а перед глазами стояла незнакомка.
Вдруг с шумом набежала черная туча и над лесом разразился настоящий бой... В воздухе сверкало, свистело, гремело. Все смешалось в один клубок, и нельзя было определить, какими силами располагают противоборствующие стороны и на чьей стороне будет победа. ,
Рокоссовский пришел с прогулки промокший до нитки, но бодрый и веселый. Приключение на прогулке вселило в него еще большую уверенность в своих силах, подняло душевный настрой. Раз такие русалки кладут на него глаз - значит, он настоящий мужчина.
Он быстро переоделся в больничное обмундирование и предстал перед консилиумом.
– Константин Константинович, мы тут обсудили течение вашей болезни, - начал профессор, - и пришли к выводу, что вам надо подлечиться еще дней десяток. За это время прочнее зарубцуется рана, и вы, возможно, полностью восстановите силы. Как вы на это смотрите?
– Отрицательно, - уверенно ответил Рокоссовский.
– Я прошу меня выписать из госпиталя сегодня. Я постараюсь долечиться у армейских врачей.
– Я бы вас просил не уподобляться инвалиду, которому ампутировали ногу, а он все время забывает об этом, - строго заметил профессор.
– У вас очень тяжелое ранение, и, чтобы восста-
гГ новить здоровье, нужно время.
– Спасибо за все, что вы для меня сделали, - настаивал на своем Рокоссовский.
– Прошу вас выписать меня из госпиталя досрочно. Я готов написать по этому поводу расписку.
– Раз вы так настаиваете, - произнес профессор, надевая на нос очки, - то мы силой держать вас не будем, но остаемся при своем мнении.
– Он сделал запись в истории болезни и поднял голову.
– Мой вам совет - еженедельно показывайтесь хирургу.
– Спасибо, - поднялся Рокоссовский.
– Я обязательно воспользуюсь вашим советом.
Профессор снял очки, подошел к генералу, пожал ему руку:
.
– Мне интересно было общаться с вами не только как с больным, но и как с человеком. Желаю вам дальнейших успехов в борьбе с фашистской ордой.
Рокоссовский поблагодарил медиков и вышел.
Глава одиннадцатая
1
Юлия Петровна и Ада спали, когда в 4 часа 22 июня к ним постучали в дверь.
– Кто там?
– Игорь Иванов, из штаба корпуса. Меня послал комкор.
«Это война», - подумала Рокоссовская. У нее от страха зашлось сердце.
– Началась война. На сборы тридцать минут, - сказал тревожным голосом Иванов.
– Машины на площади у дома.
– Ада, доченька, поднимайся!
– Сейчас, мамочка, - ответила Ада, протирая спросонья глаза.
– Что случилось?
– Скорее, доченька, война!
Солдаты забрасывали в машину баулы, узлы и чемоданы, помогали женщинам и детям залезать в машину.