Рокот
Шрифт:
Но тут он негромко сказал:
– Твоя тётя мертва, это так. Она просила найти виновного. Скорее всего, виновного в её смерти. Она не просто пропала, её убили. Убили, понимаешь?
Всё естество Марьяны сопротивлялось, она не допускала даже мысли о том, чтобы «задумываться» о бредовых словах Стаса. Но как только она позволила себе «задуматься», всего-то на секунду, её моральная броня под названием «АнтиПлатов» покрылась трещинами.
– Я не знаю, как это объяснить. Я бы и сам хотел, чтобы это было сном, но записка, Мари, записка ведь есть. И не я её написал, а твоя тётя,
Лживый засранец переменил тактику, нащупав слабое место в обороне Марьяны. Она продолжала молчать, а её оболочка – трескаться, и так быстро, что уже полопалась в нескольких местах.
Даже оговорка Платова «могу-хочу» не была случайной. Хитрый, какой же он хитрый дьявол. Абьюзер, паршивый манипулятор. Что ему надо? Чего он прицепился к её пропавшей тёте? Чего ему не живётся спокойно?
– Ты слышишь, Мари? – давил он, будто в том самом месте у него горело и жглось.
– Слышу.
Её броня разлетелась на куски.
Марьяна снова стояла перед Платовым беззащитной, как тогда, в пятнадцать, а он снова покушался на её мозги. И что самое ужасное: она позволила ему называть себя «Мари», как раньше.
– И что ты решила? – Его нетерпение отразилось на лице, он прищурился, поиграл желваками.
Их моральные роли неожиданно переменились: теперь он наступал, а Марьяна отступала. Как такое произошло? Она ведь даже не заметила, когда началась её капитуляция.
– Тебе-то какой с этого резон? Ты же просто так ничего не делаешь. Из доброты душевной хочешь отыскать мою тётю? – спросила она, чтобы хоть что-то сказать и оправдать собственную неспособность оборвать разговор. Но тут неожиданно выпалила: – И, вообще, сгинь, сволочь.
Оно вырвалось само.
– Сгинуть? – Стас вскинул брови. В его глазах мелькнула обида. – Я что, по-твоему, нечистая сила?
– Ещё какая. – Марьяна могла бы сотни раз повторить свой отчаянный выкрик ненависти, но вместо этого тихо сказала (боже, как она смаковала эти слова): – Либо ты уходишь, либо через две минуты я вызываю полицию и говорю, что смерть Бежова – не несчастный случай.
Стас не сводил с неё глаз.
– Ты не веришь мне?
– Господи, Платов, – Марьяна покачала головой, – как ты живёшь с такими моральными уродствами?
– Лично тебе я ничего плохого не делал.
– Ничего не делал? – Вот сейчас Марьяна была готова ему что-нибудь сломать. Как он посмел такое забыть? Ей до сих пор снится Оборотень, и до сих пор она не находит сил избавиться от страха перед парнями, а её обидчик даже не помнит, что её обидел. Он не придал этому значения. Марьяна сжала кулаки. – Если для тебя смерть моего друга ничего не значит, то, может, ты вспомнишь, как… – она сглотнула, – …навалился на меня, как чёртов конь, и прижал к двери у себя в комнате?
Наконец она уловила в глазах Стаса смятение.
– Но это же… это же была легкомысленная выходка. Я же тогда извинился, я… я извинился же, извинился… чёрт… я ничего не сделал. – Платов выглядел растерянным,
начал оправдываться, что совсем ему не свойственно. Он потёр лоб и добавил: – Ты же никогда об этом не говорила.– А что я должна была сказать? – поморщилась Марьяна. – Что-то вроде: Стасик, ты до немоты напугал меня своим приступом половой озабоченности, – так я должна была сказать, чтобы ты всё понял? Ты что, идиот совсем, чтобы этого без слов не понять?
Он побледнел, вся его напускная уверенность улетучилась.
– Но я же ничего не сделал, Мари… я же ничего не сделал… – Платов повторял это, как заклинание.
Марьяна не собиралась больше выслушивать его лепет и тухлые оправдания прямиком из неуравновешенного пубертатного периода.
– Уходи, Стас, – отрезала она. – И больше не смей лезть ко мне со своим бредом. Уходи, я сказала.
Он помолчал, видимо, свыкаясь с фактом поражения, и тихо спросил:
– Может, ты позволишь глянуть хотя бы на её фотографии? Твоей тёти. Или на её вещи.
Марьяна покачала головой.
– Нет. Проваливай. И оставь меня и мою тётю в покое.
– Поверь, Марьяна, – тихо произнёс Платов, – мне тоже не доставляет удовольствия тебя упрашивать и что-то тебе доказывать, но нас уже втянули во всё… это.
Он снова сказал «нас», будто не мыслил себя без общества Марьяны Михайловой, будто они друзья и состоят в одной спортивной команде. Стас постоял ещё пару секунд, сверля Марьяну только ему свойственным взглядом – тяжёлым, дробящим, настойчивым – и пошёл прочь.
Среди вереницы припаркованных у подъезда автомобилей мигнул фарами серебристый седан, Платов сел за руль и завёл двигатель.
И пока машина медленно проезжала мимо Марьяны, а по асфальту шелестели шины, двор словно пробуждался от дурного сна: зашумели кусты, послышался детский заливистый смех, невыносимая жара отступила, сменившись вечерней прохладой.
Марьяна посмотрела вслед уезжающему Стасу Платову. Она надеялась, что больше никогда не увидит это ничтожество рядом с собой.
Глава 5. Обезвредить врага
Времени оставалось немного.
После встречи с Марьяной, встречи неприятной и опустошающей, Стас четыре часа просидел в машине у своего дома. Сначала искал на онлайн-карте указанный в записке новосибирский адрес, пытался понять, кто там может жить, перебирал даже самых далёких родственников, но так ни к чему и не пришёл.
Несколько раз звонила Жанна, но он не ответил. Сейчас он бы даже не смог поддержать разговора банальными «Да», «Нет», «Давай попробуем».
Он вынул из бардачка «Электронику».
Долго вертел в руках, ощупывал корпус, вытаскивал и вставлял обратно аудиокассету. Пару раз его пальцы касались кнопок и тут же собирались в кулак. Рука возвращалась на руль.
Нет, он не был готов слушать информацию из потустороннего мира. Да и сам порой сомневался в том, что вчерашним вечером видел что-то сверхъестественное. Сознание искало выход из тупика и спасалось сумбурным объяснением: магнитофон оказался в руках Стаса случайно, кто-то оставил его на полу кинотеатра – вот и всё.