Роковой соблазн

— Нет-нет. Давайте я оплачу заказ и обязательно приду к вам в другой день.

Не знаю, откуда только взялись силы произнести вежливую белиберду, что вылетела из уст. Ноги не слушать. Казалось, что я не иду, а стою на месте. Ещё немного рухну прямо здесь, на пороге кафе, и опозорюсь.

Выскочив на улицу, сделала глубокий вдох, а затем торопливо зашагала к перекрёстку. Я отсчитывала секунды, меняющиеся на светофоре, ожидая, когда загорится разрешающий свет.

«Беги не беги, а верно говорят: от себя не убежишь», — посмеялся разум.

Ну и ладно. Главное, Макс меня не заметил. В крови от встряски гулял адреналин. Зелёный человечек на табло наконец-то побежал, я поспешила вслед за ним и, перейдя дорогу, столкнулась с доктором на перекрёстке.

— Анна, вы решили меня встретить? — шутливо спросил Соколов.

— Да, то есть нет. Дмитрий Викторович, давайте пообедаем в другом месте.

Глава 30

Макс

Сидя в самолете, летевшем в Москву, я старательно искал объяснение этому путешествию. Какого чёрта отцу понадобилось звать на заседание совета «не сына»? Никаких деловых причин у него для этого не было. На фоне событий годичной давности мы разругались с ним в пух и прах окончательно. Дочь Климентьева сыграла роль двойного камня преткновения. «Приличный» светский скандал приключился по приезду родителей Жанны в клинику Сочи. Их единственное чадо впало в привычное состояние, по мнению расстроенной четы, благодаря моей чёрствости. Да как я посмел их девочку отказом от примирения огорчить?! Поддержать оскорблённых Климентьевых приехал и Романовский-старший, надеясь в последний раз образумить упёртого потомка, но не срослось.

Духовное тяготение к Анне так и осталось непонятным для Аркадия, а последующая дрянная весть, касающаяся подаренной земли, сделала нас врагами.

«Римма. Её семейная дипломатия, вот в чём кроется разгадка», — предположил, не находя иных причин, вспоминая минувшие дни…

…Когда я повёз Жанну в больницу, места себе не находил. Тревога была связана не с ней. Меня беспокоила история появления дарственной на недвижимость. Я нутром чувствовал, Жанна что-то утаила. Подозрение закралось в последний момент её истерики, и это мне предстояло выяснить.

Приехав в клинику, я надеялся, что врачи быстро приведут её в состояние душевного покоя, но этот процесс растянулся на два дня. Бросить Жанну одну, какой бы гарпией она ни была, до приезда её родителей, я просто не мог. Совесть не позволяла оставить бывшую в незнакомой больнице, да и диалог с медиками должен был вести кто-то объективный.

Почувствовав мою гуманность, в Жанне родилась надежда на возобновление наших «особенных отношений». Придуманные ею, они пришли к логической развязке без всякого нажима, чего ей очень не хотелось признавать. И хотя она видела, что путь к вторичному дублю отрезан, предпочитала не думать о «де факто» и моих человеческих желаниях. Возвращаться в Москву в полном смысле свободной она не собиралась — уж слишком пострадала бы от этого её эгоцентричная натура.

Приезда Климентьевых пришлось ждать сутки, таковы проблемы с билетами в сезон. Лишённый сотового телефона, по собственной оплошности — помогая второпях Жанне, забыл его в особняке — не мог связаться с Анной. Лишь изредка мне удавалось довольствоваться стационарным городским, но глухо. Она не отвечала на звонки.

Я считал минуты, ожидая, когда же, наконец, родители Климентьевой приедут. Появление в палате перепуганных матери и отца придали Жанне моральных сил, и кто знает, что дочь сгоряча им наговорила. Перед уходом меня атаковал сам Климентьев, когда пригласил выпить по чашечке кофе в фойе больницы.

— Как поживаешь, Макс? — в такой форме ресторатор выразил участие в проблеме дочери.

— Да так, по-разному.

— Хорошо, что ты позаботился о Жанне и не оставил её на попечение чужих людей. Хотел сказать тебе спасибо.

— Да не за что. — Я залпом выпил горький «эспрессо». Помощь Жанне оказана, общепринятый этикет соблюден — пора было выдвигаться по другим делам из больницы.

— Выходит, ты снова планируешь вернуться в Москву? — Поразительно фантазия у его чада работала.

— Пока нет. Возможно, не в этом году.

Климентьев повёл бровью и решил пошутить, что специально для меня организует фуршет в честь приезда. Он свободно завёл разговор о предстоящем сватовстве, беспечно полагая, что я, как тот Герасим, на все их обоюдные договорённости с Аркадием Борисовичем согласен. Заметив же мою холодность и безучастность к его разглагольствованиям, осторожно спросил:

— Тогда чем ты собираешься здесь заняться?

— Тогда чем ты собираешься здесь заняться?

— Новым делом. Отдам своё предпочтение лавандовому бизнесу, — ответил коротко, не посвящая его в подробности: а почему и на каком участке.

Климентьев многозначительно поднял брови. Спросить: «Ты планируешь жить в Сочи с Жанной?» он не успел. Через фойе к нам спешила его крайне взволнованная супруга. На этом дипломатия Климентьева закончилась.

— Как дочь, Катя?

Щепетильность родителей в подобной ситуации может быть оправдана. Только у Климентьевых она приобретала гипертрофированные черты.

— Уснула. Не могу смотреть на её подавленность, — вполголоса произнесла огорчённая мать. — Во всём случившемся только твоя вина, Макс, — предъявила претензию Екатерина, метнув на меня гневный взгляд. — Как ты мог довести нашу девочку до такого состояния?!

— Во всём виновата самонадеянность Жанны. Она никак не хочет понять, что всё давно закончилось. И вы поощряли её заблуждение, отправив дочь в «Лазурный Берег». Принять реальное положение вещей достойно она не смогла, — сдержано объяснил Климентьевым причину случившегося.

— И что это значит?

— Желаемой свадьбы не будет. У меня нет никах чувств к вашей дочери. Надеюсь, что вы лучше меня донесёте до неё мысль, что мы не подходим друг другу. Одержимость одного — не повод создавать заведомо никчёмный союз.

— Но как же? А как быть Жанне, когда ты приедешь в Москву? Тебе-то наплевать, что её вся тусовка засмеёт! — Да мать похлеще дочери права качала.

— В Москве меня больше ничего не держит. Не думаю, что мы пересечёмся в ближайшие пять лет. Роль моей жены в качестве провинциальной крестьянки вряд ли бы пришлась Жанне по вкусу, — успокоил несостоявшуюся тёщу, отметив, что теряю время на пустую болтологию. — Извините, но мне пора ехать.

— Конечно, пора! Довёл Жанну до ручки и в кусты! Да ещё та женщина, наверное, в дом приходила! — подала верную идею Екатерина или точно была осведомлена об этом. Не следовала даже ни на йоту верить её дочери в тот вечер. — Олег, что делать будем?

— А вот, кстати… — как дипломат отец Жанны оказался не слишком силён и предпочёл переложить груз обдумывания на другие плечи.

Истерика жены не выбила его из колеи. Климентьев лишь повернул голову. Я проследил за его взглядом. На пороге фойе стоял наблюдатель — мой отец. Большой бизнесмен следил за нами, как болельщик ведущих игроков футбола. Он три раза хлопнул в ладони, иронично поздравляя победителя в моём лице.