Роковые иллюзии

После продолжительного исследования лабораторий бюро сообщила 27 июли 1944 г., что не удалось идентифицировать почерк Александра Берга с почерком ни одного из известных подозреваемых, на которых у них имеютси досье. Все это не успокоило подозрения Соуси, считавшего, что должна же быть какая-то причина, заставлявшая исчезнувшую пару принимать такие изощренные меры, чтобы скрыть свое местонахождение и в то же время продолжать держать под контролем содержимое своего сейфа. Как показывают архивные документы ФБР, в августе 1944 года он вновь занялся этим делом вместе с Эдуардом Д. Гассаном, помощником прокурора США в Бостоне, с целью получения законного разрешения вскрыть сейф Бергов, чтобы точно установить, что записано на пленке [722] .

722

Доклад отделения ФБР в Бостоне от 6 августа 1955 г. Досье Орлова, ФБР, № 104-22869, ЗСИ.

Однако федеральный прокурор решил, что, возможно, не удастся получить судебный ордер на вскрытие сейфа, «учитывая скудность имеющейся в настоящее время информации относительно как содержимого сейфа, так и происхождения, особенно национальности, обоих субъектов». Поэтому он рекомендовал Соуси прекратить дальнейшее расследование по этому делу «с тем, что оно будет вновь открыто, как только «Пилгрим траст компа-ни» уведомит бостонское отделение о присутствии кого-либо из этих лиц в банке или как только будет известен адрес кого-нибудь из них» [723] . Орлов и не подозревал, что в какой-то момент был на волоске от разоблачения, но теперь его секреты оставались в безопасности в банковском сейфе в самом сердце финансового района Бостона.

723

Там же.

Расследование по делу Орловых как — подозреваемых немецких агентов оставалось закрытым до конца войны, поскольку никаких дополнительных наводящих сведений не поступало. «Пилгрим траст компани» сообщала в августе 1944 года, а затем в следующем году о получении чеков в счет оплаты аренды на год от Александра Берга, причем в обоих случаях это были чеки, выписанные «Юнион траст компани» в Питсбурге [724] .

Окончание войны в 1945 году положило конец действию правил, регламентирующих использование личных банковских сейфов иностранцами, и ФБР больше не интересовалось продолжением этого дела и не имело на это законного права. В течение последующих пяти лет ежегодные чеки в счет оплаты аренды от Бергов продолжали поступать в адрес банка, и сейф № 7165 оставался не вскрытым. Только 9 мая 1950 г. г-н Берг прибыл лично, чтобы изъять содержимое сейфа. Он рассчитался с банком, возвратил свои два ключа и, объясняя причину прекращения аренды, сказал, что он и его жена «больше не проживают в Бостоне» [725] .

724

Доклады отделения ФБР в Питсбурге от 26 декабря 1944 г., 11 сентября 1945 г. Serials 16,17; досье Орлова, ФБР, № 104-22869, ЗСИ.

725

Доклад отделения ФБР в Бостоне от 13 августа 1953 г. Досье № 105-1024, Serial 63, р. 5; досье Орлова, ФБР. № 104-22869, ЗСИ.

Орловы не проживали в штате Массачусетс с 1943 года, но тот факт, что он предпринял дальнюю поездку поездом из Кливленда для изъятия содержимого из сейфа, доказывает важность содержимого. Вполне вероятно, что пленка содержала копию письма Ежову. Орлову было необходимо забрать ее, так как он намеревался осуществить еще одну сенсационную перемену в своей жизни.

Глава 14 ТАЙНЫ ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

После долгах лет тайного изгнания в Соединенных Штатах Орлов намеревался выйти из укрытия и опубликовать обвинительный акт против советского террора, вынудившего его бежать для спасения своей жизни. Книга, представляющая собой автобиографию и историю сталинских чисток, должна была служить двойной цели. Помимо сенсационных разоблачений относительно зверской жестокости советского диктатора она была написана таким образом, чтобы подкрепить «легенду» Орлова о своей, карьере, которую он намеревался представить американским властям. Изображая себя скорее жертвой, чем соучастником сталинских насилий, он хотел отвлечь внимание от его собственной роли в руководстве террором НКВД в Испании.

«Тайная история преступлений Сталина» («The Secret History of Stalin's Crimes») была представлена в предисловии как расширенный вариант содержания письма с угрозой разоблачения, которое, как утверждал Орлов, ой написал Сталину в 1938 году, подробно перечислив в нем его преступления. Хотя представленный им материал носит достаточно изобличительный характер, предполагаемое его воздействие на советского диктатора является еще одним обманом Орлова. Однако, чтобы поддержать иллюзию, требовалось до публикации книги вернуть себе копию своего письма Ежову. Если предположить, что на пленке, хранящейся в его сейфе, содержалась копия письма, Орлов, несомненно, понимал, что это могло подвергнуть риску разоблачения перечисленных в нем советских агентов, включая Филби и Маклейна, а также других, возможно все еще активно действующих. Хотя шестьдесят два агента и операции перечислены в списке только под псевдонимами, над расшифровкой которых ФБР пришлось бы здорово попотеть, обнаружение оригинала письма и списка поставило бы под сомнение правдивость Орлова, его утверждение, что он действительно перебежчик, и его столь искусно разработанную легенду, которая объясняла, почему он смог шантажировать Сталина [726] .

726

Orlov. «Stalin's Crimes», предисловие.

Подобно любой другой крупной операции, инициатором которой был Орлов, его появление на сцене из тайного американского убежища было спланировано и осуществлено с точным соблюдением всех деталей. На самом деле выбор времени для его появления на свет был обусловлен финансовыми соображениями. Эти соображения он начал учитывать еще задолго до 1950 года, поскольку, несмотря на экономное ведение хозяйства его женой Марией, их денежный резерв в 22 800 долларов сократился к концу 40-х годов до нескольких тысяч долларов. Орлов к тому времени был слишком стар, чтобы начать делать вторую карьеру. Его прежние надежды найти работу в коммерческой администрации после окончания 15 июня 1945 г. «Дайк энд Спенсериан колледжа» в Кливленде разбились после окончания войны. Переход от военной службы к гражданской работе был нелегким делом даже для демобилизованного американского офицера, не говоря уже о пятидесятилетнем бывшем советском генерале, которому пришлось бы конкурировать с массой более молодых мужчин, возвращающихся из армии и претендующих на рабочие места на гражданской службе.

В 1945 году Орловы подсчитали, что денег им хватит всего на пять лет с небольшим, а за это время они должны были найти какой-то другой источник дохода. Обеспечить себе пенсию, став платным осведомителем ФБР, Орлову было не по его характеру. Он оставался преданным делу революции и сохранял лояльность по отношению к своим агентам, которых завербовал и которыми руководил. Правда, ему были известны и не столь серьезные секреты, которые можно было превратить в звонкую монету, обратившись к писательскому делу, не поступаясь при этом своими принципами и не подвергая риску разоблачения созданные им шпионские сети, которые, как он предполагал, возможно, еще продолжали функционировать. Но Орлов никогда не имел намерения с полной откровенностью раскрывать свою роль в советских шпионских операциях, как это сделал Кривицкий в своей книге «Я был агентом Сталина» («I was Stalin's Agent»), поскольку это нарушило бы договор, который он заключил в 1938 году.

Вскоре после окончания войны Орлов начал собирать воедино свои собственные воспоминания о том, что он узнал о «великой чистке». В них он тщательно избегал упоминания о своем собственном вкладе в превращение аппарата советской тайной полиций в грозное орудие внутреннего подавления и международного шпионажа. Целью его труда, как он ее сформулировал в предисловии к книге, было разоблачение Сталина и создание для истории документа «о преступлениях, совершенных им ради приобретения личной власти, о сфальсифицированных судебных процессах, организованных им против лидеров революции, и о его отношениях с ближайшими друзьями, уничтожить которых он замышлял» [727] .

727

Ibid., p. x.

Опираясь на свою поразительную, «острую как лезвие бритвы», память, Орлов намеревался создать изобличительный документ, являющийся обвинительным актом против Сталина. Он должен был быть достаточно детализированным и скандальным, с целью придания большей достоверности его утверждению, что Сталин предпочел отступить перед его шантажом, чем позволить ему разоблачить столь ужасные тайны. Хотя Орлов бегло говорил по-английски, он предпочитал писать черновую рукопись своим размашистым почерком по-русски. В своей лейквудской квартире и в библиотеке «Уайт Мемориал» в Кливленде он трудился месяцами, делая выписки и анализируя опубликованные труды по советской истории, чтобы придать достоверность собственной работе. Все написанное Орловым за день каждую ночь перепечатывалось преданной женой Марией на специально приобретенной для этой цели пишущей машинке с русским шрифтом. Начав с истории убийства Кирова в 1934 году, Орлов намеревался объяснить, каким образом Сталин спровоцировал убийство потенциального соперника, чтобы получить предлог для начала «чистки» своих противников. Он описывал, как из большевистских лидеров старой гвардии выбивали ложные признания для того, чтобы сделать их центральными фигурами в целой серии показательных судебных процессов. В свою очередь, эти процессы служили оправданием для «охоты на ведьм», начавшейся в отношении предателей и троцкистов, которая привела к ликвидации тысяч людей. В предисловии и на протяжении всей книги Орлов изо всех сил старался подчеркнуть достоверность обвинения, которое основывалось на его собственных знаниях и на рассказах очевидцев из числа его товарищей из НКВД, но не было подкреплено никакими документами.

«Я записывал указания, которые Сталин лично давал начальникам НКВД на совещаниях в Кремле, — писал Орлов, подчеркивая подлинность и точность написанного. — Я записал личные переговоры Сталина с некоторыми из его жертв и слова, действительно сказанные обреченными людьми в Лубянской тюрьме. Я узнал эти тщательно охраняемые секреты от самих следователей НКВД; некоторые из них в прошлом были моими подчиненными» [728] .

«Тайная история сталинских преступлений», содержащая внушающий ужас перечень страшных подробностей, рассказывает, как коварный и безжалостный тиран использовал НКВД в качестве орудия укрепления все расширяющегося царства террора. Он показал, как Сталин осуществлял чистку рядов сначала Политбюро, потом Красной Армии, а затем аппарата тайной полиции. «Для совершения этих ужасных преступлений Сталину требовались верные пособники из числа офицеров НКВД, — писал Орлов. — Число его соучастников продолжало увеличиваться, и Сталин, заботясь о своем имени в истории и стремясь скрыть от мира свои преступления, решил в 1937 году уничтожить всех своих верных помощников, чтобы никто из них, пережив его, не смог свидетельствовать против него» [729] .

728

Ibid.

729

Ibid.

Орлов позаботился о том, чтобы изобразить себя не как соучастника, а как одну из намеченных Сталиным жертв, но жертвой, которая осталась в живых, чтобы запечатлеть на скрижалях истории свои мрачные свидетельские показания. Сам Орлов избежал расправы летом 1938 года, когда Сталин через своего приспешника Ежова организовал ликвидацию «почти всего командного состава НКВД», а также тысяч его товарищей-офицеров, которые, «возможно, могли узнать тайны его преступлений». Отвести себе роль скорее пассивного свидетеля чудовищной тирании Сталина, чем активного участника, было необходимо для той цели, которую преследовал Орлов. Для этого требовалось соблюсти тонкое равновесие между правдой и вымыслом, поскольку достоверность его собственного повествования основывалась на знании изнутри аппарата советской тайной полиции, которое он мог бы иметь лишь в том случае, если бы сам играл существенную роль в его операциях. Будучи высокопоставленным офицером НКВД, знавшим Сталина с 1924 года, он был его личным консультантом по вопросам разведки в 1935–1936 годах, а также послушно и безжалостно осуществлял чистку троцкистской оппозиции в Испании. Поэтому Орлову пришлось скрывать степень своего соучастия как пособника тирании советского диктатора.