Роковые таблички

– Бригадир-то? Конечно, пожертвует. Бригадир у нас мужик ого-го! Главное, чтоб после него у тебя на остальных, желающих пайкой поделиться, силы остались. У нас ведь тут ещё восемь человек скучают без слабого пола. А этот один десятерых стоит, - балагур противно хохотнув, указал на Максима. Он, в свою очередь, ответил шутнику таким выразительным взглядом, что тот едва не подавился своей ухмылкой. Поняв, что переборщил с остроумием, Антоныч, развёл руками, вроде: «неудачно пошутил – исправлюсь».

Максим примирительно положил ему на плечо руку, сжав её немного сильнее, чем стоило бы, будто желая напомнить: «шути, но знай меру». Потом он приветливо улыбнулся девице:

– А ведь, и в самом деле, как с остальными?

– Никаких проблем. Сколько мужчин – столько еды. Я выносливая, - соблазнительница блеснула рядом неровных зубов в приветливой улыбке. Максим понял, что мужчинам-пильщикам стоит озвучить заманчивое предложение этой снежной «феи». Ведь, в его бригаде все, как один, люди были неженатые и без постоянных подруг. Нет, женщины в лагере были, но либо почтенного возраста, вроде Анастасии Егоровны из больницы, либо распределены по парам. А за соблюдением супружеской верности Ведущий следил строжайшим образом. Нарушителей ожидало изгнание из общины. Сам-то Вождь имел подле себя аж трёх «наложниц», но ему это позволяла «мудрость Леших». Она ему вообще многое позволяла.

Максим сделал нарочито галантный жест в сторону, где за снежной пеленой скрывался их маленький лагерь. Женщина последовала в указанном направлении, плавно покачивая всё ещё роскошными, невзирая даже на излишнюю худобу, бёдрами. Проходя в опасной близости от Максима, она, будто случайно споткнувшись, прижалась к нему. Нежное тепло её упругого тела подобно кипятку ожгло Макса, невзирая на несколько слоёв толстой одежды.

– Ведите, мужчины, - тихо, почти шёпотом, выдохнула гостья. Максим, вместе с Антонычем, как зачарованные двинулись за ней. Женщина оказалась довольно общительной, и, пока они втроём шли к костру, не смолкала ни на мгновение. Её, как оказалось, звали Марина. Почти три дня она не видела нормальной еды. Именно три дня назад она покинула небольшой город, и с тех пор так никого и не встретила, за исключением мелких шаек полумёртвых от истощения людей. Их она благоразумно обходила стороной, прекрасно понимая, что прибыли с таких не дождешься, а в беду попасть можно запросто.

Максим недоверчиво поинтересовался:

– Так ты, Марина, что – в одиночестве путешествуешь? Что-то не верится.

– И правильно, что не верится. Разве одна женщина выживет в такое время вдали от людей? Нет. Вот и я с приятелем путешествую.

– И где он, приятель твой?
– с настороженным видом подключился к разговору Антоныч. Его руки вновь потянулись к двустволке. Марина, улыбнувшись и сверкнув искрами глаз, успокаивающе прощебетала:

– Да, успокойтесь. Он ждёт меня в условленном месте и мешать не намерен. Ждёт с едой. Ведь ночью же он ничего не сделал, и сейчас не станет, - заметив, как удивлённо вытянулись лица собеседников, тут же пояснила:

– А как вы думаете? Ближе к вечеру мы дымок заметили, и пошли в его сторону. Ночью мой друг подкрался к вашему лагерю, и понаблюдал. А вдруг это не вы оказались бы, а какие-нибудь бродяги, которые последний ботинок догрызают. А то и вовсе – людоеды.

Максим с Антонычем не решились оспорить её доводы, и предложили познакомиться с остальными общинниками. Те восприняли предложение Марины с вполне ожидаемым энтузиазмом. Решили установить очередность. Мужики, сгрудившись в кружок, негромко переговаривались. Максим со стороны слышал лишь неровный гул, как от осиного гнезда, упавшего в металлический бак.

Максим в общем разговоре не участвовал. Что скрывать, он с трудом держал себя в руках, глядя на Марину. Мужское естество толкало его к ней, подстрекая прижать к себе, оглаживать соблазнительные изгибы её нежного тела, и извергнуться накопившейся страстью в, манящий влажным огнём сокровенный центр женского существа.

Максим тряхнул головой, отгоняя натиск животного вожделения. Он не собирался, невзирая на соблазн, закрывать в душе плотной завесой светлый образ его любимой Ольги. Пусть на короткое время, пусть под влиянием нестерпимой телесной жажды – он не собирался этого делать.

Пусть мужики расслабятся, а он возьмёт пилку, и стравит нестерпимое давление, сломав несколько полотен о прочнейшую сталь. Но мужики, закончив своё маленькое собрание, обступили его. Антоныч вышел вперёд, и, поглядывая на Марину, обратился к Максиму:

– Мы тут посовещались немного - в общем, решили жребий бросить. Но это мы, а ты, бригадир, первый должен идти, без вопросов. Ты мужик честный, гонором бесполезным не давишь. С тобой работать – одно удовольствие. Так что, в знак признания, уступаем тебе право первого без всякого жребия. Вот, значит, слава Лешим, действуй!

Общинники одобрительно загудели. Максим открыл было рот, чтобы отказаться от особой привилегии, но вовремя передумал. Неожиданно он понял, что стоит перед нелёгким выбором. С одной стороны, он не собирается предавать свою невесту, потакая своему животному позыву. В конце-концов, с этой телесной тягой он сможет справиться, подавив её усилием воли или заглушив тяжёлой работой.

Однако, с другой стороны, бригада выказала ему безусловное доверие, и если он станет отказываться от этого «подарка», мужики наверняка не поймут. Ссылки на верность своей невесте вряд ли убедят их. Жизненный опыт большинства мужчин диктует, что верность – не более чем миф, романтическая иллюзия для старшеклассниц. И его, зрелого мужика, отказ они объяснят высокомерием, слабостью, робостью – да, чем угодно, только не глубочайшей привязанностью к незнакомой им женщине.

Мужики вряд ли согласятся слушать слабого или высокомерного бригадира. Максим по глазам общинников догадался, что в эту секунду каждый из них решает для себя – настолько ли бесспорен авторитет бригадира. И он нутром почувствовал, что авторитет его в эти секунды ощутимо задрожал, как осенний лист на холодном ветру.

Максим пробежал взглядом по лицам пильщиков и стрелков, и подумал про себя: «Да что случится, если я на время спущусь с Маринкой в землянку? С ней, наверняка, можно договориться, чтоб держала язык за зубами. А свечку нам никто держать не будет». Мысль показалась Максу вполне здравой, обещающей лёгкое решение возникшей проблемы. Он дружески хлопнул по ближайшему плечу, и громко, не без бравады, сказал:

– Вот уж, спасибо, мужики – порадовали! Я вам этого не забуду, - он хотел ещё что-то сказать, но Марина уже тянула его за рукав к землянке. И, что уж тут лукавить, какая-то часть внутреннего «Я» Максима безудержно ликовала. Ну, а как же – члены его бригады отчётливо дали понять, что признают его безусловное первенство. И признают не по указке Ведущего, а по внутреннему убеждению.

И ещё – изумительно красивая женщина увлекает его за собой с неподдельным энтузиазмом. Конечно, всем ясно, что делает она это отнюдь не бескорыстно. Однако, выглядит всё так, будто она не в силах справиться с неожиданным влечением. Вроде как, душу её беспощадно полощет стихия необузданной страсти, порождённая близостью такого мужика, как Макс.

«А что, может она предпочитает в дело вместе с телом и душу вкладывать», - рассуждал Максим, спускаясь в лаз землянки. В земляном нутре убежища, кто-то уже предусмотрительно разжёг свечные огарки в старых консервных жестянках. Эти неприглядные источники коптящего пламени несли универсальную миссию. Они давали свет. Слабо, но уверенно обогревали тесное подземелье. И, что немаловажно, их трепетные отсветы на неровных стенках, рождали ощущение романтичной отрешённости и покоя, оставшихся лишь в воспоминаниях о прошлом.