Роковые таблички

Максим ещё раз глубоко вдохнул морозный воздух, желая остудить полыхнувший внутри жар. Он горел изнутри, с нетерпением ожидая выхода из лагеря. Ведь, чем раньше они выйдут, тем скорее он окажется в логове головорезов, где, возможно, томилась в плену его невеста. А вдруг, он сможет увидеть её? Кто знает, могло же случиться так, что ей удалось скрыться в неразберихе боя, и она до сих пор прячется в покинутом людьми городке?

Ведущий набрал настолько большую команду, что подготовка к выходу из лагеря затянулась почти на сутки. Не хватило на всех и снегоступов, которые срочно пришлось изготовить в столярной мастерской общины. Распределение топлива и продуктов по заплечным мешкам тоже проходило суетно, и не так быстро, как хотелось бы.

Максим, обуреваемый нетерпением, собрался быстрее других, благо не в первый раз уходил на несколько дней в поиск. И теперь бегал по лагерю, подгоняя остальных и помогая им укладывать большие рюкзаки. Но собрались все только затемно, и Ведущий перенёс выход на следующее утро.

Максим полночи ворочался, не в силах уснуть. Он всё представлял, как в незнакомом городе со следами побоища, из потайного подвала выйдет ему навстречу Ольга. Он так и видел её, всё такой же свежей и жизнерадостной, будто они расстались только вчера, и не было обжигающего сумасшествия последних месяцев. Всё ночь перед его глазами разыгрывалась эта заманчивая сцена, и каждый раз Максим стремился к своей возлюбленной раскрыв руки для объятий. И когда он почти коснулся рук любимой, земля под ногами затряслась, задрожала так, что его голова принялась мотаться, как воздушный шарик на нитке в сильный ветер.

Максим чувствовал, что его шейные позвонки вот-вот хрустнут, не выдержав напряжения, но он продолжал двигаться к Ольге. Он делал шаг за шагом, пока не увидел, как любимый силуэт пропадает, искажается, темнеет. Послышался раздражённый голос.

– Макс, да просыпайся же ты. Вставай, да вставай же.

Максим понял, что заснул, и не услышал сигнал к подъёму. Над ним склонился Антоныч, который бесцеремонно тряс его за плечи, и орал, чуть ли не в ухо:

– Просыпайся, выходить пора. Тебя одного ждут.

Максим приподнялся на койке, растирая виски пальцами.

– Вот так заснул! Что, правда, только меня ждут?

– Тьфу, проснулся, слава Лешим! Через десять минут выходим. Все уже у ворот выстроились. Давай, одевайся, хватай рюкзак, и бегом к выходу, - Антоныч кинул в руки Максу ком одежды, и выбежал из барака.

Максим догнал колонну поисковиков, когда караульные уже собирались закрывать за ними тяжёлые створки ворот. Тяжело переваливаясь на снегоступах по снегу, как рождественский гусь, он уже догнал поисковую команду, когда услышал за спиной знакомый до омерзения голос.

– Когда ты бежишь в этой одежде по снегу, ты похож на перекормленного кабана. Так и хочется пристрелить тебя на мясо.

Максим обернулся.

– Стрелять в спину – это в твоём обычае, Топор. А ты куда собрался со снайперской винтовкой? Уж не ворон ли пострелять?

Топор усмехнулся как-то по-шакальи. Хотя Максим не был уверен, так ли усмехаются шакалы, и смеются ли вообще, но усмешка Топора не сулила ничего хорошего.

– Я с вами иду, в дальний поиск. Ведущий на эту операцию большие надежды возлагает, как видишь. А где большие дела, там и я. Что-то, я смотрю, тебе не очень то радостно. Это правильно. Я бы на твоём месте далеко от остальных не уходил. Я такой случай точно не упущу, - Топор красноречиво огладил сухонькими пальцами приклад винтовки.

Максима, как всегда, крайне раздражала излишняя самоуверенность этого худосочного сморчка. Он, превозмогая бешенство, выдавил в ответ сквозь зубы:

– Спасибо, что предупредил. Только, и для меня случай может подвернуться, не забывай.

Хищная улыбка слетела с лица Топора, как узкокрылый ночной мотылёк с трухлявого пня.

– Ладно, иди. Твоё счастье, что свидетелей многовато, - он сомкнул тоненькие губы, и недруги поспешили вслед за поисковой командой.

Колонна двигалась медленно, так как приходилось постоянно ждать отстающих – были ведь те, кто обычно выполнял работы в лагере, и не привык к долгим переходам. Зато большое число идущих служило залогом спокойствия и безопасности. Всё потому, что мелкие банды голодных каннибалов, боялись даже высунуться при виде такой армады.

Но это днём, а ночью о спокойствии можно было забыть. Бригадиром в этот раз был назначен Ярослав, которому Ведущий доверял наиболее важные дела. Максим не был уверен, настоящее ли это имя, или прозвище, которое этот мужик с густыми чёрными усами взял, чтобы считать себя этаким князем, но иначе его никто и не называл. Так вот, Ярослав каждую ночь выставлял усиленные караулы. Вокруг палаточного лагеря всю ночь жгли костры, но всё равно еженощно звучали выстрелы, а по утрам на снегу виднелись пятна бурой крови.

Было ясно, что под покровом ночи, людоеды, совершенно лишались разума и страха от голода. Их уже не пугала уже сильная охрана. Они, подкрадывались к лагерю, надеясь под покровом тьмы умыкнуть сонного общинника, чтобы насытиться его мясом. Но караульные не зевали, и каннибалам приходилось довольствоваться иссохшей плотью своих подстреленных родных и друзей.

И каждый член поисковой команды, при свете дня замечая вдали силуэты трясущихся оборванцев, содрогался от омерзения. Никакой жалости эти полузвери вызвать не могли – лишь чувство острой брезгливости, как грызущие мертвецов крысы. С каждым днём пути, этих людоедских шаек становилось заметно больше. Было похоже. Что они следуют в одном направлении с поисковиками лесопоклонников.

Видимо, бой в городке головорезов был, и в самом деле, кровавый. И каннибалы, как мерзкие черви-трупоеды сползались к этой общей могиле, чтобы полакомиться замороженной человечинкой. Когда, на четвёртый день пути, поисковая команда вышла к реке, а потом, вдоль берега, и к городу, всем стало предельно ясно, что предположения насчёт фатальности стычки были более чем верны.

Окраина городка встретила общинников остывшими домиками, присыпанными снегом. Лесопоклонники вошли на холодные улицы, спугнув стаю разжиревшего воронья. Кто-то громко сострил:

– Жирные вороны – богатый город!

Шутку подхватили в разных концах колонны, тыча пальцами в чёрные пятна птиц на сером небе. Шутка звучала на разные голоса, пока не рассыпалась безжизненными, быстро утихшими смешками.

Совсем скоро поисковый отряд столкнулся с главным богатством безлюдного городка, с тем самым, что стало причиной небывалой упитанности ворон. На железобетонном обелиске фонарного столба болталось мёртвое тело. Труп, промёрзший насквозь и увешанный наплывами льда, был исклёван до полной неузнаваемости. То есть, если бы кто и знал этого висельника при жизни, после того, как он был потравлен вороньими клювами, ни единой знакомой черты уже усмотреть не смогли бы.

Кто-то предусмотрительно подвесил мертвеца повыше, чтобы до его замороженной плоти не смогли добраться ни псы, ни волки, ни слабосильные каннибалы. Похоже, мертвец висел в относительной недоступности в назидание другим. Истинность этого предположения подкреплялась громоздкой фанерной табличкой, подвешенной на груди покойного.

Но неизвестный вешатель не взял в расчет вороньё, которое не пугала высота. Эти хитрые птицы поработали на славу не только с самим трупом, но и, заодно, с фанеркой. Эта самопальная вывеска была густо заляпана бурой жижей, вперемешку с едкими птичьими фекалиями. Прочитать что-либо было совершенно невозможно.