Роковые таблички

Невероятные усилия потребовались Максиму, чтобы не начать извиваться по полу от изуверской боли и страшного удушья. Но он вытерпел, исполинским напряжением воли изображая полное бесчувствие.

Шаги стали удаляться.

– Порядок, родная. Клиент жив, но в глубочайшей отключке. Пошли спать, а то я в обмороки щас начну падать.

Дверь захлопнулась. Максим подождал, пока скрип половиц и приглушённые голоса не закончатся хлопком ещё одной двери. Лишь после этого, он приподнялся на локте, вынимая из раны в боку жестяную крышку, прикусив при этом губу до крови, чтобы не застонать. Много времени ушло на то, чтобы восстановить дыхание, стараясь при этом не шуметь. Но, всё равно, каждый вдох давался невероятно тяжело и болезненно. Похоже, мерзавец сломал-таки ему ребро, а может и не одно.

Всё! Нет больше времени жалеть себя – пора работать. И Максим принялся короткими, но частыми движениями елозить верёвкой, стянувшей запястья, по краю баночной крышки. Зазубрены были невероятно остры, но, видимо недостаточно, чтобы быстро разрезать прочную верёвку.

Было до жути неудобно нависать спиной над импровизированной пилой. Неудобно и больно, учитывая последствия жестоких побоев. Но Максим останавливался лишь на минутный отдых и продолжал пилить. Ему чудилось, что он слышит, как лопается очередное волоконце, зацепившись за зазубрину крышки. Иногда, ему казалось, что он засыпает, продолжая при этом резать верёвку, и просыпается, не прекращая этого дела.

Жутко ныла поясница, саднило расцарапанныезапястья, каждый вдох отдавался страшным уколом в боку. В том месте головы, куда пришёлся первый роковой удар, появилось ощущение, будто под кожу вшили свинцовый шар размером с теннисный мяч – кожа натянулась и грозила лопнуть при первом же неловком движении. Однако, Максим продолжал скрести набухшими от крови верёвками по острой железке.

Сколько прошло времени, он не знал –постоянно выпадал из сознания то на секунды, то на несколько минут. Но за окнами было уже достаточно светло, когда путы, наконец, окончательно порвались, и он смог размять затёкшие кисти рук. Кровь снова хлынула в посиневшие пальцы и пережатые запястья, заставляя Максима крепче стиснуть зубы от нестерпимого зуда.

Но теперь было намного легче терпеть боль – ведь он сумел избавиться от позорной привязи и мог передвигаться по комнате. Верёвочные лохмотья остались болтаться на одной из чугунных секций отопительной батареи. Осталось освободить ноги. Максиму было плохо до жути, но он не мог позволить себе лечь и отдохнуть. Он понимал, что минутная передышка в его состоянии может легко перейти в глубокий, сродни обмороку, сон.

Нужно было спешить, пока за стеной все спали. Максим опираясь на локти и колени, неуклюже дополз до угла, в котором он когда-то заметил пустую бутылку. Есть! В куче старой ветоши, в самом деле, нашлась стеклянная посудина, вымазанная чем-то липким. Замотав бутылку в тряпьё, Максим локтем, что есть силы ткнул в этот свёрток. Послышался характерный хруст. Максим вытащил из тряпичного кокона бутылочное горлышко, обрамлённое острыми, как лезвие бритвы, краями.

Этим подобием ножа он за несколько минут освободил свои ноги. Отпихнув обрывки верёвок, он с трудом поднялся с пола. Максим ухватился за стенку, так как жутко кружилась голова. Но он уже не обращал внимания на боль, на слабость и головокружение. Свободен! Он смог освободить себя до того, как бандиты проснутся. Теперь надо быстро покинуть здание, пока есть время.

Максим знал, что дверь можно было закрыть только изнутри. Доковыляв до неё он аккуратно, чтобы не скрипнуть петлями, приоткрыл дверь, и шагнул в пустой коридор. Каждый шаг давался с огромным трудом, но Максим добрался до выхода довольно быстро. Однако, потянув засов, он остановился. Просто уйти, и всё? Оставить всё этим уродам, и простить боль, раны и унижение? «Ну, нет, выродки – я вам устрою приятное пробуждение», - в мозгу Максима неожиданно возник план мести.

Он похлопал по карману куртки – спички на месте. Пересилив естественное желание бежать подальше от опасности, Максим зашагал обратно к своему бывшему убежищу. «Спите, гады, а я вам подарок приготовлю», - твердил про себя Максим, как речёвку. С этой мыслью он ходил по коридорам и классам, собирая тряпьё, бумагу и всё, что способно гореть, и что не успело ещё оказаться в его печи.

Потом он спустился в подвальную кладовку, где давно заприметил полки с мутными склянками, и банками, заляпанными краской. Обнаружив среди этих посудин бутылки с растворителем, он прихватил парочку. С детства остались яркие воспоминания, как резво горит эта зловонная жидкость. В том же подвале Максим взял и тяжёлый лом для колки льда.

Поднявшись наверх, ломиком Максим плотно подпёр дверь, лишив своих обидчиков возможности вырваться из комнаты. Потом, стараясь не шуметь, натаскал под дверь весь собранный мусор, способный гореть. Ворох получился завидный. Максим примерился – почти по грудь высотой вышла куча. Максим вылил на тряпки обе бутылки растворителя.

Пред тем, как запалить дымный костёр, Максим прислушался – за дверью было тихо, если не считать редкого покашливания, да чьего-то пронзительного храпа. Оно и понятно – несмотря на неважное состояние, Макс успел подготовить своё возмездие менее, чем за час. Этого маловато, чтоб хорошо выспаться.

«Счастливо выспаться, идиоты», - прошептал с ухмылкой Максим, и полыхнул спичкой. Подпалив край бумажного кома, мужчина метнул яркий огонёк на тряпку, смоченную горючим растворителем. Огонь занялся сразу, будто раздуваемый жаждой мести, которой был охвачен побитый поджигатель.

Убедившись, что пламя само по себе не угаснет, Максим пошёл к выходу. Дверь обидчикам не поддастся, а вот со стороны окна вполне можно ожидать желающих спасения. Кто останется в комнате, если и не сгорит, то дыма наглотается точно. Собирая топливо для своего «аутодафе», Максим загодя присмотрел в подвале молоток. Теперь он прихватил его на случай, если кто сможет выбить фанерные щиты, закрывавшие окна комнаты. Молотком он сможет орудовать быстрее, чем тяжёлым ломом.

Уже у самого выхода он расслышал, как сверху доносятся истошные вопли и ругань вперемешку с удушающим кашлем, и град отчаянных ударов по пылающей двери. Максим от радости на мгновение даже позабыл о боли. Улыбаясь во весь рот, и щурясь заплывшими, слезящимися глазами, он вышел под окна. Из форточки, в которую он когда-то вмонтировал печную трубу, валили мощные клубы фиолетово-серого дыма.

Один из фанерных листов сотрясался под отчаянными ударами изнутри. Похоже, постояльцы уже поняли, что вырваться из, превратившейся в пекло, комнаты через дверь – затея безнадёжная. Максиму внезапно стало весело, и он решил поделиться этой радостью с задыхающейся в дыму компанией.

– Дышите глубже, гости дорогие!

В ответ из-за фанеры донёсся поток отборной брани и страшных угроз. Максим рассмеялся, зажав локтем больное ребро. Ради того, чтобы враги перед мучительной смертью услышали его смех, он готов был потерпеть колющую боль в боку. Но, похоже, ликование его было несколько преждевременным – кусок фанеры, не устояв под натиском ударов, выскочил из рамы, и, в облаке из осколков оконного стекла, хлопнулся на почерневший весенний снег.

В проём окна хлынул густой поток плотного дыма, сквозь который протискивались человеческие фигуры. Бандиты сейчас казались Максиму какими-то гротескными персонажами из простенькой комедии времён первых немых кинолент. Кашляя, отхаркиваясь и постоянно утирая слёзы с распухших, красных глаз, они старались высунуться подальше в окно, поближе к свежему воздуху. При этом шла непрерывная, и комично неуклюжая борьба за место у окна. В ход шли кулаки, ноги, зубы, ногти – весь небогатый арсенал, которым наградила природа свой мягкотелый, прямоходящий венец – человека.

Максим поймал себя на крамольной мысли, что радуется страданиям задыхающихся в дыму людей. Это, возможно, не так, чтобы совсем правильно с точки зрения просвещённого гуманизма, но… какого чёрта – эти твари едва не покалечили его. А может, и вовсе планировали съесть в ближайшее время. Так что, о каком всепрощении можно говорить – пусть подыхают. Максим самодовольно улыбался, любуясь отчаянной вознёй на подоконнике второго этажа.

Однако, радоваться в одиночку – это совсем не тот накал положительных эмоций, которого ожидал Максим. Он решил обратить на себя внимание обитателей устроенной им коптильни, чтобы поделиться с ними своим счастьем. Выломав из сугроба твёрдый кусок ноздреватого снега, Максим примерился, и лихо метнул его в дымящееся окно.