Роковые таблички

Он сам не ожидал такой невероятной точности от первого же броска, но грязный комок хлёстко влетел прямо в измазанное сажей лошадиное лицо одного из мерзавцев. Мёрзлый ком рассыпался мелкими искрами. Принявший порцию жёсткого снега в лицо, громко ойкнул, выругался и стал отчаянно тереть глаза. Под носом мужика проросли тёмные полоски кровяных ручейков. Максима это развеселило ещё больше.

– Что, жлоб, не выспался. Нравится моё жилище? Так в нём и оставайтесь. Навсегда.

Мужик, «раненный» снегом, заметив Максима, злобно ощерился:

– Это ты, гадёныш! Надо было тебя добить вчера, - и, обернувшись к приятелям, пытавшимся оттеснить его от окна, добавил:

– Кто из вас, дебилов, его связывал? Кадык вырву!

Максим снова попытался обратить на себя внимание:

– Ладно, неудачники, не ругайтесь – лучше поцелуйтесь на прощание. Скоро ваши копчёные рёбрышки станут блюдом недели для местных людоедов. Гордитесь.

Его собеседник, и без того красный лицом от вдыхания ядовитого дыма, теперь совершенно побагровел от злости.

– Стой, сволочь, никуда не уходи. Я сейчас, - и, задержав дыхание, нырнул в черноту дымной завесы, которая начала уже подсвечиваться язычками пламени.

Максим на секунду задумался: «Интересно, что может означать это « я сейчас»? Но быстро сообразил, что у этих ребят остался его дробовик. Он не стал дожидаться подтверждения своей догадки, и решил понаблюдать за окном из-за ближайшего угла. И едва он успел скрыться за стеной здания, как прогремел выстрел, сопровождаемый яростным воплем с нотками разочарования. Максим едва сдерживал злорадный смех. Разумеется, не оттого, что мог ранить чувства стрелявшего, а лишь затем, чтобы не беспокоить лишний раз свои сломанные рёбра.

Вопль стал громче, разделился на разные голоса, но ярость в интонации быстро сменилась ужасом и отчаянием.

– Комната горит, братцы! Пропали мы, надо прыгать.

– Ты чего, бугай стукнутый, парашют в кармане таскаешь? Мы же ноги переломаем.

– Ну и задыхайтесь тут, бараны, а меня уже огонь за пятки кусает. Долго здесь не высидишь.

Максим выглянул из-за угла, желая посмотреть, как его враги будут прыгать с высоты второго этажа на обледенелый газон. Тот здоровяк, что держал в руках дробовик, высунул голову из облака дыма, и поводил по сторонам слезящимися глазами. Должно быть его, Максима, высматривал. Но, похоже, не углядел, потому что, ухватив дробовик за самое дуло, и слегка раскачав, бросил его так, чтобы ружьё мягко приземлилось на голые ветки маленького куста.

Потом мужик неуклюже вскарабкался на подоконник, и, развернувшись задом к улице, принялся одну за другой опускать вниз ноги. Максим посмотрел на боязливые попытки его обидчика спасти свою никчёмную жизнь, потом перевёл взгляд на ружьё, повисшее на тонких ветках. Можно успеть, надо успеть!

Максим покрепче сжал в руке рукоять молотка, и, не выпуская из поля зрения повисшего на руках грузного мародёра, бросился к ружью. И он успел. Смог ухватить приклад дробовика, как раз в тот момент, когда мужик грохнулся на землю. Именно грохнулся, так как после падения не смог устоять на ногах, и с размаху приложился ягодицами о мокрый лёд.

Максим даже со спины заметил, что упавшему трудно дышать. Да, что там – Макс будто сам ощутил силу удара о мёрзлую землю. Но на то, чтоб отдышаться много времени не потребуется – Максим прекрасно понимал это, и крепче сжал приклад ружья. Но тут же поменял решение. Сделав несколько быстрых шагов в сторону сидящего на земле мужчины, Максим со всего маху опустил на спутанные, сальные волосы свой молоток.

Звук от удара был звонким, как от сухого дерева. Наивно полагая, что одного такого удара будет вполне достаточно, Максим ждал, когда же здоровяк затихнет у его ног. Максим чётко видел вмятину на черепе, которая быстро наполнялась кровью. Однако, мужик заревел, как раненный медведь, и стал медленно поворачиваться к Максиму. Тот принялся по-новой наносить жесточайшие удары. Один, другой, третий… и так до тех пор, пока обмякшее тело не распласталось, как мешок старого тряпья.

Не успел Максим утереть со лба капельки пота, как над головой прозвучал плачущий женский голос:

– Жорик, ну что, получилось? Ты меня поймаешь? Здесь уже невозможно жарко. Задыхаюсь.

Конечно, Максим сразу узнал этот голос, и даже жалобные интонации были всё те же. «Похоже, она и в жизни так общается, а не только, когда требуется простачка выманить», - решил он. Вслух же, стараясь унять нотки волнения в голосе(как-никак, человека только что убил), он крикнул:

– Конечно, поймаю, крошка, с превеликой радостью.

Максим посмотрел в слезящиеся глазки дамочки, благодаря которой едва не лишился жизни. Потом он поманил её окровавленным молотком. Девица скрылась в дыму, и её место в окне заняла отвратительная, почерневшая от сажи, физиономия. Рожа злобно оскалилась. Максим направил дуло дробовика точно на одну линию с переносицей наглеца.

– Спрячься, чёртов подгузник. Я с дамой беседовал, и тебя не приглашал.

Чумазый бандит попытался плюнуть на голову Максу, но, похоже, от дыма и жара слюна в его рту высохла. Однако, сам жест Максиму очень не понравился. Грязная рожа решила не останавливаться, и распахнула кривозубую пасть:

– Да пошёл ты, козлина. Я спущусь и на ремни тебя порежу. Я тебя жрать по куску буду, и заставлю на это смотреть. Я…

Максим пожал плечами, и надавил на спуск. Хлопок выстрела, истошный вопль наверху – и, рассыпавшееся кровавыми лохмотьями лицо, скрылось в чёрно-оранжевом аду пылающей комнаты. Ему на смену тут же высунулась до смерти перепуганная девица.

– Не стреляй, умоляю, убери пушку. Мы уже почти задохнулись, у нас волдыри от ожогов, нас рвёт постоянно так, что сердце почти через горло вылазит. Ещё полчаса, и ту одни головешки останутся. Дай нам спуститься – мы всё для тебя сделаем. Пожалей нас.

Максим в ответ молча помотал головой, давая понять, что жалеть никого не планирует. Конечно, он на мгновение всё же почувствовал некоторую жалость к запертым в душегубке людям – что ни говори, а девчонка хороша, как актриса. Убеждать она умеет. Но мгновение, на то и мгновение, что быстро заканчивается, уступая следующему. А в следующий миг Максим снова вспомнил боль и унижение прошедшей ночи. Нет, ребята, такое прощать нельзя.

Вдруг из комнаты раздался ужасающий, звериный рёв. Грязная лапа откинула женщину от окна, и в следующую секунду в проём выпрыгнул мужик, размахивая огромным тесаком. На что он рассчитывал, непонятно – если напугать Максима, то частично ему это удалось. Самому бесстрашному заори сзади на ухо – он вздрогнет. Эффект неожиданности. Вот и Максим застыл в недоумении, но лишь на пару секунд.

Если же мужик, обезумев от едкого дыма и нестерпимого жара, решил, выскочив в окно, напасть на Максима, то его замысел был обречён на провал. Земное притяжение ни для кого исключений не делает, и мужик, грузно, как-то боком рухнув на обледенелый асфальт, заголосил невероятно высоким голосом. Про тесак он совершенно забыл, и тот валялся в метре от корчащегося прыгуна. Максим подошёл ближе, изготовив молоток для удара.

Подступив ближе к упавшему, он брезгливо поёжился – одна нога бедолаги была неестественно вывернута, и светло-серая кость вспорола обильно смоченную кровью и мочой ткань брюк. Тот, кто вчера хотел лишить жизни Максима, сейчас, не прекращая вопить, повернулся к недавней жертве. Его лицо, искажённое гримасой боли и ненависти, представляло собой один большой ожог. Максиму даже показалось, что вздувшаяся багровыми волдырями кожа слегка дымится и потрескивает, как мясо на гриле.