Роковые таблички

Максим никогда не жаловался на свою память, и легко запоминал приметные деревья, камни, холмики и канавы – всё то, что помогло бы впоследствии вновь пройти тем же путём. Он не делал это намеренно, но всегда, повторно посещая какое-либо место, отмечал, что помнит всё до последнего поворота. И пусть последний раз по этим местам он проходил, когда всё было укрыто снегом, Максим без особого труда нашёл то место, где следовало повернуться спиной к реке, и двигаться к следующему ориентиру.

Так он и шёл, старательно избегая заболоченных низин. Максим собирал сухие сучья, и, ближе к заходу солнца, устраивался на ночлег в какой-нибудь сухой и защищённой от ветра ложбинке. Спал Максим недолго, просыпаясь от невыносимой, зубодробительной дрожи, вызванной ночным заморозком. Тогда он вновь разводил огонь пожарче, и, дождавшись восхода светила, двигался дальше.

За всё время пути, он не встретил ни одного человека. Порой он даже ловил себя на мысли, что не прочь увидеть чью-либо рожу. Пусть одичавший охотник, разоритель гнёзд, трясущийся каннибал, на худой конец, но человек. А то глаза слипаются от монотонного мелькания почерневших древесных стволов, да сухих плетей кустарника. Порой, Максим, начинал напевать что-либо вслух, вздрагивая от звука собственного голоса. Анекдоты себе рассказывал, громко смеясь над знакомыми шутками. Как ни странно, это помогало ему не раскиснуть в полном одиночестве.

Людей Максим не встречал, а вот зверей – великое множество. Правда, это было лишь то, что от зверья осталось – распространяющие густой, въедливый смрад, гниющие туши. Этого и следовало ожидать – массовый замор из-за полного отсутствия пищи. Из-за того, что уничтожили растения, многие звери не успели накопить жир на зиму, а в скудные морозные месяцы им только и оставалось, что помирать с голоду. Ведь, теперь не было егерей, которые ставили кормушки на лесных полянках в суровые зимы.

Для мух и воронья это был настоящий пир. Тут и там слышались птичьи перебранки, и кружили над землёй сытые падальщики. Но и без них Максим легко мог определить, насколько много зверья не пережило зиму. На всём протяжении пути он, выходя из одного смрадного облака, ту же попадал в другое. Казалось, от этого тяжёлого запаха смерти невозможно скрыться.

На третий день пути, он всё же увидел людей. Группа мужчин показалась из леса, как раз там, где недавно прошёл Максим. Он пригнулся, но понял, что напрасно – его заметили. Он уже взялся за ремень дробовика, когда люди отвернулись от него, и продолжили свой путь, не обращая на Максима никакого внимания. Он поначалу удивился такому поведению, но, присмотревшись, понял, что эти люди – его бывшие соратники с «печатью Леших» на груди. Он, будучи в поиске или на охоте, так же, как и прочие общинники, никогда не обращал внимания на людей, бродивших вдалеке, и не представлявших явной угрозы. Все считали: «Ходят, и пусть ходят. Леший с ними. Захотят поближе подойти, тогда и посмотрим, что делать».

Если общинники куда-то идут, то не иначе, как по заданию Ведущего. И им нет резона отвлекаться на какую-то одинокую фигуру, мелькнувшую вдали. Но один вывод из увиденного был для Максима бесспорен: лагерь уже близко, и, похоже, эти люди как раз туда и направляются. Он решил издали проследить за ними. Зная, что никто за ним не погонится, он, тем не менее, старался следовать за общинниками так, чтобы не привлекать внимания.

Находясь на пределе видимости, он выжидал, пока группа людей не скроется из виду. Потом, выждав несколько минут, двигался в том же направлении, пока вдали не начинали маячить спины лесопоклонников. Этот метод оправдал себя целиком и полностью – за час до захода солнца Максим, распластавшись у корней мёртвой сосны, наблюдал, как ходоки скрылись за воротами лагеря.

Глядя на знакомые очертания крыш и сторожевых надстроек за бетонной оградой, Максим ловил себя на мысли, что немного скучает по жителям лагеря. Не по каждому, но по тем, с кем довелось общаться, чьи лица он видел на протяжении многих недель. Удивительно, ведь с момента, как он вышел через эти ворота последний раз, прошло около двух месяцев, а казалось – чуть ли не целый год.

Максим подавил горестный вздох, не давая себе ни единого шанса подцепить вирус бессмысленной ностальгии. Всё, что нужно было найти, он нашёл: вот ворота, а вот и тропинка, по которой его впервые привели в лагерь. Теперь не составит особого труда отыскать то место на придорожном откосе, где он припрятал драгоценные консервы.

Максим бросил последний взгляд в сторону обители лесопоклонников, и бойко зашагал по лесной тропе. Мёртвые стволы сосен, растрескавшиеся после зимних морозов, закончились, когда солнце уже коснулось нижним краем горизонта. Выйдя в поле, Максим остановился, пытаясь вспомнить, откуда именно они подошли к лесу после разграбления автоколонны.

С тех пор произошло немало памятных событий, но дорогу Максим вспомнил быстро. Он ускорил шаг, желая добраться до тайника именно сегодня. Он уже порядком устал от шатаний по грязи в полном одиночестве, и хотел, наконец, выйти на финишную прямую – отправиться в «Новый мир», где, наверняка ждёт его помощи Ольга.

Максим, не сбавляя хода, посмотрел на донельзя истрепавшуюся фотографию с лицом любимой, и почти сорвался в бег. Тогда им потребовалось около двух часов, чтобы добраться до кромки леса. Но их в тот день было много, и каждый нёс на плечах тяжёлый груз. Теперь он один, и почти налегке – должен успеть до того, как на поля опустится ночная мгла.

Да! Вот крутой откос возле автодороги. Кажется, он немного отклонился от выбранного маршрута, но, к счастью, обгоревший остов тяжёлого грузовика с краю дороги служил отличным ориентиром. Максим замети его у самого поворота, и пошёл в ту сторону, стараясь восстановить дыхание после пробежки. Сердце продолжало биться в неистовом ритме, и неясно – от бега или от волнения. Волнение было связано с тревожными мыслями, неожиданно атаковавшими мозг мужчины. А что, если камни, которыми он отметил тайник, смыло талыми водами, или растащили вороны? Что, если кто-то, случайно ковырнул землю, и нашёл банки?

Максим невольно побежал снова, и едва не расшибся, споткнувшись о пирамидку, сложенную из заплывших грязью булыжников. Макс громко выругался, прыгая на одной ноге. Но не успело ещё смолкнуть эхо, дерзко вторя площадной брани мужчины, как тот уже счастливо рассмеялся. Это же его знак! Тайник здесь!

Максим принялся широким лезвием тесака, как детским совком, судорожно отбрасывать в стороны влажный, слипшийся грунт. Яма получилась довольно внушительная, но ни одной жестянки так и не попалось. Неужели, он ошибся, и камни всё-таки отнесло потоком. Или чьи-то жадные руки, забрав ценный груз, по новой выложили пирамидку, желая жестоко позабавиться над незадачливым владельцем консервов.

Тьма сгущалась над дорожной лентой, и всё более тёмные мысли посещали Максима. И вдруг, раздался долгожданный скрежет – лезвие тесака скользнуло по округлому боку железной банки. Максим воткнул нож в землю, и принялся разгребать грунт руками. Одна, две, четыре – все до единой жестянки были вытащены из ямы, и сложены горкой поблизости.

Максим, облегчённо вздохнув, утёр рукавом пот со лба. У него ещё имелось в запасе с десяток минут, чтобы развести огонь, пока холодная тьма окончательно не поглотила всё, до чего могли дотянуться, дрожащие от волнения и тяжёлой работы, руки.

Глава 11 Вдвоём любой путь короче, особенно на машине

Максим проснулся от назойливого металлического бряцания, будто кто-то швырял камни в лист железа. Максим не сразу понял, что это за тесная комнатёнка, освещаемая тусклыми лучами, льющимися сквозь закопчённые стёкла. Но, больно ударившись головой о рулевую колонку, сразу вспомнил, как ночью, пытаясь укрыться от холодных струй дождя, забрался в кабину сгоревшего грузовика.

Дождь начался практически одновременно с ночной тьмой, не дав ни малейшей возможности развести костёр. Максим недолго раздумывал о выборе укрытия, так как других вариантов просто не было – у кабины тяжёлой машины имелась крыша, и даже несколько уцелевших стёкол. Туда то Максим быстренько перетаскал драгоценную тушёнку, и съёжился от холода, пытаясь унять неистовую дрожь во всём теле.