Роксана. Детство

У меня был выбор: или обидеться и перестать общаться с единственным человеком, от которого у меня не было тайн, или учиться. Благо папенька язык знал в совершенстве. Я истязала родителя всё свободное время, которого у него с каждым днём становилось всё меньше.

Полеводческую бригаду Марфы теперь курировал сам автор технологий и создатель культур. Он с утра до заката пропадал в полях, где контролировал работу, помогал советами и исправлял собственные ошибки, которые были допущены в лаборатории.

— Матушка, можно ли будет мне на огороде отапливаемую теплицу построить в зиму? Не хочется время терять… — как-то вечером, оторвавшись от своих конспектов, спасённых Дорой Марковной, поинтересовался Пётр Андреевич.

— Отчего же нельзя? Вот спрошу у помощников и вызовем строителей, — отложив вязание, ответила Глафира.

— Не понимаю, — нахмурился Пётр Андреевич. — Зачем разрешение спрашивать? Отдал же тебе деньги домовой, и ладно. Теперь они твои.

— Я так не считаю, — княгиня выпрямила спину и неодобрительно посмотрела на сына. — Во-первых, деньги не столько мне отдали, сколько Роксаночке. Во-вторых, мы обещали потратить их на добрые дела и на обустройство дома. Поэтому…

— Разве моя работа по селекции и районированию недоброе дело? — вскинулся папенька. — Не для себя же стараюсь…

— Петруша, не надо, — Глафира поморщилась от громкого голоса. — Твои пламенные речи о пользе для всех уже имели последствия. Дурные люди легко могут переиначивать слова и подавать их с опасными комментариями. И говори, пожалуйста, тише.

Мужчина извинился, покаянно поцеловал пальчики бабушки, взял тетрадь и ушёл к себе в комнату.

— Всегда вспыльчивым был, а после тюрьмы и вовсе как порох вспыхивает по любому поводу, — вздохнула опекунша.

— Надо Прасковье Вадимовне сказать, чтобы она ему настойку или отвар какой успокоительный прописала, — погладила я опечалившуюся женщину по плечу. Похоже, не о таком она мечтала, ожидая возвращения сына. — А с помощниками о теплице я поговорю. Дело-то хорошее и папеньке чем заняться будет.

Перед сном, глядя на народившийся лунный серпик, я думала о том, что у всех, кто меня окружает, есть серьёзное дело. Одна я, будто мне и впрямь шесть лет, только и делаю, что всех вопросами достаю и учусь.

По совету Прасковьи я завела тетрадку, в которую записывала пришедшие мне идеи. На каждую мысль отдельная страница, с чётким описанием, как и где можно внедрить замысел. Вспоминала и рисовала чертежи и схемы, применяемые когда-то в работе, подробно записывала советы, подсмотренные в интернете. Писала буквально всё, что могла вспомнить, не думая о том, пригодится ли это впоследствии.

Записывала, чтобы ничего не забыть. Всё же я очень боялась, что моё сознание со временем может раствориться в теле ребёнка и я впаду в детство. Не так, как это случается с пожилыми людьми, а чтобы вновь пережить все «прелести» взросления.

Писала на привычном русском языке, мечтая о том, что попрошу в подарок на день рождения шкатулку с замочком.

Имею я право на личное пространство или нет?

Глава 7

— Да нет на Тверди никаких гномов и эльфов. В нашем мире только люди живут. И оборотней тоже нет, можешь не смотреть вопросительно так на своего загадочного Дружка. Это не принц, обращённый злой колдуньей. — Прасковья вытирала слёзы, от смеха выступившие на глаза. И вдруг, успокоившись на секунду, спросила: — А у вас всё это водится? И драконы, и вампиры, и прочее?

Целительница так развеселилась, что перешла на русский, чем я с радостью и воспользовалась.

Лопотала на англицком я уже сносно, особенно если разговор был простым и на обыденные темы. Но рассуждать о причинах возникновения в сказках и фэнтези Земли чудных народов и магии в целом пока было сложно.

Но Прасковья быстро собралась, и уже следующая её фраза была снова о магии:

— What are they like, elves? — (Эльфы — они какие?)

— Какие эльфы? — переспросила я, но наставница погрозила пальцем.

— In English, please! — (На англицком, пожалуйста!)

Пришлось вновь напрягать мозги, вспоминая давно забытые и недавно выученные прилагательные.

С такой наставницей от тоски загнуться мне точно не грозит, да и мозги не засохнут.

* * *

В детстве время тянется, как разогретая на солнце жвачка. Дни длинные и бесконечные. Значимые, интересные события редки, и между ними вечность. Но первые три года новой жизни для меня пролетели незаметно.

Может быть, оттого, что это был ежедневный труд по вживанию в новый мир, постоянная учёба и наработки навыков. Помимо медитации, давшейся мне на удивление легко, я тренировала концентрацию, безупречное исполнение основных мудр и быстроту связок между ними.

К девяти годам моё тело вытянулось, стало более ловким и выносливым. Я целыми днями могла болтать с Прасковьей на англицком, безошибочно отвечала на вопросы по травоведению, а ещё изучила карту Тверди и учебники по истории прочитала по нескольку раз — пыталась найти аналогии и провести параллели с историей Земли.

Схожего было мало. В этом мире берберы под руководством арабов захватили не только юг Европы, но и дошли почти до Паризи — столицы франков. Свершилось это более тысячи лет назад, поэтому захватчики давно ассимилировались с коренным населением в культуре и религии. Для закрепления на отвоёванных землях военачальники брали в жёны дочерей наместников и родственниц короля, отдавали своих сестёр замуж за герцогов и графов, награждали захваченными баронствами особо отличившихся командиров. За столько лет породнились, переженившись между собой, не только аристократы, но и простой народ, поэтому ни освободительных восстаний, ни войн европейские народы не вели.

Наверное поэтому Отечественной войны двенадцатого года в этом мире не случилось.

Не было и как такового открытия Америки. В мире Тверди далёкий континент был известен всегда. Поначалу с тамошним населением широко торговали норманы и свеи. Позднее и смелые мореходы Портускалии вычертили маршруты на океанских картах и доставили в Америку немало желающих переселиться на новые земли.

Читать об этом было интересно и даже забавно, но из нашей деревни всё казалось недостижимо далёким и несколько нереальным.

Я скучала. Мои приятели, с которыми познакомилась в первые дни жизни, навещали меня редко. Ребята подросли, ежедневные обязанности появились и на подворье, и в огороде, и в поле — не до забав стало.

Тимофей все эти годы старательно учился вести учёт и стал незаменимым помощником не только папеньке и Марфе, но и лавочнику Капитону Ивановичу, который приглашал парнишку время от времени проводить ревизию.

— Башковитый малец… эт самое! Считает так, что косточки на счётах сами летают… мать…эт самое, простите, барышня! — делился как-то эмоциями и планами купец. — Хочу его годика через два в город, в Воложду, в училище торговое рекомендовать. Там старших приказчиков для коммерческих компаний готовят. Потом денег ссужу на развитие, и пусть в городе дом торговый ставит, чтобы диковинки Петра Андреевича там продавать.