Роман межгорья

У Исенджана промелькнула было мысль — бежать. Его положение среди рабочих строительства в Голодной степи и без этого было небезопасным, а тут еще такая досадная встреча с Лодыженко.

В Чадаке Исенджан совсем не обращал внимания на Лодыженко. Там все техники были одинаковы. Но, встретив Лодыженко в горах около пропасти, над которой лежал чуть живой Синявин, Исенджан понял, что тот не рядовой человек. В приказах Лодыженко чувствовалась воля людей, пришедших вместе с ним. Еще и сейчас звучит в ушах вопрос, который задал Лодыженко, глядя на него своими острыми сердитыми глазами:

— За что вы его хотели убить?

Попав на строительство, Исенджан в первую очередь изучил своих «старых знакомых» и теперь хорошо знал, кто такой Лодыженко.

Исенджан, заметив, что из носа техника течет кровь, бросил молиться, подполз к вонючему ослику и достал рулетку. Подавая ее Лодыженко, он ожидал получить в награду хорошую пощечину, но это его не страшило. За семьдесят лет жизни Исенджан ко всему привык, и когда он увидел, что улыбка засияла в глазах Лодыженко, и услыхал слова благодарности, его покорность перешла в испуг, а удивление сковало его тело.

И все-таки Исенджан бросился бежать. Он просто не мог постигнуть своим умом поведение Лодыженко. Человек из-за него разбил себе нос, не выполнил какого-то своего намерения, и вот тебе на: вместо того чтобы ударить ногой в его старческую грудь (он до самой смерти не забудет ударов, которыми награждали его когда-то полицейские), заорать на него и заставить целовать ему ноги, техник благодарит и без всякого повода улыбается.

Слишком это было необычно для него!

— Аа-а! Старый знакомый! Не в рай ли к Магомету торопишься, аксакал?

Перед ним стоял Преображенский и тот же высокий, как отражение на бутылке, мужчина в огромных очках. Угодливый переводчик Юлдаш (старик хорошо знает этого слугу) перевел ему слова инженера. Надо что-то ответить. Но сзади уже подходил Лодыженко. Он мог пожаловаться этому большому инженеру и сделать невозможным пребывание старика на строительстве.

— Винуват, винуват… старость… глаза… винуват… — бормотал Исенджан, как провинившийся шаловливый мальчишка. Здесь ему и конец. Он даже не заметил, как выдал, что знает русский язык.

— Какой-то сумасшедший, что ли? — спросил Лодыженко и кивнул головой в сторону сгорбленного несчастного Исенджана, подавая левой рукой засургученный пакет Преображенскому, а правой держась за нос.

Сейчас он еще раз присмотрелся к Исенджану. Лодыженко вспомнил многократные встречи с ним — скалистые берега Кзыл-су, утреннюю росу в горах, едва живого Синявина и… старика аксакала из обители мазар Дыхана. Лодыженко всем туловищем резко повернулся к Исенджану, и тот сразу побледнел.

— Не слишком ли часто болтаешься ты по строительству, ата? Я, кажется, видел тебя на месте одного загадочного злодеяния? По Чадаку ты тоже бродил?

Конечно, добрый техник мог видеть его, никчемное существо, на берегу Кзыл-су. Он тогда еще нужен был обители. А после случая с толстым инженером его прогнали оттуда. Он стал им не нужен, поскольку на его старческую голову пало подозрение властей.

— Прогнали! — щурясь, произнес Лодыженко, пытавшийся разобраться в догадках, в хаотическом сплетении улик и подозрений.

А тут еще и этот пакет да лицо читающего эти бумаги Преображенского: то печально бледное, то вдруг, как ошпаренное, свекольно-синего цвета… Написано немного, а понять содержание, наверное, тяжело! Преображенский уже несколько раз прочитал письмо и все еще продолжал бегать по его строкам встревоженными глазами. На пакете было написано рукой Саида-Али Мухтарова.

«Срочно. Секретно.»

Исенджан хотел уже было ускользнуть, но на него обратили внимание две пары глаз.

— Погоди, погоди, ата-ака! — повелительным тоном сказал Лодыженко. Исенджан сразу же подумал, что он погиб. Его поймали. Виновен он или нет, кто будет спрашивать? Ему казалось, что черствое, жестокое чувство властно владеет этими господами инженерами.

— Вы мне тоже нужны, аксакал, — перевел переводчик Исенджану слова Преображенского. И самый смысл этой фразы, и тон, которым она была произнесена, обрадовали старика. Он почувствовал здесь спасение для себя.

«Вы мне нужны». О, теперь можно поторговаться. Можно даже не обращать внимания на этого Лодыженко, если он понадобился таким всесильным персонам, как Преображенский.

— Мулла-ата, зайдите ко мне в контору. Если можете, то сейчас и подождите меня там. Товарищ Лодыженко! Здесь вот приказ Мухтарова… Просто ничего не пойму. Может быть, поможете мне? Инженер Мациевский такой человек, что одного моего приказа не послушается.

— Что случилось? — спросил техник, увидев в руках начальника строительного отдела пакет.

Преображенский заметил этот взгляд, но не отдал пакет Лодыженко.

— Надо срочно связаться с Мациевским и от имени начальника строительства и моего предложить ему сейчас же снять с северного туннеля всех рабочих, оборудование и перебросить их на Кампыр-раватскую плотину. Понимаете, это нужно сделать без промедления. А вас он послушает.

Лодыженко недружелюбно посмотрел на начальника строительного отдела и с трудом сдержал свое возмущение.

— Если у вас есть приказ Мухтарова, так почему вы думаете, что Мациевский не послушается вас? Я, товарищ Преображенский, такого приказа не читал.

— Я, товарищ Лодыженко, собственно, никак не могу понять одного: зарплату вы получаете как техник для поручений, а делаете на строительстве, что сами хотите.

Преображенский повернулся весьма решительно. Но он сразу почувствовал, что перегнул палку. С Лодыженко не следовало бы разговаривать таким тоном. Ведь он является партийным глазом на строительстве и должен больше контролировать, чем передавать указания. К тому же техник был любимцем всего строительства, другом Мухтарова. Все эти соображения подействовали на Преображенского, как холодный душ… Уже совсем было выбравшись из леса колес и арб, Преображенский вдруг остановился, вздохнул и вернулся обратно.

— Прошу вас, товарищ Лодыженко, извините меня за мою резкость…

— Говорить с Мациевским о переброске людей и техники я не буду, товарищ Преображенский, хотя и получаю зарплату как техник для поручений. Это какое-то недоразумение: перебросить рабочих — это одно дело, но ведь там и машины! Я должен сам связаться с Мухтаровым.

— А я просил бы вас поговорить. Вот… нас обвиняют в саботаже. Единственное, что сейчас надо сделать, — перебросить Мациевского. Прошу меня понять правильно. Я, конечно, погорячился и наговорил много глупостей, прошу извинить меня… Мациевского я переброшу сам.