Роман межгорья
Шрифт:
Затраты были незначительны, поскольку Синявин взял для нее оборудование из не использованных участками ресурсов. Он не обращал никакого внимания на возражения со стороны Преображенского и бухгалтерии.
— Можете жаловаться в Ташкент или даже в Москву. Я эту линию железной дороги проведу ко всем участкам строительства и в первую очередь к магистральному каналу. К самой голове, вплоть до Кзыл-су, доведу…
Однажды Синявина срочно вызвали с участка в контору. Именно в этот день была закончена прокладка узкоколейки от строительной конторы до входа в туннель на южно-туннельном участке. Преображенский формально будто бы и не возражал против этих «новшеств» начальника, однако несколько раз
— Спишите, ну, скажем… на транспортные расходы…
— Конечно, Александр Данилович, — охотно соглашался с ним Преображенский. Но, приказывая бухгалтерии произвести расчеты, не забывал напомнить главбуху — Такие расходы не приведут строительство к добру. Сообщаете ли вы хоть об этом повыше? Собственно, стоит ли? Синявин — любимчик Мухтарова. Разве что для сведения?
А эти сведения читали «наверху», и они делали свое дело. В конце концов из таких сообщений собралось целое дело, которому дали ход. На строительство приехала комиссия Совнаркома…
Преображенский глядел в окно на линию узкоколейки, заранее обдумывая ответы на вопросы. Расстроенный и разгоряченный, Саид похаживал по конторе. А за столом в кабинете сидели трое, переворачивая горы бумаги. Сонм делопроизводителей, счетоводов сновал с этими бумагами, поднимая столбы голодностепской пыли, просочившейся сюда со двора. По своему внешнему виду это были разные люди. Типичный ротный писарь из какого-то теперь уже не существующего белогвардейского штаба, подобрав живот, разъяснял работникам Совнаркома какие-то «законные основания».
— Я, собственно говоря, специалист по ассигновкам, но… — представлялся он членам комиссии.
— То есть как по ассигновкам?
— Я в опродкомгубе девять месяцев занимался исключительно ассигновками, а в штабе…
Дальше его никто не слушал. Длинношеий, невзрачный счетовод приносил вороха корешков разных ордерных книг. Его независимая поза и расстегнутая ковбойка должны были привлечь внимание комиссии хотя бы уже тем, что он был похож на комсомольца. Скривившись от едкой папироски в зубах, он небрежно бросал корешки ордерных книжек толстому, в помятой одежде, помбуху с бритой головой и шеей. Помбух каждый раз поглядывал поверх очков своими выпученными глазами на счетовода и запускал свои пухлые руки в эти вороха. Иногда он поглядывал на быстро работавших машинисток и счетоводов, которые так свободно вели себя в присутствии комиссии, или же обращал внимание на слишком уж дисциплинированного писаря-делопроизводителя. Только усатый главбух, не снимавший фуражки, отвечал своей деловитостью духу ревизии.
— Едет инженер Синявин! — сообщил Преображенский, стоявший перед окном, таким тоном, будто приглашал еще кого-то подойти. Действительно, один из трех членов комиссии, зажигая трубку, направился к Преображенскому и стал рядом с ним.
Саид ждал.
Синявин, запыленный так, что только его глаза блестели, как у крота, тяжелой походкой вошел в кабинет.
— Инженер Синявин, комиссия Совнаркома… — представил Мухтаров присутствующих друг другу.
— Очень приятно! Здравствуйте! Не задержал ли я вас, случаем? Мациевский мне что-то говорил по телефону…
— О нет, нет, инженер! У вас теперь очень хорошее сообщение с конторой, — перебил Синявина один из работников Совнаркома, дымивший трубкой.
Синявину показалось это замечание ироническим. Он хотел было тотчас отпарировать его, но в это время Саид произнес:
— Так давайте начнем! Карим, закройте дверь и никого не пропускайте сюда…
Главбух и помбух наконец смогут отдохнуть, посидеть и, не прислушиваясь к
тому, о чем будут говорить здесь, помечтать хотя бы о наступающем полугодовом отчете.Какое им дело до споров о том, нужно ли было строить десятки километров узкоколейки к южному туннелю или можно было и без нее обойтись, как обходились несколько месяцев до Синявина?
Смета? Какая там может быть смета, если Синявин на второй же день, как стал начальником, сообщил рапортичкой о том, что он приступил к постройке узкоколейки!
— Да, я дал согласие по телефону, — ответил Саид. — Я и теперь считаю, что поступил правильно, хотя и с опозданием. К тому же, я был уверен, что между прорабами и начальником строительной конторы все было согласовано. По крайней мере инженер Преображенский…
— Я вам доложил, что строительство узкоколейки не предусмотрено сметой. Но это еще не столь важно. Согласно существующему у нас положению каждый прораб волен распоряжаться отпущенными ему средствами по своему усмотрению. Может быть, инженер Синявин имеет в виду воспользоваться некоторой экономией на участках? Но я не знаю об этом, ибо выполняю сейчас обязанности инженера для поручений. Кстати, на строительстве туннеля рабочим, кажется, повысили ставки.
Саид напряженно следил за тем, как по-деловому вежливо спорили между собой инженеры, а член комиссии с трубкой в зубах старательно записывал это в блокнот. Записывая, он выражал удивление тем, что вообще так легкомысленно и несвоевременно затеяли такое огромное сооружение. Но если уж начали, то надо кончать его. Однако нужно не забывать, что деньги в этом деле имеют решающее значение. Двадцать одна тысяча рублей на строительство узкоколейки из Уч-Каргала, тридцать шесть тысяч — к туннелю, сорок две — на переброску Мациевского и другие расходы, может, и не остановили бы строительство, если бы государство не переживало таких трудностей.
— Но ведь строительство никто не прекращает! — перебил Преображенский председателя комиссии, поглядев на Мухтарова.
— Пока что, товарищ инженер. Меня это тоже не радовало бы, — ответил член комиссии.
— Кое у кого в Совнаркоме есть такая мысль, — промолвил председатель.
Саид-Али знал об этом. Такие мнения высказывались и перед началом строительства. Но все это пустые разговоры. Уже проделана большая работа. Голодная степь вдоль и поперек покрыта ирригационной сетью. На центральной распределительной станции монтируются совершенные в техническом отношении механизмы. Почти на протяжении десяти километров пробита штольня для туннеля, значительная часть которого уже облицована. А какие-то пустяки в несколько десятков тысяч рублей…
— Пустяки, за которые, товарищ Мухтаров, отдают под суд! — изрек работник Совнаркома, выбивая свою трубку.
Синявин не выдержал и вскочил так, что своим животом сдвинул набок стол, по которому ударил кулаком.
— Если под суд, так и под суд, я согласен, я растратил эти несколько тысяч! А кто пойдет под суд за то, что в течение нескольких месяцев на горбах верблюдов возили цемент к туннелю? Расходовали денег на транспортировку материалов больше, чем на само строительство?
— Это предусмотрено сметой, товарищ Синявин, — бросил главбух.
— Предусмотрено? А скажите-ка, сколько пошло, по предварительным данным, на перевозку одного цемента? А? Около четырехсот тысяч? То есть каждые две недели приходилось расходовать на доставку одного цемента около сорока тысяч рублей… А скажите, пожалуйста, товарищ главбух, какую «непредусмотренную» сумму израсходовали вы за последние две недели на доставку цемента узкоколейкой?.. А ну, ну… Под суд!..
Помбух, как искусный циркач, своими пухленькими ручками выхватил из вороха документов книгу и подал ее главбуху.