Роман… С Ольгой

— Ром, извини, но очень много дел. Я один, боюсь, как бы чего случайно не оставить. Сожрёт ведь с потрохами, — последнее говорит так, словно укрывает сообщение мерзкой тайной.

— Да всё нормально, — спиной направляюсь к своей входной двери. — Передавай им привет и, пожалуй, с новосельем, бывший сосед.

— Без обид? — он поднимает крепко стиснутый кулак.

— Абсолютно, — с растянутой улыбкой повторяю дружелюбный жест…

Жена плетётся позади меня. Периодически присаживается, придерживая длинную широкую, в форме колокола, слегка раздутого по бокам, юбку белоснежного сарафана, что-то поднимает, предварительно подковырнув пальцем из утрамбованного водой песка, внимательно рассматривает, а наигравшись, откидывает в море и следит за тем, как найденное погружается в тёмную пучину, захватывая с потрохами от одиночества рокочущую громко бездну.

— Юрьев, неужели ты мог подумать, что я способна отрезать хвост коту? Или кастрировать малютку? Он, конечно, знатный безобразник, но…

У Лёлика другие методы? Она виртуозный манипулятор, но не кровожадный расчленитель.

— Нет, — резво отвечаю.

— А почему тогда с безобразно выпученными глазами бегал по квартире, разыскивая мелочь, которая преспокойненько спала на моём письменном столе?

— Я не бегал, — откидываю носками своих туфель гальку, встречающуюся на пути. — Чего ты прицепилась?

— Зачем мы здесь? — своевременный вопрос наконец-таки летит мне в спину. — Кого-то ждём или ты решил выпустить пар перед о-о-о-очень длинной ночью?

— Гуляем, — негромко отвечаю. — Соседи уехали, — как бы между прочим сообщаю.

— А-а-а, — тянет Ольга. — И что?

— Ничего. Просто так сказал.

Не молчать же, в самом деле.

— Нам больше не о чем говорить, Юрьев? Животный секс закончился и у тебя исчезли темы для поддержания беседы? Жена нужна, чтобы сбрасывать физическое напряжение?

— Ты чем-то недовольна? — прищуриваюсь, чтобы разглядеть невидимое на горизонтальной линии, чётко разделяющей две природные стихии.

— А ты?

— Переадресацию можно воспринимать, как утвердительный ответ?

— Сказывается мусорное прошлое? Мент!

— Прекрати, — шиплю сквозь зубы.

— Чего ты хочешь, Юрьев?

— Не я, а Красов. Он дал тебе два дня, Лёля. Мы закрыли предварительный разбор по Тереховой. Костя согласен со всеми условиями, но в силу личной незаинтересованности, а также из-за изменившегося гражданского статуса, он назначает главной «по тарелочкам» тебя. На то, чтобы собраться с мыслями и привести себя в порядок, босс даёт тебе два дня.

— Прости, я не расслышала. Два дня на то, чтобы уволиться? — она швыряет камень, попадая точно в поясницу. — Юрьев, повернись, когда разговариваешь со мной.

— На то, чтобы вернуться на работу с сохранением должности и всех преференций, — вынужденно поворачиваюсь. — Костя зла не помнит.

— Жить без меня не можете? Зла? Надеюсь, что ослышалась, иначе у меня, по всей видимости, мозговой провал. Я, кажется, сто лет назад оттрахала начальство без резинки, а после бросила с грудным ребёнком, лишив законных алиментов, отвергнув наследника строительной империи? До замужества Красов был настоящим мужиком, хоть и дважды браком окроплённым, а не…

— До женитьбы! Полагаю, ты, солнышко, оговорилась?

— Нет! Сказала так, как надо. Вы неудовлетворенные бабы, но только с недоразвитыми причиндалами по причине гормонального дисбаланса, угрюмые и склочные девицы, визжащие о том, как их обижают, лишая внимания и жалких средств к достойному существованию. Мало его Юлька драла, надо было сильнее, чаще и быстрее. Умница, что смогла от Кости отвязаться.

— Только об одном способна говорить? — дёргаю плечами. — Ты грубая…

— Замолчи! — хрипит и запускает новый камень, которым попадает по моим ногам. — Считаешь меня озабоченной потому, что говорю об этом открыто и спокойно, а главное, без жалкого стеснения? А ты не можешь глаз поднять из-за вины, которая настолько велика, что давит на глазницы, лишая напрочь зрения. Из-за тебя! Из-за твоей работы! Из-за грёбаной принципиальности! Из-за… Из-за… Я рассчиталась телом, отработав мужний долг.

Она права! Но промолчать, означает признать ту самую вину и занять очередь за возможным наказанием, а я так больше не хочу. Изменим правила и утихомирим только-только зарождающуюся бурю.

— Я считаю, что ты сильно перегибаешь, Лёля. Злишься на весь мир, но при этом наказанием изгаляешься исключительно на себе. Мы можем пробовать до бесконечности, придумывать новые правила, сознательно лишать себя чего-либо, но каждый раз ты упираешься в то, что больше не имеет никакого, в сущности, значения. Утрачено по причине давности, если такая формулировка подойдёт. Дело передано в архив небесной канцелярии или сожжено на даче умирающего от старости и выжившего из ума следака.

— Особо тяжкие не имеют срока давности, — огрызается жена. — Групповое относится к таким?

Решила освежить легенду?

— Два дня, Лёлик. Я не смог отстоять тебя, — перевожу наш разговор в другое русло. — Извини, — при этом глупо скалюсь.

— Не смог или даже не пытался?

И то, и то, конечно, но пусть тешит собственное сознание тем, что трусливый муж, как обычно, отстоял в сторонке, пока жену использовали по соответствующему назначению.

— Красову легко живётся. Странно, мне показалось, что мы друг друга поняли, когда…

— Особенно Фролов, — влезаю в её персональный диалог с собой.

— Что?

— Он по тебе соскучился.

— А ты бесишься? — странно задирает нос.

Гордится, видимо? Наслаждается событием? Возносит новость до небес?

— У тебя недостоверная информация.

— Наплевать? — с издевательским смешком предполагает.

— И снова мимо.

— Считаешь, что там без шансов на успех?

— Считаю, что до Фролова моя Юрьева не опустится ни при каких обстоятельствах, — потупив взгляд, слежу за тем, как Ольга приближается. — Ты ценишь постоянство, верность и незаезженное бесконечным повторением истинное чувство. Ты любишь меня! Только меня. До, во время и даже после.

— Охренительное самомнение, — она качает головой. — Да ладно, — отмахивается, ладонью рассекая воздух. — Наслаждайся, углубляясь в собственные мысли. Ковыряйся, рефлексируй. У тебя ведь с отречением проблемы.

— С отпусканием и проживанием, — намеренно исправляю все формулировки.

— Вот. Пожалуйста! Слова ведь влезли в голову и душу. Ты уверенно мусолишь определения, а пользоваться каждым так и не научился.

— Научи! — специально провоцирую её.

— Хочу, чтобы ты погиб под грудой психологических проблем. Речь ведь не об этом, Юрьев. Как ловко ты опустил нашу золотоносную жилу, усомнившись в природном шарме Сашки, ни на секунду не задумавшись над тем, что вдруг я, как жалкий мотылёк, полечу, увидев его раскачивающийся пестик или возбуждённый комариный хоботок.

— Прежде, чем лечь в кровать с писюшей, потребуй венерологическую справку. И дельный совет, и очевидное беспокойство за твоё здоровье. Он не чистый, Лёля, к тому же находится в отношениях с Тереховой.

— То-то Сашка раскатает тебя, когда узнает, как ласково ты о нём отзываешься. Юрьев, не надоело? Ты следишь за другом? К нему в постель залез?

— Надоело, — смотрю в лицо женщины, стоящей в точности передо мной. — Надоело всё! Всё, что ты вытворяешь, чтобы казаться хуже, чем есть на самом деле. Всё, что говоришь, когда злишься. Всё, что вытворяешь, когда отталкиваешь меня. Всё! Всё не выношу. Оль, не надо больше. Остановись.