Роман с призраком

Если бы она смогла попасть домой! Тогда, помимо долгожданной встречи, можно было бы поползать по полкам библиотеки Уинстон-Мэйнора или даже забраться в кабинет отца, где тоже хранилось немало книг. Там наверняка должны были найтись серьёзные труды по истории дома, подобные изъятому миссис Лангвуд тому.

Лисса сдавала последние экзамены, когда приехал один из доверенных слуг с письмом отца, содержащим приказ немедленно ехать домой. В ходе серьёзного разговора со строгой директрисой пансиона, гнева которой побаивались все ученицы, девушка получила список литературы для самостоятельного изучения и предупреждение о необходимости по возвращении сдать пропущенные экзамены. Лисса отлично понимала: стряслось нечто серьёзное. Это было заметно и по взгляду директрисы, и по молчанию старого Билла, который приехал за ней в пансион.

Дом девушка застала в глубоком трауре. Стояла вязкая тишина, зеркала были завешаны тёмной тканью, немногочисленные слуги передвигались неслышными тенями. Стоило девочке войти в холл, как ей передали распоряжение отца прийти в его кабинет. Проходя по коридорам, она ловила на себе сочувствующие взгляды.

Сэр Артур Уинстон сидел в глубоком кресле за столом, в руках держа бокал с бренди, с отсутствующим взглядом глядя в стену перед собой. Он побледнел и похудел за несколько месяцев отсутствия Лиссы, выглядев теперь старше своих тридцати с небольшим.

— Алиссия, я рад, что ты здесь, — уронил он чуть слышно, заметив дочь. — Сядь.

Отец традиционно называл дочь полным именем, обычно вызывая недовольную гримаску, но на сей раз девушка сдержалась.

— Здравствуй, отец, — поздоровалась она, садясь на стул и старательно держа прямо спину.

— Я вызвал тебя домой, потому что вчера умерла твоя мать, — отстранённо сообщил сэр Артур. — Завтра приедут родственники, будут похороны. Я надеюсь, ты будешь вести себя соответственно моим ожиданиям. А сейчас оставь меня, обед принесут к тебе в комнату.

Лисса поднялась со стула и медленно вышла за дверь. Мысль о том, что её матери более нет на свете, была болезненна, но куда меньше, чем можно было предполагать в подобной ситуации. Вспомнилось, как её сокурснице осенью сообщили о смерти матери. Девушка билась в истерике, рыдала, по возвращении в пансион месяца два ходила призраком. Ничего подобного Лисса не испытала. Миссис Уинстон была слишком далека, чтобы её смерть причинила дочери много горя.

Лисса поднялась в комнату, поела, выслушала причитания экономки и нянюшки, так как обе женщины посчитали своим долгом особенно тщательно заботиться об осиротевшем ребёнке. Пришлось довольно долго дожидаться, пока в доме всё стихнет: слуги готовились к приезду родственников, наводя порядок в гостевых спальнях. Наконец опустилась долгожданная тишина, и Лисса, сняв туфли, босиком отправилась туда, куда стремилась попасть всё время отсутствия. Липкий страх сковывал движения. Она боялась, что зайдёт на чердак, а Себастьяна там не будет. Многое могло случиться за месяцы, прошедшие с последней встречи.

Дверь тихо скрипнула, когда Лисса, повернув ключ, нажала на ручку. В комнатушке было темно и прохладно, лишь узкая дорожка света от незанавешенного окна лежала на полу. Сундуки и комод стояли на прежних местах. Дрожа всем телом, девушка преодолела пару ярдов и остановилась у скрытого всё той же плотной тканью зеркала. Лунный луч уютно устроился на плече, путаясь в светлых локонах.

Она простояла минут десять, не решаясь протянуть руку и сдёрнуть покров. По голым ногам тянуло холодом, усиливая дрожь. Не в силах сдерживаться дальше, Лисса протянула руку и упала на колени перед зеркалом, давая волю слезам. Сверху упала пыльная ткань, закрывая девушку плотной пеленой.

4.

Лисса плакала навзрыд. Слёзы лились и лились нескончаемым потоком, вымывая из сердца ещё не до конца осознанную боль от потери матери, обиду на холодность отца, на то, что самое близкое существо было бесплотным и даже сейчас, будучи рядом, не могло утешить иначе, чем словами.

— Лисса, девочка моя, — донеслось до неё. — Если бы я мог тебя обнять. Никогда так не жалел о своей бестелесности. Я безмерно сочувствую твоему горю.

— Это плохо, наверное, — пробормотала она, с трудом сдерживая всхлипы. — Но я не чувствую боли… Ты знаешь не хуже меня, так как заменял и мать, и отца все эти годы… А теперь мама умерла, и отец избавится от меня…

— Ты не должна так говорить, — возразил дух. — Дай мне на тебя взглянуть, милая.

Она послушалась и поднялась на ноги, выпутываясь из вороха тканей. Лисса закрыла глаза, вслушиваясь в знакомые с детства бархатные интонации, а перед глазами возникла гравюра, виденная в книге. Губ её коснулась улыбка, когда она представила, как из зеркала вдруг шагает к ней высокий мужчина с длинными русыми волосами и протягивает руку.

— Себастьян, — всхлипнула она, разгорячённым лбом прижимаясь к зеркалу. — Я так соскучилась. Прости меня, что не попрощалась, уезжая.

— Я тоже соскучился, красавица моя, и понимаю, что ты тогда была слишком расстроена, — мягко ответил дух. — Ты действительно стала настоящей красавицей! Надо же, никогда в нашей семье я не видел такого цвета волос. Я думал, они потемнеют со временем, как было со многими, в том числе со мной, но нет…

Он отвлекал её разговором, не позволяя погрузиться в пучину отчаяния, нежно утешая.

— Ты правда считаешь меня красивой? — подняла заплаканное лицо Лисса.

— Для меня ты всегда будешь самой лучшей, — искренне ответил дух, но его собеседница ждала совсем иных слов.

Несколько месяцев разлуки сделали желание повзрослеть ещё более ярким. Хотелось, чтобы Себастьян перестал относиться к ней, как к ребёнку, а посмотрел как на молодую привлекательную девушку.

— А я видела твой портрет, — смогла улыбнуться Лисса. — Почему ты никогда не рассказывал, что есть гравюры, на которых ты изображён?

— Милая, но не думаешь же ты, что я настолько тщеславен? — в голосе зазвенела ирония. — Я верю, что не давал повода так считать.

— А какими были твои глаза? — тихо спросила Лисса. — Гравюра была чёрно-белой.

— Чуть темнее, чем у твоего отца, синие, — ответил дух.

Лисса, закусив губу, отвернулась. Думать об отце не хотелось совсем. К тому же, отлично зная образ мышления сэра Артура, она понимала, что после смерти жены он не оставит дочь рядом, под любым предлогом ушлёт её к кому-нибудь из многочисленных тёток — материнских сестёр, нашествие которых вот-вот должно было начаться в доме. А это означало разлуку с Себастьяном.

— Я нашла книгу, где рассказывается про Уинстон-Мэйнор, — попыталась отвлечься от грустной темы девушка. — Но хранительница библиотеки отобрала её, не дав прочитать.

— Значит, тебе ещё рано, — примирительно ответил Себастьян, но какая-то странная нотка в наизусть знакомом голосе подсказала Лиссе, что всё не так просто. Словно бы Себастьян не хотел, чтобы она о чём-то узнала…

— Себ, ты действительно считаешь, что пятнадцать лет — это возраст ребёнка? Мою бабушку, насколько я знаю, в пятнадцать уже замуж выдали, — хмыкнула она.

— То было давно, а времена меняются, — возразил призрак. — Мы же с тобой договорились: я тебе сам обо всём расскажу… Когда тебе исполнится шестнадцать.