Романтические истории

Черные сухие корки

В торбе у раба-подпаска.

Должен ими я кормиться,

Хилый — корки грызть я должен,

На зубах хрустит солома,

В горле у меня мякина,

А под языком — пелева…»

На камнях, на пнях, на кочках,

На муравушке зеленой

Раздавался плач сиротки,

Песенка раба-малютки.

Дева нежная лесная,

Дочь единственная Хальдьи,

Услыхала плач сиротки,

Воздыханья пастушонка,

И на помощь поспешила

Одинокому ребенку.

Поздним вечером росистым

Дева пела в листьях дуба,

В темной чаще говорила:

«Ты не плачь, мой мальчик малый!

Сирота, не убивайся!

Как пойдешь ты завтра утром,

Раным-рано, до рассвета,

Выгонять скотину в поле, —

На пути найдешь ты счастье,

На лесной тропинке радость.

Сунь за пазуху находку,

Утаи от всех подмышкой;

В той находке будет польза,

Расцветет попозже счастье!»

Как назавтра пастушонок

Раным-рано, до рассвета,

Выгонял скотину в поле, —

Что нашел он на тропинке?

Пестрое яйцо нашел он

Жаворонка полевого

Под листочком росниковым.

Песенку с верхушки дуба

Вспомнил бедный пастушонок,

Пестрое яйцо он поднял,

Нежно в шерсть его закутал,

Завернул его в тряпицу

И за пазуху упрятал,

Чтоб птенец высиживался,

Чтоб в тепле выращивался.

Что же из яйца явилось?

Из яйца четвероногий

Вырос маленький мышонок.

Пастушок закутал мышку

В теплое руно овечье

И в тряпицу с бахромою

И за пазухою спрятал,

Чтобы рос в тепле мышонок.

Что же вышло из мышонка?

Что там выросло в тряпице?

Из мышонка стал котенок,

Мальчик котика закутал

В теплое руно овечье

И в тряпицу с бахромою

И за пазуху засунул,

Чтобы рос в тепле котенок.

Что же из кота явилось?

Что за диво приключилось?

Вышла из кота собачка,

Вывелся щенок красивый.

Пастушок щенка укутал

В тряпку с мягкой бахромою

И за пазухою спрятал,

Чтоб в тепле росла собачка.

Что же из щенка явилось?

Что за диво приключилось?

Вырос из щенка ягненок,

Стал красивою овечкой

С белоснежной тонкой шерстью.

И не слышно плача в поле —

Нет в ольховнике стенаний,

Сетований в белой роще.

Ведь теперь сиротка весел,

Счастлив стал раба сыночек,

Хоть и семь угроз над бедным,

Восемь зол над ним нависло.

Злобы их он не боится:

Грусть овечка успокоит,

В горе белая утешит.

Сын раба — пастух-сиротка —

Пуще глаза охранял он

Белую свою овечку,

Прятал под полой кафтана,

Если дождик застигал их

Или холод предрассветный.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Возвращение с досками. В подземном царстве. Девушки в аду.

Прежде был я запевалой

У околиц деревенских,

Ладно складывал я сказы,

Подбирал слова искусно

Для раскатистых напевов.

Первым песенником был я,

Пел один — забавы ради,

Пел вдвоем с певцом захожим,

Тучи весело гремели,

Ветры, слушая, стихали

Нынче я — уже не прежний:

Голос груб для нежных песен,

Голос слаб для песен грозных,

Пальцы с каннеле в разладе.

Видно, старость подступила,

Видно, нет бывалой мощи.

Но для Калевова сына,

Ради Калевовой славы

Расцветает в сердце юность,

Возвращается былое.

Золотой я был кукушкой,

Был дроздом сереброкрылым,

Куковал я возле дома,

В рощах крылышком сверкал я.