Романы. Трилогия.
Шрифт:
Имелся и другой вариант обращенной к гражданам поднятой руки, только не вверх, а в «морду лица»: кулак перед глазами, в глазах обладателя кулака радостное озверение, и все это обрамляет веское звуковое сопровождение:
– Стоять, посудина дырявая, карманы наружу, клешни в гору!..
Других вариантов не было.
И вот он третий, давно забытый вариант, перед глазами. И личность эта старорежимная, со страшными вензелями на погонах… и почему-то глаз не оторвать…
– Никакого матросского эшелона больше нет! И матросов нет и не будет.
Тишина стала еще более глуше и
– Я – хозяин поезда, и я везу в нем того, кого хочу.
Ох, как истосковались по такому «Я» «новоиспеченные свободные граждане»! Этот человек явно не собирался замыкать свое сердце и ключ от замкнутия бросать в море. Он свое разомкнутое сердце властьимущего предлагал всем, собираясь сделать для них то, что сейчас им нужнее всего.
– А билеты-то как? Билеты ж не продают, – подала голос тетка, сидевшая рядом с сердитым мужиком; но, задавая вопрос, она встала.
– Билеты не нужны. Проезд бесплатный. Все оплачено.
– И кто ж оплатил? – не унимался сердитый мужик, однако, тоже поднялся и, на всякий случай, поднялся с чемоданом в руке.
– Кто оплатил? ОТМА – отдельная монархическая армия. А я ее командующий.
Тут поднялись все, но тишина стала прямо пронзительная.
– Ты чего плетешь? – тихо, едва шевеля губами, выдавил штабс-капитан, стоящий рядом на полу.
– Только что придумал, – так же тихо, не поворачиваясь, ответил «командарм». – Паек будет роздан в вагонах. Так что – вперед.
Это была грандиозная ошибка командующего! Ну разве можно изможденной, злой, не спавшей, голодной, русской толпе, цель жизни которой: как бы убраться из этого обрыдлого радостно озверевшего питерского болота, говорить такое?!
Толпа поверила командующему и пошла вперед – друг на друга, друг через друга, через двери, через окна, не разбирая дороги. И только несравненный боевой клич ее остановил и парализовал.
Начальник поезда вздрогнул, глаза его округлились, брови подскочили вверх.
– Спокойно, Николай Николаич, – полковник положил ему руку на плечо. – Это боцман Жуткий жутью пассажиров в чувство приводит. Больше нечем.
Через несколько минут показались Штакельберг и штабс-капитан. Каждый из них вел за собой две вереницы людей. За Штакельбергом шли молодые матери: в одной руке – кулек с грудничком, в другой – чемодан, за спиной – рюкзак. В классный «пульман» должны уместиться все.
За штабс-капитаном – остальные.
И тут все-таки началось… И боевой клич бы не останолвил. Эти остальные, увидав вагоны, радостно озверели и – понеслись! Но, Слава Богу, выстроившиеся проводники сметены не были, проводники грамотно рассекли несшихся на ручейки и те начали штурмовать двери. Полковник и начпоезда отбивали атаки от классного «пульмана», отгоняя атакующих к другим вагонам. Барон подвел молодых матерей к начпоезда и ринулся к третьему вагону, где вертелась самая беспорядочная кутерьма. Штабс-капитан был уже там.
– …Ты чо меня хватаешь, ты чо меня хватаешь, ком-ман-дующий?!
Командующий слегка оторопел:
– Я вас не хватаю, сударыня, я вас слегка оттесняю, чтоб вы не задавили ребенка, дайте ему влезть.
– Всем давать, не успеешь скидавать… –
и – ненависть слепящая из вечно прищуренных глаз-щелок. – Я те не сударыня.– Ты чего такая злая? – барон отпустил руку. – Всем места хватит, все уедете. А детей давить не надо.
– А где матросики-то? – щелка-прищур зло усмехалась. – Мне с ними сподручней ехать было бы, – и из щелки-рта рывком высунулся и исчез язык, – веселей… уж договорилась!.. чем с этими… полубуржуями…
«Полубуржуйская» публика действительно пребывала в большинстве. А ненависть из щелок знание-чутье окутывает: не сделают ей эти люди, во главе с командующим, ничего, уедет она со своим радостным озверением, одно жалко, что не в компании «братишек».
– А ну, быстро в самый зад очереди! Хоть одного опередишь – на крыше поедешь: и не душно, и полубуржуев не видать.
– Мстишь? – прошипела «несударыня-щелка».
– Нет, – устало и спокойно ответил командующий. – Еще ни разу никому не мстил. На место ставлю.
– У-у, недорезок царский, – попрощалась обладательница колючих глаз и пошла в конец очереди.
И тут возник штабс-капитан:
– Что, недорезок царский, свободный люд притесняешь?
– Нет, на место ставлю.
– Ваше Высокопревосходительство, господин командарм, а что, если мне начать все-таки мою новую фамилию оправдывать? Я уж тут слышал, что, мол, Николашку во дворце содержат, а их, трудящихся, мол, как сельдей в бочке везут. Я извинился за причиняемые нами неудобства, хотя очень хотелось фамилию оправдать.
Подошел полковник:
– Рудольф, что за новая ОТМА? Все молодые матери пожелали ей успеха. Одна даже с матом, в сторону того, кого мы должны скинуть. Что это?
– Имею честь представить, Ваше Высокородие, Его Высокопревосходительство…
– Слушай, сейчас я твою фамилию на тебе оправдаю.
– Виноват, Ваше Высокопревосх… ОТМА, Иван Сергеич, это Отдельная монархическая армия. Ее именем барон Штакельберг привел пассажиров к поезду с полным соблюдением дисциплины, увы, революционной. Ее разгул мы наблюдали с сожалением о невозможности оправдания новых наших фамилий.
– Это точно, – подошел запыхавшийся начальник поезда. – В классном посадка закончена, двери заперты, никто не пролезет. Им, кстати, всем до Москвы. Первый раз в жизни так радовался окончанию посадки. Прямо праздничное настроение, что везу их… да и всех остальных. И вообще, благодарю вас, господа, за этот рейс. Да, а что за ОТМА такая?
– Подавайте заявление, Николай Николаевич. Мне. Как штабная крыса, заявления принимаю я.
– Слушай, штабная крыса, сгоняй лучше к нашему вагону, как там Хлопов.
– Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство!
– Хлопов в порядке, – раздался голос Хлопова за спиной полковника. – Гонять не надо.
– Ты что, Сашку одну бросил? – накинулись на него все трое разом.
– Проявил инициативу. Возможно, я здесь нужнее, а там я не нужен совсем, сестра Александра справляется блестяще, а у двери проводник, очень толковый и рукастый. У нашего вагона, между прочим, священник стоит, и в штурме, естественно, не участвует.