Россия и современный мир №3 / 2017

В докладе генерала М.М. Манакина много места уделяется описанию внешнего вида военнопленных. Так, офицеры могли носить цивильное платье. Это давало возможность офицерам свободно перемещаться по городу, не привлекая к себе внимания. Но каждый имел и бережно хранил свой мундир. В качестве меры по борьбе с побегами офицерам запрещалось приобретать одежду азиатского типа. Стоит отметить, что австрийская военная форма была недостаточно теплой для зимних холодов в горах Туркестана. К 1919 г. форму военнопленные уже не носили. Она просто пришла в негодность. Все ходили в штатском [3, c. 136].

Военнопленные офицеры должны были первыми приветствовать русских офицеров. Генерал Манакин с удовлетворением отмечал, что это положение выполняется военнопленными неукоснительно.

Взыскания на провинившихся военнопленных накладывались по российскому дисциплинарному уставу. Как уже говорилось, за попытку побега грозила высылка в Форт-Александровск или Гульчу. В Форте свободных мест не было, и условия жизни там были очень тяжелыми. За преступления военнопленные подлежали на общих основаниях отдаче военно-полевому суду.

Офицеры могли иметь на руках неограниченное количество денег, но за расходами все же следил начальник местной бригады. Несмотря на вполне сносное содержание и наличие собственных средств, среди офицеров нередки были случаи воровства.

Отдельное место в своем докладе генерал Манакин уделил проблеме побегов. Чаще всего они совершались из лагерей, расположенных на территории Закаспийской области. Поэтому в 1915 г. оттуда начался постепенный вывод военнопленных в другие регионы Туркестанского края.

Доклад был передан в Главное управление по квартирному довольствию войск с резолюцией военного министра: «Раз мы имеем в виду скоро убрать пленных из Туркестана, то никаких перемен в их там положении делать не следует, хотя надо сказать, что надзор за ними благодушен чрезмерно и благодушие это идет в ущерб иногда надлежащему настроению русских людей. Если в Туркестане останутся пленные генералы и офицеры, то надо воспользоваться передвижением пленных, чтобы и их (кроме славян) убрать в более глухие углы из Ташкента» [17, Д. 4535. Л. 25]. Ответственным за исполнение резолюции министра был начальник Главного штаба, но сам процесс исполнения возлагался на Азиатскую часть Главного штаба, в чьем непосредственном ведении находились и ТуркВО, и Туркестанский край.

Распоряжение министра в силу целого ряда обстоятельств до конца исполнено не было. К началу 1917 г. в крае осталось немногим более 41 285 пленных [18, c. 41], из них 37 720 австро-венгерских (36 006 солдат и 1714 офицеров) [18, c. 40]. Была и другая причина сокращения численности пленных в Туркестане – высокая смертность. По оценкам Ф. Бейли, с 1914 г. до начала 1918 г. в Туркестане умерли порядка 40–50 тыс. военнопленных. Эта оценка совпадает с данными, приводимыми Сибирской советской энциклопедией о том, что Туркестан стал могилой для 45 тыс. военнопленных [20, стб. 517].

При регистрации пленных военные власти России прежде всего отмечали их принадлежность к одной из неприятельских армий и вероисповедание. Поэтому установить точный национальный состав пленных в Туркестане весьма сложно. Национальный состав военнопленных Габсбургской монархии был таким же разнообразным, как и сама империя.

В период Первой мировой войны среди находившихся на действительной военной службе в Вооруженных силах Австро-Венгрии около 25% были австрийцы и немцы, 23 – венгры, 13 – чехи, 4 – словаки, 9 – сербы и хорваты, 2 – словенцы, 3 – украинцы, 7 – румыны и 1% – итальянцы [6, c. 54].

Военное министерство России приняло меры для отдельного размещения славян от немцев и венгров в лагерях, в лечебных заведениях, при перевозке по территории империи и при перемещении в другие лагеря.

Славянам со стороны российского правительства предоставлялись различные льготы. «Было бы грешно, – говорилось в докладной записке на имя министра МВД А.Н. Хвостова, – не использовать возможность воспитать в желательном для России духе сотни тысяч людей… Цель воздействия: убедить военнопленных или укрепить в них убеждение, что Россия им близка по языку, по культуре, по крови, по вере, что Россия их естественная и единственная защитница, что настоящая война – это война славянства с немцами» [12, c. 199].

По воспоминаниям пленных, действовала инструкция, выстраивающая своеобразную иерархию приоритетов: в лагеря с худшими условиями содержания в первую очередь направлялись немцы, во вторую – венгры, и только если представителей этих национальностей не было – военнопленные-славяне. В первую очередь южные славяне. Западных славян (у Г. Вурцера они фигурируют под названием «северные славяне». – Т. К.) берегли больше всего [23, с. 134].

Принцип размещения пленных по национальному признаку и подданству был заложен в начале войны и приобрел большое государственное значение. В 1914–1915 гг. лагеря в Туркестане были «смешанными», т.е. в них содержались представители разных национальностей. С 1916 г. исследователи фиксируют практику разделения лагерей по национальному признаку. Так, в лагерях Ташкента были преимущественно славяне (хорваты, словенцы, чехи и др.), а немцы, австрийцы и венгры размещались в Скобелеве и Фергане. Если лагеря были смешанного национального типа, то славяне получали ответственные должности в рамках внутреннего управления пленными [23, с. 134–135].

Большинство из подданных Габсбургской монархии попали в плен в 1914 г. (Галицийская битва) или в 1916 г. (Брусиловский прорыв). Кто-то оказывался в плену будучи раненым, другие сдавались добровольно. Биография каждого пленного одновременно и уникальна и типична. Особенно это касается так называемых нижних чинов «дружественных национальностей» (в основном славян). К ним русская общественность еще до революции 1917 г. относилась доброжелательно. Не удивительно, что именно они гораздо теснее, чем пленные офицеры, сумели сблизиться с местным населением. Кроме того, в плену у нижних чинов-славян было значительно больше возможностей для налаживания человеческих отношений с простым населением Российской империи, нежели у офицеров, поскольку они направлялись на принудительные работы и активно использовались на них с начала 1915 г.

В 1915 г. в Ташкенте открылось отделение Союза чешских и словацких обществ России. Вскоре оно преобразовалось в представительство Чешско-словацкого национального совета и активно функционировало в течение нескольких лет. 15 января 1917 г. в Туркестане были зарегистрированы 10 489 солдат и 617 офицеров западнославянского происхождения.

В ходе военных действий на фронтах Первой мировой войны в русском плену, по официальным данным, оказались 200–220 тыс. сербов, хорватов и словенцев, проживавших на территориях, входивших в состав Австро-Венгрии. Военнопленным-сербам в Туркестане было предоставлено хорошее жилье, сносное питание. Им даже разрешили по воскресеньям посещать православные храмы.

На хорватских офицеров не распространялись льготы, которыми пользовались все другие пленные представители южнославянских национальностей. Возможно, причина крылась в конфессиональной «неоднородности» хорватов.

Из ряда опубликованных воспоминаний военнопленных-славян очевидно, что межнациональные проблемы имели глубокие корни в среде Австро-Венгерской армии, и в условиях русского плена принадлежность к одному государству – империи Габсбургов – не являлось действенным фактором для сплочения ее солдат и офицеров.