Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

И мая 1531 г. начались заседания церковного собора по делу о фаворите великого князя Вассиане Патрикееве. Присутствовали на них также боярин Михаил Юрьевич Захарьин и дьяки. Ни великого князя, ни его братьев на заседаниях собора не было. До нас дошел только отрывок (без конца) судебного дела по списку конца XVI в. [1429] Путаное известие об осуждении Вассиана и заточении его в Иосифове монастыре за противодействие разводу великого князя содержится в «Выписи о втором браке». Дополнительные сведения о Вассиапе есть в так называемом «Судном деле» Максима Грека.

1429

БАН, № 11, 13, 17, л. 341–404. Опубликован в кн.: Казакова, стр. 285–318. О взглядах Максима Грека и Вассиана Патрикеева см. выше, гл. 12, 14.

Вассиану в отличие от Максима Грека (на процессе 1525 г.) не предъявлялось никаких политических обвинений. После событий 1525 г. князь-инок некоторое время еще пользовался расположением Василия III. Так, по его челобитью 14 сентября 1526 г. была выдана Василием III льготная грамота Ниловой Сорской пустыни («бил ли челом старец Васьян княж Иванов сын Юрьевича»). На основании этой грамоты Н. А. Казакова отрицает связь дела Вассиана с разводом великого князя и склонна объяснить его опалу просто ростом влияния иосифлян при великокняжеском дворе [1430] . Однако вряд ли великий князь выдал бы на расправу своего старого советника, если б у него для этого не было веских причин. Ведь не только «Выпись», но и Курбский прямо говорит, что Вассиан «возбранял» Василию жениться на Елене [1431] . После рождения наследника престола Ивана всякие разговоры о каноничности второго брака великого князя приобретали особую опасность — они по существу означали отрицание законности и наследника престола. В таких условиях от неугомонного Вассиана лучше было отделаться. Поэтому он и был выдан с головою иосифлянам. Таким образом, подоплекой дела Вассиана, очевидно, являлся все же вопрос о втором браке Василия III.

1430

ААЭ, т. I, № 173; Казакова, стр. 64–74; ее же. Очерки, стр. 117–120.

1431

РИБ, т. 31, стб. 163.

Но так как с церковной точки зрения в вопросе о каноничности развода прав был Вассиан, а не великий князь, то Вассиан обвинялся в других церковных преступлениях. Главное из них связано с его переводом Кормчей. Этому труду была противопоставлена так называемая «Сводная Кормчая», составленная, как недавно было выяснено Б. М. Клоссом, при непосредственном участии митрополита Даниила накануне собора 1531 г. Первая вина Вассиана, по мнению его обвинителя митрополита Даниила, состояла в том, что он «развратил… на свой разум» Кормчую, эту «святую великую книгу». В частности, в ней Вассиан писал, что инокам полагается «жити по евангелию, сел не дръжати, ни владети ими». Следовательно, он «хулил» тех русских «чудотворцев», которые владели селами. Он, в частности, говорил:

«Господи! Что ся за чюдотворцы? Сказывают, в Колязинс Макар чюдеса творит, а мужик был селской» [1432] .

Второе обвинение сводилось к тому, что Вассиан якобы говорил: «Плоть господня до воскресения нетъленна». Учение о нетленности плоти Христа означало признание его одной божественной природы, что представляло собой критику с рационалистических позиций ортодоксального учения [1433] . Больше ничего не могли иосифляне инкриминировать своему злейшему противнику, хотя и выискивали у этого старца всевозможные отклонения от правоверия.

1432

Казакова, стр. 287, 292, 297.

1433

Казакова, стр. 298, 98; ее же. Очерки, стр. 122.

Был еще один путь компрометации Вассиана, которым Даниил не замедлил воспользоваться, — это его дружба с опальным Максимом Греком. Поэтому одновременно с собором «на Вассиана» состоялся и второй собор — на Максима Грека.

Целью нового собора на Максима Грека, как правильно подметил С. Н. Чернов, была не расправа с его повергнутым «философом», а сокрушение Вассиана Патрикеева [1434] . Главные обвинения, выдвинутые на этом соборе, касались переводческой деятельности Максима, которая была тесно связана с работой Вассиана Патрикеева над Кормчей и его нестяжательскими взглядами. «Судный список» по делу о Максиме Греке, по наблюдениям Н. А. Казаковой, представляет собой публицистическую обработку материалов процессов 1525 и 1531 гг., предпринятую значительно позднее происходивших событий [1435] . Сохранившийся «судный список» (в поздних списках, не ранее конца XVI–XVII в.) [1436] восходит к дефектному протографу, в котором отсутствовали как конец судебного разбирательства 1525 г., так и конец судного списка 1531 г.

1434

С. Н. Чернов. К ученым несогласиям, стр. 71; Н. А. Казакова. Очерки, стр. 236–237.

1435

И. А. Казакова. О «судном списке» Максима Грека, стр 25–36.

1436

Самый древний и полный список находится в Сибирском сборнике конца XVI в. Дефектная версия той же редакции представлена другими текстами, в том числе списком ГПБ, Погод. № 1597 (первая половина XVII в.). По этому тексту «Судное дело» издано О. Бодянским («Список с судного списка. Прение Даниила, митрополита Московского и всеа Руси, со иноком Максимом Свя-тогорцем». — Чтения ОИДР, 1847, № 7, отд. IV, стр. 1-13). Как показал С. Н. Чернов, в «Список» ошибочно включен отрывок из «Прения» Ивана IV с Рокитой (текст «едино существо… Сия убо до зде». — Чтения ОИДР, 1847, № 7, стр. 3–4). Вместо них должен быть текст: «На престоле сидящего… бесплотных сил», пропущенный Бодянским и изданный Черновым (С. Н. Чернов. К ученым несогласиям, стр. 51–52). В Погодинском сборнике кроме «Судного списка» и «Прения» находится также «Выпись о втором браке».

Второй список, обнаруженный Н. А. Казаковой, начала XVIII в. (ГИМ, Барсова, № 2736). Остальные не представляют интереса (ЦГАДА, ф. Оболенского, № 426,- копия с Погодинского, а ГИМ, Уварова, № 831, и ГИМ, Хлудова, № 75,- копии с издания Бодянского).

«Судный список» после отрывка о соборах 1525 г. содержит краткое введение публицистического характера, в котором говорится, что в 1531 г. собрался церковный собор, который «изобретоша ко многим прежним хулам новейшие хулы на господа бога», распространявшиеся Максимом Греком. Далее приводится обвинительная речь митрополита Даниила с перечислением «прежних» и новых проступков Максима. Максим, якобы находясь в заключении в Иосифове монастыре, похвалялся своим умением «волхвовать» (колдовать). Затем он укорял и хулил русские монастыри, «что они стяжания и люди, и доходы, и села имеють». А отсюда вытекало и то, что Максим укорял русских «чудотворцев», митрополитов Петра и Алексея, а также Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Кирилла Белозерского, Пафнутия Боровского и Макария Калязинского: «Занеже они держали городы, и волости, и села, и люди и судили и пошлины, и оброки, и дани имали, и многое богатство имели, ино им нелзе быть чюдотворцем» [1437] .

1437

Чтения ОИДР, 1847, № 7, отд. IV, стр. 5, 6; Сибирский список, л. 329 об., 388 об — 340.

Максиму Греку вменялось в вину также, что он в Волоколамском монастыре говорил: «Напрасно мя держат без вины», т. е. отрицал все прежние обвинения, выдвинутые против него на соборах 1525 г.

После речи Даниила состоялся допрос Максима и свидетелей. Максим и на этот раз считал себя невиновным. Однако свидетели Михаил Медоварцев и Вассиан Рушанин всячески старались его «изобличить» (как поступал и сам Максим по отношению к Берсеню в 1525 г.). Они утверждали, что при переводе «правили» книги по прямому указанию Максима Грека. А так как его переводы отличались от старых, бытовавших на Руси, то этого было вполне достаточно, чтобы обвинить Максима в ереси. При этом Вассиан Рушанин ссылался на слова Вассиана Патрикеева: «Ты слушай мене, Васьяна, да Максима Грека, и, как тебе велит писати или заглаживати Максим Грек, так учини. А здешние книги все лживые, а правила здешние кривила, а не правила» [1438] .

1438

Чтения ОИДР, 1847, № 7, стр. 10.

Так или иначе Максим и Вассиан Патрикеев были признаны виновными. Первого сослали в Тверь, епископом которой был иосифлянин Акакий, а второго — в Иосифо-Волоколамский монастырь (где ранее находился в заточении Максим).

Последнее упоминание о Вассиане относится к 1532 г. В грамоте от 4 марта Василий III, вызывая в Москву старца волоколамского Тихона, наказывал: «Васьяна княж Иванова приказал бы ты, Тихон, беречи Фегнасту Ленкову» [1439] .

Расправившись с Вассианом и Максимом, Василий III решил еще более укрепить положение сына-наследника.

1439

А. А. Зимин. Переписка старцев Иосифо-Волоколамского монастыря с Василием III, стр. 135.

5 февраля 1531 г. с князя Ф. М. Мстиславского взята была вторая крестоцеловальная запись [1440] . Князь Федор, которого до рождения Ивана Василий III, возможно, прочил в наследники престола, предпринял неудачную попытку бежать в Литву, добрался до Можайска, но был схвачен [1441] . Трудно сказать, чем вызывался этот побег: то ли князь Федор потерял надежду на наследование русского престола и решил отъехать, то ли он боялся возможного преследования со стороны Василия III, ставшего недавно счастливым отцом нового наследника престола. Во всяком случае отделался князь Федор сравнительно легко. Он принес присягу верности Василию III, в которую был внесен пункт о службе и сыну великого князя Ивану.

1440

СГГД, ч. I, № 159, стр. 439–443. После брака с Анастасией в августе 1529 г. князь Федор в разрядах впервые упоминается в августе 1533 г. (РК, стр. 82). Ср. его жалованную грамоту от.22 июня 1533 г. (ГКЗ, Ярославль, № 8/14756).

1441

Согласно записи, князь Федор признавался, что он «хотел… ехати… к Жигмонту королю». В царском архиве хранились «списки княж Федоровы Мстиславского, как приехал в Можаеск, и прежнее его дело, что было ему ехати в Литву» (Описи, ящик 27, стр. 21). В первом случае (1529 г.) было только «дело» о побеге, а во втором (около 1531 г.) — уже и попытка отъезда.

31 июня Василий III отдал распоряжение «быти у князя Дмитрея Федоровича Бельского и спати, переменяясь», четырем детям боярским. «Доспех» князя должен был взять оружничий Никита Карпов, коня — Василий Беззубый. Князь Дмитрий впервые после длительного перерыва упоминается в разрядах в августе 1530 г. Опала его брата Ивана после похода 1530 г. отразилась, наверно, и на нем самом. Во всяком случае приведенное распоряжение говорит об усилении надзора над князем Д. Ф. Бельским [1442] .

1442

ЦГАДА, ф. 146, № 5. Следующее упоминание о кн. Дмитрии относится к лету 1532 г. (РК, стр. 74, 80).

15 августа 1531 г. (на Успеньев день) присягу московскому государю, Елене Глинской и наследнику Ивану принесли также новгородцы [1443] . В честь этого события в Детинце поставлена была деревянная церковь Успенья. В ней находился придел Усекновения честные главы Иоанна Предтечи (по имени наследника престола). Освящена она была к годовщине со дня рождения Ивана (26 августа) [1444] . По иронии судьбы с усекновением «честных глав» будет в дальнейшем связана вся жизнь Ивана Васильевича. И особенно достанется самому Великому Новгороду.

1443

НЛ, стр. 125; ПСРЛ, т. XXX, стр. 203.

1444

НЛ, стр. 323; ПСРЛ, т. VIII, стр. 278; г. XXIII, стр. 259.