Ротмистр Гордеев

Подловил. Этот Дзатоев может не только револьвером размахивать и грозить прострелить коленку. Он и в казуистике силён. Вот теперь, Лёха Шейнин, ты точно попаданец – попал как кур в ощип.

– Мне нечего вам сказать, ротмистр, кроме того, что я русский офицер, а вовсе не японский шпион.

Дзатоев даёт понять, что разговор окончен.

Плетусь под конвоем обратно на гауптвахту. Мыслей голове - ноль. Соседа, предполагаемого стукача, нет. Освободился, а может, Дзатоев решил, что теперь без надобности держать при мне «наседку». Зато никто не будет храпеть над ухом.

Механически съедаю обед, не чувствуя вкуса еды. Заваливаюсь на нары, депрессуха накрывает, как тяжёлым ватным одеялом. Мышцы ломит, не хочется вставать и шевелиться. Единственное, чего хочется – свернуться калачиком в позе эмбриона и ни о чём не думать, погрузившись в неподвижное оцепенение тела и мысли.

Морок какой-то… Не наводит ли его какой-то демона за стенкой? Силой заставляю себя встать и заняться физическими упражнениями. Случайно нащупываю в кармане платок и вспоминаю записку Ли Юань-Фэн. Неужели, единственное спасение – побег?

А как же мои охотнички? Верный ординарец, унтер Бубнов, наглец и бузотёр Сорока, братья Лукашины? А что, им будет легче, когда меня расстреляют за шпионаж с подачи Дзатоева? Жить хочется.

Достаю платок, пытаюсь дотянуться до окна с решёткой, чтобы повязать его на один из прутьев. В этот момент за дверь слышатся тяжёлые шаги пары людей, в двери поворачивается ключ. Быстро оборачиваюсь. Входят двое конвойных, винтовки с примкнутыми штыками.

– Следуйте с нами, вашбродь.

На расстрел? Без военно-полевого суда? И с побегом не успел…

Закладываю руки за спину.

Идём по улице, вид стараюсь держать бодрый и независимый, но на душе кошки скребут. Особняк контрразведки проходим мимо. Меня заводят в штаб. Останавливаемся у одного из кабинетов. Один из моих конвоиров стучит в дверь, поворачивается ко мне.

– Вашбродь, вам сюда.

Вздыхаю глубоко, словно перед нырком на глубину и толкаю дверь.

От стола на меня поднимает голову подполковник Николов.

[1] Телесные наказания для рядового состава в императорской армии были отменены в августе 1904 года, и только после этого на гауптвахты стали помещать и рядовой состав для дисциплинарного наказания. До этого гауптвахта была исключительно офицерской «привилегией».

[2] «Тверцы» - прозвище юнкеров и выпускниковТверского кавалерийского юнкерского училища.

Глава 16

Глава 16

– Господин подполковник? – удивлённо поднимаю бровь я.

– Не ожидали меня тут увидеть? – грустно усмехается он.

– Что есть, то есть – не ожидал.

Я уже не говорю что первоначально думал, будто меня ведут, чтобы пустить в расход. Как говорится, не мы такие, время такое…

Внезапно Николов встаёт, одёргивает мундир и строгим официальным тоном произносит:

– Штабс-ротмистр Гордеев, от лица военной контрразведки приношу вам искренние извинения за действия моего коллеги – ротмистра Дзатоева. К сожалению, господин ротмистр больше думает о своей карьере, чем о деле.

– Извинения приняты, - сухо говорю я, однако всё равно не расслабляюсь: вдруг это просто ещё один способ расколоть меня и вывести на откровенность?

Контора есть контора, рыцарям в белых перчатках там не место.

Но пока всё идёт хорошо: Николов возвращает оружие и амуницию, дожидается, пока я привожу себя в порядок. Мне бы, конечно, не мешало принять ванну, выпить чашечку кофе и побриться, особенно побриться – терпеть не могу щетину на лице, а борода Гордееву не идёт.

– Подполковник Али Кули Мирза считает, что вы отбыли заслуженное наказание до конца, а военная контрразведка больше не имеет к вам претензий, - сообщает Николов. – Можете вернуться в строй к исполнению ваших непосредственных обязанностей.

По тону чувствуется, что подполковник не договаривает. Мне, в принципе, всё равно, главное, что вот она – «щивабода, шивабода!»

– Чуть не забыл! – хлопает себя по лбу Николов.

Лезет в сейф и достаёт из него… тот самый пресловутый вакидзаси, который принёс мне столько проблем.

– Это ведь ваше?
– смеётся контрразведчик.

Бодро киваю. Нам чужого не надо, а своё хрен кому отдадим, если только очень попросят под хорошее настроение.

– Господин полковник, разрешите задать вопрос?
– нарочно повышаю Николова в чине.

В прежней части наш прапор аж млел, когда его бойцы старшим прапорщиком называли.

– Конечно, - добреет Николов.

Всё-таки мы – военные, чувствительны к такого рода вещам.

– Удалось выяснить, каким образом мой трофей попал в руки пленному японскому капитану? Поскольку я в это время отбывал наказание на гауптвахте, господин Дзатоев грешил на моих «сообщников», - не могу удержаться от подколки я.

Собеседник мрачнеет.

– К сожалению, ротмистр чересчур зациклился на вашей вине, поэтому не смог провести расследование по горячим следам. За это ему уже объявлен выговор. Мой ответ неутешительный: для нас эта история по-прежнему остаётся загадкой. Но мы работаем над тем, чтобы всё тайное стало явным.

Новость действительно не айс. Это была явная подстава, и где гарантии, что других не будет…

Догадываюсь, что моё освобождение приключилось не просто так, не появись столь вовремя Николов, Дзатоев продолжил бы копать под меня, тем более пищи для размышлений у него предостаточно: вон как ловко поймал меня в ловушку с Филимоновым. Всё-таки башка у ротмистра работает, пусть и не в том направлении.

– Господин полковник, это ведь я вам обязан свободой?

Он усмехается.

– В проницательности вам не отказать. Да, мне пришлось вмешаться в ход расследования. Я внимательно изучил все материалы и понял, что Дзатоев старательно лепит из вас предателя. К счастью, у меня была возможность составить о вас, штабс-ротмистр, собственное мнение. Вы толковый и инициативный офицер с прекрасным послужным списком. Вы воюете на передовой, а не отсиживаетесь в тылу, в отличие от некоторых… а ваш недавний рейд существенно облегчил ситуацию на фронте. Теперь японская артиллерия старательно экономит снаряды… Ну, и как мне сказали – за чинами не гонитесь, хотя достойны гораздо большего.

Николов подмигнул:

– Скажу вам по секрету, ротмистр: офицеры в полку переживают за вашу судьбу, а подполковник Али Кули Мирза уже все уши прожужжал моему начальству, грозился дойти аж до самого государя!

Я невольно закашлялся. Приятно, блин, когда тебя настолько ценят! Правда, это не спасает от губы, но… чего там переживать из-за пустяков.

Оно, конечно, слушать бы в свой адрес дифирамбы и слушать, однако я вспоминаю о более важном на текущий момент.

– Господин полковник, помните, я разговаривал с вами о ловушке, которую японцы могут устроить для нашего флота в Цусимском проливе?