Ротмистр Гордеев

– Видимо, рокуроккуби поднял на нужную высоту красный фонарь, а поездная бригада приняла его за останавливающий сигнал семафора.

– Это могла быть упокоенная нами Джу, Сергей Красенович?

Николов размышляет несколько мгновений, затем отрицательно мотает головой.

– Вряд ли. Демоны многое умеют, но раздваиваться не могут даже они. Нападение на состав произошло перед бойней в борделе. Где-то за пятнадцать-двадцать минут. При всех нечеловеческих качествах, Джу бы просто не успела добраться отсюда до заведения Сяо Вэй. Эта или этот рокуроккуби был вместе с нападавшими на состав.

По следам видно, что в том месте, где машинисты увидели красный семафор, стояло несколько человек.

– У китайцев есть что-то подобное рокуроккуби?

Николов ворошит свою память, отрицательно мотает головой.

– Нет. Это исключительно японский продукт.

– Неужели хунхузы потерпели бы в своих рядах постороннюю женщину-демона?

– Николай Михалыч, уверяю вас, рокуроккуби бывают не только женщинами но и мужчинами.

Передаём раненого помощника машиниста под попечение усатого унтера. А нас опять ждёт скверная местная дорога и трясущийся на каждом ухабе автомобиль.

До сгоревшего склада с боеприпасами, и зимним обмундированием добираемся где-то за полчаса. По пути ещё раз выпрашиваю у подполковника фляжку с чудодейственным напитком.

– А как же запреты вашего мира? – смеётся он.

Ракия вышибает из меня весь стресс – прав оказался Николов, опьянения не остаётся, так что процессу управления автомобилем выпитое у железной дороги никак не мешает.

От склада остались рожки да ножки – обломки бревен взрыв разметал во все стороны. Что не сделала взрывчатка, довершил огонь. Чёрные сплавленные груды, бывшие когда-то зимними шинелями, сапогами, портянками и прочим обмундированием дымятся до сих пор.

– Погибло имущества на стрелковую дивизию, - докладывает Николову немолодой полноватый подполковник Селивёрстов, начальник погибшего склада.

Слушаю внимательно, но сам в разговор не лезу. Пусть Николов работает. Он всё-таки профи, шерлок холмс в погонах.

– А боеприпасы? Каков ущерб?

– Примерно на неделю позиционных боёв.

– Значит, на два-три дня активной обороны или наступления.

Подполковник мрачно кивает, сморкается.

Не иначе как ответочка от японцев прилетела за наш рейд по их тылам…

– Кто-то выжил?

– Часовой. Рядовой Хмарин.

– Опросить его возможно?

– Возможно попробовать, хотя он после происшедшего малость.. – Селиверстов делает затейливый выверт ладонью.

Николов смотрит на меня, я пожимаю плечами. А что? Не мне такие вопросы решать.

Николов поворачивается к начальнику склада.

– Где мы можем с ним переговорить?

– Да хоть здесь, - разводит руками Селиверстов, и тут же обращается к одному из солдат.

– Лукичёв! Приведи Хмарина.

Лукичёв козыряет, исчезает и через пару минут возвращается, ведя под руку ошалелого молодого солдатика лет двадцати с совершенно седой шевелюрой.

Глаза у Хмарина совершенно шалые, несколько расфокусированные, а штаны в районе гульфика и ниже хранят на себе явственные следы сильного испуга, да и запашок от Хмарина соответствующий. Негоже, конечно, брезговать несчастным Хмариным, но дышать нам с Николовым приходится через носовые платки.

И опять я сожалению, что мой платок не надушен, уж больно ощутимое амбре.

– Вы бы хоть отмыли бедолагу, - морщится Николов в сторону Селиверстова.

Тот разводит руками с сожалением.

– Я распоряжусь, но придётся обождать.

– Ладно, потерпим. Не думаю, что разговор займёт очень уж много времени.

Николов поворачивается к Хмарину.

– Расскажи нам со штаб-ротмистром, что же тут приключилось?

Хмарин молчит, только косит глазом в сторону развалин склада. Зубы его начинают выстукивать барабанную дробь. Того и гляди завалится в обморок от накативших воспоминаний.

– Рядовой Хмарин! Смир-на! – неожиданно ору я ему прямо в ухо.

Шок действует. Хмарин вытягивается по стойке «смирно», выпячивает грудь, пытается даже есть нас с Николовым глазами.

– Отвечать, кратко и ёмко. По сути!

– Есть, вашбродь!

По лицу контрразведчика вижу, что Николов с трудом сдерживается, чтобы не заржать. Со стороны обделавшийся шалый солдатик выгляди, и впрямь, комично. А ежели влезть в суть, то уцелевший в аду человек. Пожалеть его надо. Я и пожалею, но малость погодя. Как только мы с Николовым удовлетворим необходимое любопытство.

– Что ты видел?

– Баба. Бабу видел…

Неужели опять длинношеяя монстриха?

– Шея какова? Длинная? Как змея?

– Никак нет. Шея обычная.

– А что необычного?

– Харя. Ни глаз, ни носа, один рот. И зубы острые чёрные. Щёлк-щёлк-щёлк! Страшно. Съесть меня хотела. А я убёг… убёг… И крест не помог. И слово святое не справилось… Токмо ноги быстрые и спасли. А потом как бахнуло!.. Я аж оглох малость.

Глаза Хмарина снова шалеют, а на штанах проступает новое мокрое пятно. Поворачиваюсь к Николову.

– Боюсь, это всё, что мы сможем из него вытянуть по горячим следам.

Начсклада горестно вздыхает.

– Волосы его видели седые? А ведь до этого дня Хмарин был рыжим. Балагур, матерные частушки исполнял – заслушаешься.

– Африкан Евстафьевич, - Николов обращается к Селивёрстову, - обиходьте бедолагу. И надобно его в госпиталь, врачам показать. – Николай Михалыч, - это контрразведчик уже мне, - едемте. Я увидел и услышал достаточно.

Понимаю, что Сергей Красенович хочет поделиться со мной своими мыслями наедине. И возможно услышать мои соображения. Но события не тороплю. Пусть господин подполковник сам проявит инициативу.

– Есть мысли, господин штабс-ротмистр? – мы уже минут десять пылим по дороге, прежде, чем Николов нарушил тишину.

– Демон появился первым, а уже за ним – японцы-диверсанты, когда часовой сбежал от ужаса.

Николов согласно кивает.

– Вряд ли диверсантов было много. Один-два плюс демон, - продолжаю свои мысли. – Кстати, что это за демон? Не похоже по описанию на рокуроккуби.

– Это Охаруго-Бэттари. Есть такое существо на японских островах. Очень страшное, но довольно безвредное. Всерьёз навредить не может.