Ротмистр Гордеев

– Стоит поговорить с полковником Ванновским[2]. Он сторонник всего передового и имеет влияние на генерал-майора. Всё-таки батюшка полковника был военным министром.

С Ванновским я не знаком, потому мотая на ус полученную информацию. С таким происхождением связи у полковника должны быть просто сумасшедшие. Немудрено, что Степанов ему в рот смотрит.

– Разрешите мне на завтра отлучиться из части.

– Для чего, Николай Михайлович?

– Хочу навести мосты с полковником Ванновским.

– Кого оставите за вас?

– Как обычно – унтера Бубнова.

– Хорошо, - усмехается Шамхалов. – Вам я всегда готов идти навстречу.

На следующее утро отправляюсь в город, искать полковника Генштаба. Послужной список у этого «мажора» неплохой: в свои тридцать пять Ванновский успел отличиться в боях на границе с Афганистаном и поучаствовать в Китайском походе.

Ещё мне удалось узнать, что у него очень острый ум (Генштаб есть Генштаб, других туда не берут), а ещё почти маниакальная любовь к огневой подготовке, у него репутация классного стрелка.

В штабе бригады мне сообщили, что к полковнику прибыла из Петербурга супруга, и по такому случаю он взял отпуск на один день.

Да уж, неподходящее время я выбрал для визита, но дела не ждут.

Узнав, что квартирует полковник на центральной площади в каменном двухэтажном доме с черепичными крышами с загнутыми по восточной традиции вверх углами, набираюсь храбрости и еду туда.

Дверь открывает прислуга – сгорбленная китаянка в возрасте, с трудом понимающая по-русски. С грехом пополам объясняю, что хочу видеть полковника.

– Полковника? – переспрашивает китаянка.

– Да-да, полковника.

– Полковника лестолана, - отвечает та и захлопывает дверь.

Домогаться полковника в ресторане – попахивает перебором, поэтому неспешно прохаживаюсь по улице, заставленной многочисленными китайскими арбами со всевозможными продуктами. Народу полно – даже не скажешь, что где-то вовсю бушуют боевые действия, так что торговля у китайцев идёт бойко.

Среди покупателей попадаются и наши солдаты.

Через час от крика и ора начинает пухнуть голова, такое чувство, что китайцы просто не умеют разговаривать не на повышенных тонах.

Спасением становится подъезжающий к дому экипаж из которого выходят офицер в парадной форме и дама в длинном платье и шляпке с огромными полями.

Догадываюсь, что это и есть супруги Ванновские.

Подхожу к ним и козыряю:

– Господин полковник, разрешите обратиться?

– В чём дело, штабс-ротмистр? – хмурится тот.

– Я по служебному вопросу.

– Хорошо, - вздыхает он. – Пойдёмте в дом, там и поговорим.

Ни полковник, ни его жена мне не рады, но манкировать службой Ванновский не собирается, что говорит в его пользу.

По моей просьбе выходим в небольшой сад, разбитый прямо за домом. Там нам точно никто не помешает.

– Слушаю вас, штабс-ротмистр, - говорит полковник.

– Я командир разведвзвода, штабс-ротмистр Гордеев.

– Слышал про вас, - кивает он. – Это ведь вы недавно набили морду штабс-капитану Вержбицкому и угодили под арест?

Оказывается, среди офицеров бригады я известен не благодаря походу по тылам японцев, а по вот таким вот делам.

– Так точно!

– К вашему несчастью, я имею честь быть знакомым с семьёй адъютанта начальника нашей бригады и более того, со Станиславом мы дружим практически с самого детства.

Моя челюсть падает вниз. Твою дивизию! Вот это поворот.

– Поверьте, я был вынужден так поступить. Штабс-капитан Вержбицкий оскорбительно отозвался о даме, с которой я знаком.

– Если не ошибаюсь, ваша дама – китаянка, а её брат – хунхуз. Не самые приличные знакомства для русского офицера.

– Господин полковник, давайте отставим эту тему в покое и поговорим о том, что меня к вам привело.

– И что же вас привело?

– Я знаю, что из флота в бригаду будет направлена пулемётная команда. Прошу ходатайствовать перед их превосходительством генерал-майором Степановым, чтобы два пулемёта были приданы моему взводу.

Бровь полковника иронично подымается.

– Простите, штабс-ротмистр, а с какой стати я должен это сделать? Чем так ваше подразделение так отличается от других, что нам придётся ради него раздёргать пулемётную команду? Тем более генерал-майор собирался держать её в резерве.

– Дело в том, господин полковник, что мне удалось по достоинству оценить роль автоматического оружия в войне, кроме того я разработал некоторые методики, повышающие его эффективность.

Взгляд Ванновского тускнеет, очевидно, в его глазах я прожектёр-хвастун, коих, увы, в армии полно.

– Если не возражаете, я изложу свои соображения.

– Не возражаю.

Извлекаю из глубины памяти знания, полученные в училище и на войне, само собой с поправкой на время и технические возможности пулемётов. Сначала полковник воспринимает информацию с недоверием, потом начинает задумываться, в конце он уже полностью погружён в то, что я попытался ему объяснить на пальцах и разжевать.

– Ваши идеи не лишены определённой логики, - признаётся полковник. – Но пока это всё теория, не подкреплённая практикой.

Практики у меня за глаза и за уши, но вряд ли Ванновскому понравится, если я пущусь в детали.

– Так давайте проверим на поле боя, - говорю я.

– Легко сказать! Вы понимаете, какая это ответственность, штабс-ротмистр? Вы знаете, в какую копеечку влетел казне каждый пулемёт? С нас ведь снимут не только погоны, но и головы!

Своё производство «Максимов» только начато, поэтому подавляющее большинство машинок в войсках импортное, а стоят они и в самом деле безумно дорого.

– Для хорошего дела мне не жалко ни погон, ни головы, - заявляю я.

– Боюсь, в этом случае речь пойдёт о погонах генерал-майора Степанова и об его же голове, - грустно усмехается Ванновский. – Должен вам отказать, штабс-ротмистр. Вот когда пулемёты начнут массово поступать в войска, тогда мы проверим всё, что вы мне рассказали.

Хочется громко выматериться, но вместо этого я вдруг говорю:

– А хотите пари, господин полковник?

– Какое пари? – недоумевает он.

– Обычное. Вы ведь считаетесь лучшим стрелком полка?

Он польщённо улыбается.