Роза для герцога

Розалин представила, как чужой, незнакомый мужчина возьмёт её на руки и будет по-хозяйски прижимать к себе, и отрицательно замотала головой.

— Я сама.

Наверх они поднимались медленно, и с каждым болезненным шагом Розалин проклинала и этот замок, и владевшего им герцога, но после каждого такого проклятья ощущала вновь подступающее головокружение, а теперь ещё и навязчивую тошноту.

«Да чем таким болен этот герцог?» — гадала Розалин, но помогать ему не собиралась всё равно. Если надо сыграть в целительницу, она может сделать вид, что попыталась его вылечить. Но не более того. Что же касалось побега: она планировала повторить его снова, как только подвёрнутая лодыжка перестанет болеть. Увы, но себя инары лечить не могли.

У двери в покои Андриана их встретил тот самый стражник, что тянул наверх верёвку, по которой она спускалась.

— Как твоё имя? — спросила Розалин.

— Жак. — Он потянулся и забрал у неё котомку, затем приоткрыл дверь в покои и отошёл в сторону. — Прошу, госпожа.

— Надеюсь, однажды, Жак, и ты поймёшь, как это — оказаться у кого-то в плену. — Розалин распрямила плечи, приподняла подбородок — так она чувствовала себя увереннее — и вошла в покои герцога.

В них, к её удивлению, никого, кроме самого Андриана, не оказалось: ни лекаря, ни слуг. Похоже, кроме стражника, герцог пока никому не сообщал о своей хвори. Возможно, он рассчитывал, что Розалин, его вылечит, и не хотел, чтобы слуги начали догадываться о её даре.

На секретере стояла зажжённая свеча, и Розалин, дохромав до него, взяла подсвечник и подошла с ним к кровати. Герцог не спал, но и в сознании не был. Его лоб покрывала испарина, губы были приоткрыты, а грудь поднималась едва заметно, но часто. Свободной ладонью Розалин коснулась его лба — огненный.

— О источники, ну за что мне всё это? — Она зажмурилась, борясь с подступавшими слезами. До этого мгновения Розалин была убеждена: её ненависть к Андриану настолько сильна, что даже дар не сможет заставить её помочь герцогу. Но стоило ей увидеть его в постели, по-настоящему больным, и все прежние размолвки показались ей глупыми и несущественными. Она вздохнула — говорили же ей, бороться с собственным призванием бесполезно. И она убедилась в этом в очередной раз. Ведь сейчас единственное, что ей хотелось сделать — это положить горящую зеленоватым светом ладонь на грудь Андриана и увидеть, как он облегчённо выдохнет, а его горячка отступит. — Я неисправима, — прошептала она, качая головой. — А ведь он не заслуживает моего сочувствия.

Подсвечник вернулся на секретер, а инара к герцогу. Она положила дрожащую от волнения и внутренних сомнений правую ладонь ему на грудь и наблюдала, как исцеляющий свет коснулся одежды и устремился сквозь неё к источнику болезни.

Обычно во время лечения она ощущала, где именно находилась хворь, но на этот раз её свет блуждал по телу герцога бесцельно, словно тот и впрямь ничем не был болен. Но только это не могло быть правдой, ведь чем дольше инара пыталась исцелить его, тем больше это отнимало у неё сил. Когда от внезапно навалившейся на Розалин усталости голова её закружилась, а тело прошибло холодным потом, она убрала руку с груди Андриана и прилегла рядом с ним, не в силах пошевелиться.

— Странно, — прошептала она, повернувшись к герцогу и замечая, что он выглядел чуть лучше, но по-прежнему мучился от жара.

Сейчас она могла бы пожать плечами и сказать стражнику, что пыталась, но не смогла излечить Андриана. Однако она впервые столкнулась с болезнью, против которой даже её дар оказался бессилен, потому не торопилась уходить и решила попробовать ещё раз, когда её силы немного восстановятся. Она вздохнула и прикрыла глаза, собираясь ненадолго вздремнуть.

В полудрёме ей привиделась страшная картина. У кареты, ехавшей вдоль обрыва, отвалилось колесо. Карета накренилась вбок, чуть не падая. Из неё донеслись испуганные крики, женскому голосу вторил детский. Розалин вздрогнула и, проснувшись, положила ладонь на лоб герцога — по-прежнему горячий.

— Да, страннее не придумаешь, — собравшись с силами, она вновь попыталась вылечить Андриана. Спроси у неё кто-то, зачем она так старалась ради ненавистного северянина, она бы не сумела вразумительно ответить. Но в тот момент для неё не существовало ничего важнее помощи и вправду заболевшему герцогу. И, конечно, она убеждала себя, что виной тому был её дар, который всегда решал за неё помогать кому-то или нет.

Вторая попытка излечить Андриана далась ей ещё сложнее. Розалин ощутила слабость уже спустя несколько минут и убрала руку, как только почувствовала головокружение. Она устало прилегла на подушку и задремала, а когда открыла глаза, вместо лунного света в комнату уже пробрались первые лучи едва показавшегося из-за горизонта солнца.

Пытаться излечить герцога ещё раз Розалин не решилась. Очевидно, против его болезни дар инары оказался бессилен.

Андриан дёрнулся, скинул с себя одеяло и начал шептать что-то в бреду. Вопреки всем доводам рассудка, Розалин стало жаль этого теперь беспомощного и страдающего мужчину. Как инара помочь она ему не могла, но вспомнила, как однажды в детстве сама свалилась с жаром и мама обтирала её влажной тканью.

Розалин выглянула из комнаты: стражник мерно посапывал, опершись спиной о стену и то и дело касаясь подбородком груди. Вместо того чтобы ещё раз попытаться сбежать, она растолкала его:

— Найди слугу или сам принеси широкий сосуд с водой и небольшой отрез ткани. — Остаться и помочь человеку, у которого и так целый замок слуг, — глупее решения не придумаешь. Позже Розалин будет дивиться ему и ругать себя, но сейчас она просто не могла поступить иначе.

Когда Жак выполнил её просьбу, она поставила воду рядом с кроватью и, смочив в ней ткань, приложила её к горячему лбу Андриана. Потом, вздохнув и окинув полным сомнений взглядом измождённое болезнью тело, решилась развязать рубашку на груди герцога.

Прежде ей никогда не приходилось раздевать мужчин, и теперь её щёки раскраснелись от стыда. Стараясь не обращать на это внимания, она взяла мокрую ткань в левую руку и осторожно провела ею вдоль шеи герцога, опускаясь ниже к ключицам и застывая на груди, едва заметно поднимавшейся и опускавшейся в такт дыханию Андриана.

Сама не понимая зачем, она отложила в сторону мокрую ткань и провела пальцами вдоль ключиц герцога. На его коже появились мурашки, и Розалин, усмехнувшись, уже смелее приложила левую ладонь к его груди. Её кожу странно защекотало и начало жечь, а спустя мгновение из её пальцев, а потом и из самой ладони начал струиться голубоватый свет. Инара, ахнув, отдёрнула руку.

Всегда она лечила лишь правой ладонью. Ещё в детстве Розалин решила, что она какая-то неправильная, бракованная инара и может лечить только одной рукой.

Набравшись смелости, она вернула левую ладонь на грудь Андриана. Её кожу вновь обожгло, от руки начало исходить голубое свечение, а по её телу почему-то растекалась приятная лёгкость сродни эйфории. Сама Розалин такого не видела ни разу, но все и так знали, что голубым светом Сатрэм, Южный источник, наделяет элимов, своих потомственных служителей, способных очищать тела и предметы от скверны.

Поскольку из года в год Сатрэм слабеет, элимы теперь рождаются редко. Во всей Южной половине их найдётся не больше десятка. Кроме как от родителей дар очищения получить неоткуда, но у Розалин в роду не было ни одного служителя источника. Её мать обычная крестьянка. Хотя своего родного отца Розалин не видела ни разу, она сомневалась, что он мог оказаться одним из элимов. Все служители богатые и родовитые люди, среди них не бывает простолюдинов.

Когда свет, исходивший от пальцев Розалин, погас, Андриан глубоко вздохнул и приоткрыл глаза.