Роза Марена

Двое стояли, глядя друг на друга через порог комнаты Рози на втором этаже дома на Трентон-стрит: он — с букетом весенних цветов, купленным в магазинчике на бульваре Хитченс, в двух шагах отсюда, она — с двухфунтовой банкой фруктового компота, поднятой над головой. Хотя пауза длилась не больше двух или трех секунд, она показалась Биллу вечностью. Испуг, отчаяние, решимость и, наконец, изумление прочел он в ее взгляде. Он был готов к чему угодно, но только не к этому. Испуг исказил ее лицо — но это все же было то лицо, которое лишило его покоя после встречи в магазине. Она не была красива, во всяком случае, по общепринятым канонам красоты, но она была красива для него. От линии ее губ и подбородка у него почему-то едва не останавливалось сердце, а кошачий блеск ее серо-голубых глаз околдовывал. Кровь прилила ему к голове, щеки стали горячими, в ногах появилась слабость. Он хорошо знал, о чем возвещали эти ощущения, и разозлился на себя.

Он протянул ей цветы, улыбаясь с надеждой, но в то же время следя за поднятой консервной банкой.

— Мир? — спросил он.

6

После встречи в дверях он с ходу пригласил ее поужинать, и на волне благодарности судьбе она приняла его приглашение. Какое счастье, что это не Норман, мысленно твердила она. И лишь когда она уже сидела рядом с ним в его машине, Послушная-Разумная, куда-то удалившаяся, вновь появилась и спросила ее, что она себе думает, отправляясь на свидание с мужчиной, которого, по существу, не знает, и не похожа ли она на женщину легкого поведения. В этих вопросах прозвучал подлинный ужас, но Рози отнеслась к ним спокойно, потому что задних мыслей у нее не было. Главный же вопрос был настолько кошмарен, что Послушная-Разумная не посмела задать его, даже из своего убежища в голове Рози.

Что, если тебя засечет Норман?

Вот каков был главный вопрос. Что, если Норман застанет ее за ужином с другим мужчиной? Молодым и красивым? Тот факт, что Норман находился за восемьсот миль к востоку отсюда, не имел значения для Послушной-Разумной, которая на самом деле была вовсе не послушной и разумной, а лишь Испуганной-Забитой.

Однако Норман был не единственной причиной ее волнения. За всю свою жизнь — жизнь женщины — она ни разу не была наедине ни с одним мужчиной, кроме Нормана, и сейчас все ее эмоции были обострены до предела. Поужинать с ним? О конечно. С удовольствием! Ее горло сузилось до размеров игольного ушка, а сердце колотилось как сумасшедшее.

Если бы он надел что-то более шикарное, чем эти чистые выцветшие джинсы и гарвардская рубашка, или если бы взглянул хоть с тенью сомнения на ее собственную простенькую юбку с кофточкой, она сказала бы нет. Ну, если бы то место, куда он привез ее, выглядело бы слишком роскошным, ей казалось, она не смогла бы даже вылезти из его «бьюика». Но ресторан «Папашина Кухня», с ярко освещенным фасадом, вентиляторами над головой и клетчатыми красно-белыми скатертями на массивных столах, выглядел скорее гостеприимным, чем пугающим. Судя по неоновой вывеске, в «Папашиной Кухне» подавались «Настоящие бифштексы по-канзасски». Все официанты были пожилыми, носили черные туфли и длинные передники с завязками под мышками. Рози эти передники показались белыми приталенными платьями. Сидящие за столами посетители были похожи на нее и на Билла — ну, во всяком случае, на Билла: непринужденно одетые молодые люди из среднего класса со средними доходами. Ресторан пришелся Рози по душе, доброжелательный и открытый — из тех мест, где дышится легко.

«Может быть, но они не похожи на тебя, — шепнул голосок в ее мозгу, — и не вздумай решить, что похожи, Рози. Они выглядят уверенными в себе, спокойными и непринужденно-доброжелательными, но главное, что они на своем месте. А ты — нет, и никогда не будешь такой. Слишком много лет с Норманом, слишком много раз ты забивалась в угол и утирала кровь. Ты забыла, как живут нормальные люди и о чем они говорят… если бы тебе не напомнил немножко об этом „Д и С“. Если ты попытаешься быть такой, как эти люди, если даже попробуешь только помечтать, что сумеешь быть такой, как они, то ничего, кроме огорчения, не испытаешь».

Неужели это правда? Ужасно было думать, что да, поскольку она была рада, что Билл Стэйнер пришел навестить ее. Она испытывала радость от того, что он принес ей цветы и пригласил поужинать с ним. Она испытывала к нему только глубокую благодарность, не более того… А то, что он пригласил ее на свидание, заставляло ее почувствовать себя молодой и полной очарования. И она ничего не могла с этим поделать.

«Валяй, радуйся, недолго осталось», — произнес призрак Нормана. Он шепнул эти слова ей на ухо, когда они с Биллом вошли в дверь «Папашиной Кухни», — слова прозвучали в ее мозгу так явственно, словно он прошел мимо. Наслаждайся, пока можешь, потому что позже он затащит тебя в темное место, где поговорит с тобой по душам. Или, может быть, он не станет утруждать себя разговорами. Может, он просто затащит тебя в ближайшую аллею и уделает прямо там, прижав к дереву.

Нет, подумала она. Вдруг яркие огни в ресторане стали слишком яркими, и она смогла слышать все, все — даже вздохи вентиляторов, месивших воздух над головой. Нет, это неправда — Билл хороший, и это ложь!

Ответ последовал немедленно и был безжалостен — Евангелие от Нормана: «Не бывает хороших, родная, — сколько раз я должен повторять тебе это? Там, внутри, каждый — мразь. И ты, и я, и все остальные».

— Рози? — окликнул ее Билл. — Что с вами? Вы побледнели.

Она попыталась овладеть собой и отогнать кошмар. Она знала, что голос в ее голове — лживый, а исходил он из все еще отравленной ядом Нормана части ее сознания. Но то, что она знала, и то, что чувствовала, существовало в ней совершенно независимо. Не могла она сидеть среди всех этих людей, ощущая запахи их мыла, одеколонов, дезодорантов и прислушиваясь к их оживленной болтовне, — не могла, и все. Не могла она непринужденно говорить с официантом, который подойдет к ней и склонится из-за ее спины с перечнем фирменных блюд, — некоторые, наверное, будут написаны на иностранных языках. И труднее всего ей было бы с Биллом Стэйнером — разговаривать с ним, отвечать на его вопросы и думать, что почувствуют ее пальцы, если она дотронется до него.

Она собиралась сказать ему, что ей нездоровится, что лучше бы ему отвезти ее домой, быть может, до следующего раза. А потом, как и в студии звукозаписи, она подумала о женщине в розмариновом хитоне, стоящей на вершине холма, с поднятой рукой и голым плечом, мерцавшим под странным рассеянным светом. Она стояла там, ничего не боясь, над разрушенным храмом, выглядевшим более жутко, чем все развалюхи, которые Рози видела в своей жизни. Как только она представила себе светлые волосы, заплетенные в косу, золотой обруч и едва видимую из-за спины припухлость груди, Рози стало легче.

«Я могу пройти через это, — подумала она. — Не знаю, смогу ли я на самом деле поесть, но я наверняка наберусь храбрости, достаточной для того, чтобы посидеть с ним немного в этом хорошо освещенном и уютном ресторане. А стану ли я тревожиться о том, что он может изнасиловать меня? Нет, по-моему, насилие — последнее, что может прийти ему в голову. Это просто одна из идей Нормана, который считает, что весь мир держится на насилии».

От этого успокаивающего умозаключения она слегка расслабилась и улыбнулась Биллу. Улыбка вышла слабой, уголки губ чуть дрожали, но все же и такая улыбка лучше никакой.

— Все нормально, — сказала она. — Я чуть-чуть боюсь, вот и все. Вам придется потерпеть.

— Но вы не меня боитесь?

«Еще как тебя боюсь», — раздался голос Нормана из того места в ее голове, наподобие злокачественной опухоли, где он жил.

— Нет, не совсем то. — Она подняла на него глаза. Это было очень трудно, и она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, но все-таки сумела. — Просто вы первый мужчина после мужа, с которым я куда-то пошла за всю мою жизнь. Если это свидание, то оно — первое с той поры, когда я заканчивала школу. Это было в 1980-м.