Рождение чудовища

Возможно, даже чуть меньше – потому что колдун никогда не выходил из себя и не орал на нее, тем более – не колотил, не бил ремнем или хлыстом и не оставлял без еды. Да и работать не заставлял. Приходилось только идти. И еще – считать. Сначала – день за днем пересчитывать и пересчитывать свои пальцы. А потом – учиться считать шаги. Этого Накато не понимала, но искренне старалась понять.

Не то, чтобы колдун особенно сердился за непонятливость. Но все же такая работа лучше, чем таскать воду с родника, убирать в загонах страусов или стирать тяжелые шерстяные одеяла в озере или речушке.

Интересно, зачем колдуны все считают? Как пересчет шагов, пальцев и разных предметов привлекает помощь потусторонних сил? Едва Накато запомнила, как надо считать, ее стало грызть острое любопытство. Колдун рассказывать не спешил. Однако считать все, что попадется на глаза, сделалось для девушки привычным. И она уже без понуканий считала на ходу то одно, то другое. И облачка в небе, и количество толстых стеблей, из которых нужно сложить костер вечером. И даже звезды в небе по вечерам, перед тем, как заснуть. Колдун вроде как был доволен.

Изредка Накато видела вдалеке спины мамонтов, рассекающих высокие травяные волны. Если шагало одно стадо – это дикие мамонты. Если рядом идут две-три шеренги с главной слонихой во главе и следующим за ней молодняком, а вокруг них колышется трава над невидимыми под высокими метелками людьми и страусиными стадами – значит, это кочевье.

С каждым днем возвышения и холмы, мимо которых они шли, делались выше. А потом вдали появилась голубоватая дымка над темной полосой гор.

Накато часто думала впоследствии, что эта дорога к горам была самым счастливым и беззаботным временем ее жизни. Почти таким же, как детство, которого давно не помнила.

*** ***

– Будь ты проклят! Будь ты вовеки проклят!

– Буду, непременно буду, - с усмешкой отозвался колдун. – Я и так уж давно навеки проклят, тут ты опоздала. Подумать только – и эта самая женщина пару дней назад со слезами на глазах благодарила меня за то, что забрал ее с собой.

Накато не ответила – она задыхалась. Даже если бы голос повиновался ей – мыслей не осталось, слов тоже.

Накатила очередная волна боли, и девушка взвыла, выгибаясь дугой. Колдун швырнул в костер какой-то травы из поясного мешка. Больше всего Накато хотелось содрать этот мешок с его пояса и растоптать, растерзать, развеять по ветру траву, которую он так тщательно собирал и сушил.

– Я ведь в самом начале говорил, что будет трудно, - мягко заговорил он снова.

Под сводами небольшой пещеры раскатился очередной вопль. Больно, до чего же больно! Что он ей подсунул, что за отраву?!

Вести столько дней через поля, чтобы просто отравить. Боги и духи, как больно, как нелепо! Колдун говорил что-то еще, но Накато его не слышала.

Она потеряла счет времени. В какой-то момент отметила, что ветерок, задувавший в пещеру, посвежел. Запах травы сделался слабее. Кажется, солнце спустилось к горизонту. Больше девушка ничего не помнила.

Наутро проснулась разбитой и измученной. Голова нещадно болела, в горле пересохло. После сна на голых камнях тело затекло, ее пробирал озноб.

Накато перекатилась с трудом набок, попыталась приподняться. Слабость мешала. Попыталась открыть глаза – их нещадно резало, различить что-то перед собой не получалось.

– Пить хочешь? – в голосе колдуна слышалось неподдельное сочувствие.

Она сумела лишь кивнуть. Ее приподняли за плечи, поднесли к губам чашку. Она глотнула и зарычала, попытавшись отпихнуть чашку – там оказался давешний настой.

Снова он поит ее отравой! Колдун держал крепко, не позволял вырваться. А у нее совсем не осталось сил.

– Придется выпить, - проговорил он. – Так нужно…

Снова невыносимая боль и судороги, собственный крик и проклятия. Да, порка плетью – это больно. Но не настолько! И не бывало такого, чтобы наказанного плетью на другой день стегали снова. Порка – это наказание, вразумление. А не для того, чтобы помучить просто так.

А колдун мучил ее. Раз за разом, своей отравой. Безо всякой вины!

Он поил ее ядом снова и снова. Вновь и вновь ее скручивало в невыносимых муках, а он говорил с ней таким спокойным, сочувствующим голосом, как с больной.

Наверняка насмехался.

На третью ночь Накато попыталась уползти из пещеры. Куда угодно – пусть даже до ближайшего ручья, где и умрет. Или пусть ее даже сожрут гиены и львы. Только бы умереть спокойно.

На деле – не проползла дальше нескольких шагов от каменного навеса. Растрепанная желтая ткань, перепачканная и изодранная, волочилась, тянула назад. Вероломный колдун, ругаясь, водворил девушку на место – под стену пещеры. Она впервые услышала от него ругань. Он набросал камней у выхода – чтобы не могла перебраться. Но на вторую попытку у нее и не хватило сил. Она просто лежала, ожидая смерти, которая все не приходила.

А когда счет времени потерялся – в чашке, которую дал ей колдун, появилась вода. В первый момент Накато не поверила – думала, может, она перестала ощущать запах и вкус отравы?

Но нет – вода осталась водой. Сутки или двое она приходила в себя. Боль и судороги не возвращались, колдун приносил ей только воду.

Чашку ставил рядом – пить не заставлял. Мол, если жажда мучает – то сама. И Накато, ослабевшая, с трудом приподнималась и подтягивала к себе чашку. Лакала из нее, как животное – поднять и донести до рта не могла. Часто проливала. Колдун терпеливо приносил воду снова, но помогать – не помогал.

– Есть хочешь? – это он спросил на исходе того дня, когда к Накато вернулась ясность мыслей. Она лишь кивнула – и получила кусочек печеной рыбы на глиняной дощечке.

Та оказалась почищена от костей и даже шкурки – только бери и ешь. Она принялась жевать – лишь после вопроса поняла, насколько голодна.

– Пока хватит, - сообщил колдун, когда кусочек до обидного быстро закончился. – Завтра получишь больше. Сегодня нельзя – с непривычки может стать дурно.

И правда. Сколько дней она не ела – только пила отраву, которая едва ее не прикончила? Накато впервые оглядела себя. В сгущающемся сумраке видно было, что ее желтая накидка стала грязной и драной, превратилась в лохмотья.

– За что? – это были ее первые слова.

– Ага. Считаешь, что я тебя травил? – он понимающе хмыкнул.

– Это ведь была отрава.

– Отрава, да, - он не стал спорить. – Но зачем – я тебе расскажу завтра. Точнее – покажу. А сейчас – спи. Тебе нужны силы.

Да силы нужны. Но спать она не будет. Она убежит! Сейчас, когда мысли ясны, и не мучают невыносимые боли…

Додумать не удалось. Накто провалилась в сон без сновидений. И проснулась лишь, когда лица коснулся косой луч поднимающегося солнца.