Рождённая на стыке веков

– Бросай веник и иди за мной, – сказала она.

Я послушно бросила веник и молча пошла за ней. Во дворе была постройка, где обычно купались слуги, туда меня и завели.

– Тщательно пусть искупается. Наденьте на неё новое платье и поторопитесь, – приказала женщина.

Я недоумевала, зачем это вдруг понадобилось. Но возражать было нельзя, да и не привыкла я возражать. Подчинившись, я искупалась и надела новое платье и лозим (узбекские шаровары). Меня расчесали и Бахрихон опа оценивающе посмотрела на меня.

– Хм… разве это женщина? И хозяин думает, что она родит ему сына? Ладно, иди за мной, – снисходительно приказала она, покачав головой.

И я покорно пошла за ней, ничего не поняв из того, что она сказала. Пройдя большой двор, она завела меня в дальнюю комнату, где обычно почивал хозяин и при желании, звал на ночь одну из своих жён. Меня бросило в дрожь и сковал страх, я не могла понять, зачем меня сюда привели.

– Сиди тут и жди. Никуда не уходи, – приказала мне старшая над слугами Бахрихон опа и ушла.

Сесть на постеленные на пол курпачи, я так и не решилась. Я стояла в середине комнаты, без мебели, тогда в сёлах её просто не было, только два сундука, со сложенными одеялами и подушками, озираясь вокруг и не понимая, зачем я здесь. Вдруг, дверь со скрипом открылась и из-за полога над дверью, показалось бородатое лицо хозяина. Ничего не говоря, он подошёл ко мне и бесцеремонно сорвал с головы платок, бросив его на пол.

– Раздевайся, – коротко бросил он и сам снял с себя тонкий чапан и с головы чалму.

Я растерянно подняла голову и со страхом взглянула на бая, попятившись назад, к выходу. Он вдруг, тяжело дыша, схватил меня за плечи и сорвал с меня тонкое платье, просто разорвав его. Мои груди едва стали появляться, отвердев словно маленькие яблочки. Жадно схватив меня в охапку, бай бросил на курпачу и лёг, припав к моей груди ртом. Я закричала, но он зажал мне рот рукой, от чего я стала задыхаться.

– Вздумала перечить мне? Молчи! Иначе придушу, – прошипел он над моим ухом.

От охватившего меня ужаса, я замолчала и зажмурила глаза. Турсун бай сорвал с меня лозим и я осталась совсем нагой и беззащитной. Что происходило дальше, я помню смутно, только стыд и страх не давали мне кричать от боли от жадных рук и губ Турсун бая. Что он со мной творил, вспоминать не хочу, хотя та ночь никогда не уходила из моей памяти. Резкая боль внизу живота, потом ещё и ещё и я потеряла сознание.

Когда пришла в себя, Турсун бай, совершенно голый, с жирным животом, со страшным храпом спал рядом со мной. Я никогда не видела не только голых мужчин, но и вообще не смотрела на них. С трудом поднявшись, я надела лозим, несмотря на кровь с внутренней стороны моих ног, потом ползком отошла от бая и схватила платье. Но надеть его было невозможно, оно лежало на полу двумя кусками материи. Сев на пол, я обхватила колени и заплакала. Наверное, была очень вымотана, потому что так и уснула, положив голову на колени. Проснулась ранним утром от сильного пинка бая в бок.

– Чего сидишь? Ложись сюда, – приказным тоном сказал он.

Но увидев, что я скованная страхом, боюсь двинуться, размахнувшись, ударил меня по лицу, от чего я и упала на постель, схватившись за щёку. Бай буквально упал на меня и всё повторилось снова. На этот раз, я покорно лежала и не сопротивлялась, понимая, что это бесполезно.

Насытившись, бай ещё долго хрипел, успокаиваясь от того, что проделывал со мной. Потом оделся и вышел из комнаты, оставив меня лежать совершенно нагой и разбитой. Одеваться я не стала, уткнувшись в подушку балыш, я разрыдалась. Через полчаса зашла Бахрихон опа и с сожалением посмотрела на меня. Присев рядом, она погладила меня по голове.

– И чего теперь плакать? Смирись, это уготовано всем нам. А если получится и ты родишь хозяину сына… он тебя золотом осыплет, в шелка оденет. О таком, любая девушка только мечтать может. Не пойму, почему хозяин выбрал тебя. Ладно, ты сегодня отдыхай, я прикажу, чтобы тебе поесть принесли и одежду тоже, – мягко сказала эта всегда такая строгая, неулыбчивая женщина, с сожалением поглядывая на кровь на постели и на моих ногах и на куски нового платья.

– Мне ничего не нужно и есть я тоже не хочу, – рыдая, ответила я.

– Всё, ничего уже не поделать, только подчиниться воле хозяина, – поднимаясь, сказала Бахрихон опа.

Я опять уткнулась в подушку. Стеснения уже не было, моё тело ныло от боли, Бахрихон опа прикрыла меня одеялом и покинула комнату. Минут через пятнадцать, в комнату вошли две молодые женщины, у одной в руках был поднос с лепёшкой, с горячим чаем в чайнике и пиалкой, у другой, перекинутые через плечо платье и лозим, в руках были медная чашка и абдаса (кувшин для умывания).

– Поднимайся. Мехри? Помоги ей. Намочи кусок от платья, пусть оботрёт ноги от крови и наденет чистое платье и лозим, – сказала та, что была постарше.

Мехри молча стала делать то, что ей приказали. Наконец, я вытерла ноги с внутренней стороны, выше колен и надела платье и лозим. Передо мной поставили поднос и женщины ушли.

Оставаться в этой комнате, я не хотела, боясь, что Турсун бай опять вернётся и повторится тот ночной кошмар. Выглянув за дверь, я со страхом осмотрелась и медленно вышла во двор. Мне казалось, что все знают, что произошло со мной и сгорая от стыда, я прошла на женскую половину и ушла за дом, в сад. Там, сев под яблоню, я обняла колени и посмотрела на безоблачное небо, вспомнив, как мама говорила мне, что люди, умирая, поднимаются в небо и там они живут в раю, без забот и боли. Мне вдруг так захотелось умереть и оказаться там, на небесах.

Не знаю, сколько я там просидела, меня не мучил голод, не мучила жажда, только жгучая боль по всему телу, низ живота, словно разрывали на части. Я прилегла под дерево и свернувшись калачиком, закрыла глаза. Слёз не было и обиды тоже, наверное, я думала, что всё правильно, что произошло со мной. Турсун бай – мой хозяин и может делать со мной всё, что пожелает, а мне лишь нужно подчиниться. Но внутренний, детский голос, возражал. Я не хотела принадлежать этому жирному, бородатому старику, от него неприятно пахло, может от насвая, который он без конца бросал под язык, его зубы были тёмного цвета, да и было их у него во рту немного. Хотя, по истечении многих лет, я поняла, что Турсун бай был не так и стар, на тот момент, ему было чуть больше пятидесяти лет. Но мне, двенадцатилетней девочке, конечно казалось, что он глубокий старик.

Я уснула и кажется проспала до поздней ночи. Проснулась от криков и ошалело вскочив с земли, я увидела огоньки. В руках людей были факелы, мне и в голову не пришло, что они ищут меня по приказу бая. В комнату, где меня оставили, до вечера никто не заходил, думая, что я там, или просто забыли обо мне. А когда вошли в комнату и не обнаружили меня, решили, что я сбежала. Сбежать, было бы, наверное, самым лучшим выходом, но страх… куда? Как?

– Господин? Она здесь! – услышала я крик мужчины.