Рождённые на заказ

Буйвол, устав ждать дальнейшего повествования, прервал моё молчание:

– Ну и что? Стали их дети хорошими?

– Нет, не стали.

– А волшебник?

– Волшебник ушел. Превратил самых скверных детишек в настоящих монстров и ушел.

– Не слышал я такой сказки. А в чём мораль? Не сердите волшебников?

– Нет, скорее, воспитывайте деток так, чтобы не было страшно за своё будущее.

– Думаешь, нужно смириться и не ждать хэппи энда?

– Думаю, ты во всём этом разберёшься, со временем. Буйвол, а твоя мама говорила тебе, что ты естественнорождённый?

– И это понял! Но как?… А, впрочем, это же ты! Ты пришел и хочется верить в чудо. И почему так?

– Может потому, что вокруг так много сказок, что другой реальности я не знаю.

– Вот бы нам ещё одну, только, чтоб конец хороший.

Я полез в карман и вытащил образец, пропавший из лаборатории Дарка и найденный мной в вещь доках американского ФБР, размером он стал не больше перепелиного яйца.

– А знаешь, пару часов назад я разговаривал с женщиной, она клялась, что этот камень волшебный. Он исполняет желания. Я хочу, чтобы твоё желание сбылось. Думаю на один раз и осталось.

– Опять шутишь, да?

– Я ей поверил и не только я. До нашего рейса осталось полчаса, обдумывай желание. Встретимся в порту.

***

Много лет назад этот осенний день в году я связал бы с моим рождением. И, хотя, повода отмечать дату давно не было, воспоминания всплывали сами. Так совпало, что именно на мой своеобразный юбилей, члены Стаи, сами того не ведая, сделали мне подарок.

Я стоял и смотрел на свои бесчисленные отражения в разбитом стекле, бывшем когда-то витриной огромного супермаркета, раздираемый давно несвойственными мне ощущениями. Внешне я нисколько не изменился, а вот внутренне, иссох как мумия. И от того, по живительной капле, ловил каждую положительную эмоцию, когда в радостном нетерпении, переминался с ноги на ногу, словно ребёнок, которому не разрешают открыть пёстрый свёрток, спрятанный до торжества. Меня не смущало, что мой подарок – это разъярённая, умная фурия и попала она в мой мир, связанная по рукам и ногам, мягко сказать, не по собственному желанию.

Уверенность в моём праве решать за двоих на время отступила и, думая о том, что буду делать после того, как она отвергнет меня в очередной раз, я подошел к двери, протянул руку и замялся:

– Она знает, что вы притащили её по моей просьбе? Может, стоит показательный спарринг с Волком устроить? – я окликнул Стаю, поведясь на глупую мыслишку поиграть в благородного рыцаря, спасающего принцессу.

– Ролевые игры не обговаривались! – огрызнулась подруга, не довольная предложенной перспективой подыгрывать лжи чисто из пресловутой женской солидарности. Но Сирин не была бы собой, если бы не оставила «сладенькое» на потом: – Лучше посмотри на то, что мы сняли с её шеи.

Я развернул к себе её ладонь, с которой свисала тяжелая цепочка, вобравшая в металлический узор кулона круглый, прозрачный кристалл, раскрашенный внутренней радугой ярче, чем увеличенная, в десятки раз, утренняя капля росы. Я слышал, что магия ведьмы не внедряется в тело женщины, её помещают в апотропей.

– Разве ведьмовские цацки могут быть такими чистыми? – удивилась Сирин.

– Выходит, что могут.

– Это значит - она получила магию, жертвуя собой, - предположила подруга.

– Не собой, а себя. И без кровавого обряда – кристалл прозрачный, как слеза.

– Как ты себе это представляешь? Сделайте меня ведьмой, а я вам всех деревенских кузнецов от подагры вылечу?! – пропела и забавно изобразила глупую рожицу.

– Думаю, твои слова не далеки от истины, - согласился, не разделяя её иронии. – Не знаю точно как, но когда она этому научилась, могу догадаться.

Теперь уже Сирин, движимая любопытством, вцепилась как клещами, и я признался:

– Есения мой проводник из Нави. Выживший проводник. И ты не поверишь, но озеро, заполненное остаточной энергией зла, выпустило нас за простую клятву Есении не тырить мамкины конфеты.

– Ты серьёзно? Души мучеников реально купились на такую чушь?

– Это не чушь. Это как раз та простота, которая хуже воровства.

– Ты хочешь сказать, что она умеет обманывать первостихию?

– Нет, ты же видишь этот камень, она вообще никого не обманывает. Есения самый честный человек, которого я видел, и её бесхитростность помогла выторговать более гуманные способы получения магических сил.

Сирин впилась в мою руку ещё крепче.

– Сбереги эту чистоту, и я спишу тебе все долги, - прошептала Сирин на миг, заразившись не свойственным ей благородством, и тут же одумалась: - Хотя, все - это многовато! Я прощу тебе половину.

– Замётано, - согласился я, пока она не дошла до четверти одолжений. Но Сирин выглядела довольной нашей сделкой и, бросив строгий взгляд, который говорил, что если я всё испорчу - спрос будет очень строгим, ушла вслед за стаей.

– С возвращением, милая, - криво поприветствовал я, присаживаясь на корточки, чтобы дотянуться до Есении, которая одним боком вжималась в груду коробок. С завязанными сзади руками, притянутыми к её же ногам, она не могла сделать большего, чем пытаться отползти сидя, поджимая колени.

– Значит, теперь ты с ними? – не скрывая пренебрежения, спросила Есения. Уточнять, что это они со мной было не к месту, она выглядела такой несчастной, мне стало совестно, что её держали связанной.

– Нужно поговорить, - предложил я.

Я был готов к очередному приступу её «праведного» гнева:

– Сгинь! Отстань от меня! – резкий ответ прозвучал в стену, так как она отвернулась, чтобы спрятать слабость, сбежавшую изнутри крупными слёзами.

Растерялся, потому, что подобного не ожидал вовсе. Слова, наполненные обидой и злостью, были привычным делом при наших встречах. Теперь же она плакала.

– Прости, надо было предупредить, что…

– Пошел к чёрту! – последовало более привычное приветствие от Есении.

– Уже с ним виделся. Вот, вернулся, а тут радость великая! Супруга моя неверная образумилась, с мужем теперь рядом проживать будет. Как тебе комнатка, родная? Не маловато ли мебели? – Пустые рамы окон первого этажа в наземном здании, бывшего торгового центра, пропускали отблески вечернего света, достаточного только для того, чтобы добавить мрачности заброшенному помещению. Но, несмотря на прошедшие годы, моя Есения оставалась наивным ребёнком, обвела взглядом разруху, решая внутренний вопрос, почему муж, с виду не сильно поглупевший, выбрал такое неприглядное жилище.

И в тысячный раз, капитулировав перед её доверчивостью, я опустился на пол рядом с ней, преодолевая сопротивление, притянул её лицо к себе и перестал дышать: «Я так тебя люблю». Вместо слов легонько прикоснулся к её щеке рукой, отведя русую прядь.

– Ещё одно движение - будет не дом, а твоя могилка!
– прошипела моя любимая.

В ответ, нарочито медленно погладив кожу под разорванной на плече одеждой и, не придав значения угрозам, я наклонился к её лицу. Она поджала губы, словно ей поднесли жабу. Это было ожидаемо, и едва сдерживаясь, чтобы не лезть с поцелуями, потому как крышу сносило от одного её присутствия, я прошептал: