Рожденные в СССР. Откат
Шрифт:
— Я бы посоветовал вам все-таки следить за своими словами.
— Иначе что будет? Наивный вы, однако чувак, товарищ капитан. Это было в том мире, так что ничего страшного в разглашении некоторых фактов нет. Товарищ Булатов, в результате контрреволюции на территории бывшего СССР, — на последних словах невольно вздрогнули все, — десятки тысячи людей погибли в вооруженных конфликтах, сотни тысяч в результате неслыханного разгула криминала. Молодежь, крепкая, спортивная с азартом расстреливала друг друга в бандитских разборках, посторонние люди также гибли в них и разбойных нападениях. Сотни тысяч преждевременно умирали от враз насупившей нищеты и невозможности получить квалифицированную медицинскую помощь. Миллионы
В кабинете повисло вязкое молчание. Возразить против подобных фактов им было нечем. Нежданно затянувшуюся паузу прервал Горчак.
— И вы хотите, чтобы ваши воспитанники силой противостояли возможности возникновения схожей ситуации?
Николай вздохнул. Что ж так убого-то?
— Чтобы хотя бы были готовы противостоять. Но не это главное. Вы почему-то забываете, что кроме физической силы есть нравственная, моральная. Наши воспитанники будут поступать в высшие заведения, пойдут в армию. Они станут достойными членами нашего общества. И они не будут одиноки в борьбе с отсталостью и замшелостью нынешнего социума.
— Нелегко им придется.
— Зря ёрничаете, товарищ, не знаю кто на самом деле! Лучше уж так, чем безвольно погибнуть под пулями бандитов или в нищете, потеряв любимую работу. Не забывайте, что, разбрасывая камни, вы поднимаете волну. Нельзя убрать болото, не замутив его.
— Любопытно, — Горчак что-то отметил у себя в блокноте, — выстраиваете новую структуру помимо официальной. Это как-то, знаете, попахивает откровенной антисоветчиной.
— Опять у вас протухшая демагогия, товарищ. Наш клуб выстроен на фундаменте лучших идеалов всего человечества. Мы постарались собрать вместе все достижения нынешней цивилизации и использовать их в настоящем деле. Если они в чем-то не согласованы с заскорузлыми представлениями нынешней партократии, то это уже ваши проблемы. Новое зачастую вырастает вопреки. Но, я хочу особо заметить, — Истомин насмешливо смотрел на членов комиссии, — именно такие ячейки — провозвестники будущего со временем станут его новым каркасом, выстраивая абсолютно иное общество, независимое ни от кого.
— Да вы резонёр.
— Ну почему же, это только с вашей точки зрения. Мы же действуем согласно науке.
— Это какой же?
— Стык сразу нескольких: математика, социология. В частности, новое её прочтение с точки зрения теории категорий, так называемая социальная топология. Есть еще комплекса наук о сложности: управление хаосом, нелинейная динамика, теория катастроф, теория фракталов, неравновесная самоорганизация и другие.
— Никогда о таких не слышал, — развел руками Горчак, в его глазах было заметно искренне недоумение.
— Вот и плохо. Занимаетесь обществом, а не знаете, как оно устроено и с чем его едят.
— Все, хватит! — не выдержал полемики Самохвалов. — Я, как председатель выездной комиссии ставлю этот вопрос на повестку. Мы еще дадим должную оценку существования так называемого клуба «Коммунар»! Мы не потерпим антисоветских элементов в центре культурного досуга наших трудящихся.
— Это почему вы решаете за трудящихся? — неожиданно для остальных вмешался в разговор Булатов. — Кто вам дал такое право, товарищ секретарь?
— Вы-то здесь при чем? — искренне изумился Самохвалов.
— Я, вообще-то, народный депутат и сюда не просто так приглашен. Я считаю, что товарищ Истомин нужное для общества дело делают и воспитывает хорошую молодежь. Ни одного плохого слова я про них не услышал. И живу я в этом же районе, в отличие от вас.
— Мы во всем разберемся, товарищ, — поднял руку гэбист.
— Я уже вижу, как вы тут разбираетесь! Не затыкайте мне рот, товарищ капитан. У нас советская власть или как? Вы последние решения партии читаете? — Булатов положил на стол ту самую
«Правду» с броской передовицей. — Власти всех уровней должны прислушиваться к пожеланиям передовых представителей советского народа. Избранных, между прочим, этим самым народом в советы всех уровней.Слово перехватил Горчак, бросив предупреждающий взгляд в сторону насупившегося гэбиста.
— Товарищи Булатов, мы, конечно же, учтем и вашу позицию. Покамест я, товарищи, предлагаю вынести разбирательство этого вопроса в наш отдел. Чтобы, так сказать, выслушать там все заинтересованные стороны. Нельзя все-таки губить молодежные инициативы на корню, толком в них не разобравшись.
Самохвалов бросил в сторону куратора полный недоумения взгляд и вытер платком вспотевший разом лоб. Что-то он упустил или пропустил? Чекист сжал губы, его лицо стало кислым, но он также не стал препятствовать. Не все сразу. Решили единогласно.
Глава 10. Мнения бывают разные. 8 февраля 1976 года. Ленинград. Проспект Добролюбова 19
— Хорошие у тебя хоромы! — оценил масштабы квартиры жгучий брюнет, кидая взгляды по сторонам. Он сам больше привык к более тесным жилищам. Здесь же, в здании дореволюционной постройки, высота потолков поистине зашкаливала. Особенно впечатлял узкий и потому кажущийся неимоверно внушительным здешний туалет. Такое впечатление, что сидишь в шахте лифта.
— Это не мои, а деда.
— Так вроде у тебя, Снайпер, с ним какой-то конфликт вышел. Чего это он так расщедрился?
— Осознал заблуждения. Не смейтесь, если честно, то как я занялся клубом, и он у нас побывал в гостях, так разом полностью поменял ко мне отношение. Старик из древней кондовой породы, в той жизни я его почти не помню. Отец являл уже привычный нам тип питерского интеллигента с фигой в кармане. Дед же, — Истомин, он же Снайпер задумался, — считал себя честным коммунистом. Он же всю блокаду прошел. Совсем юным пацаном столько дерьма человеческого увидел, как и настоящего нравственного подвига. Нам и не снилось. На войну не успел попасть, но бегал по ночам зажигалки немецкие тушил, а по квартирам ходил, помогал чем мог. Говорит, что потому и выжил, что шевелился. Ну, подкармливали их. Хотя он особенно про те страшные времена не распространяется. Разок с ним хорошенько выпили, вот и разговорился.
— Точно! — молодой бородач атлетического сложения оторвался от плиты, от которой аппетитно тянуло мясом. — Я тут пообщался с настоящими блокадниками. Мы ни малейшего представления не имеем, что они тогда пережили. Голод, бомбежки, артобстрелы, — Геолог даже остановился в раздумье. — Это же просто ужас какой-то! И почему мы все это проклятой немчуре простили?
— Новый мир хотели построить, более справедливый.
— И что, Русланчик, построили? Чтобы потом эта тварь Меркель нацистов в Киеве поддерживала и санкции против нас вводила? Надеюсь, здесь её уже законопатили в самую глубокую камеру.
— Чего такой злой, Рекон?
— Да бесит временами просто! Мы старались, а эти гады все забыли. Тогда зачем прощать?
— Для нас самих, наверное. Чтобы чувствовать себя человеком.
— Ну ты, Колюха, допустим, еще лично ощутишь, но твои товарищи сдохнут. Нет, я против прощения. Руслан, вино открывай!
— Может, все-таки по водочке?
— Да ну тебя Игорюха! Сказали же — прилично сидим. И что там, Снайпер, дед говорит про твой клуб?
— Понравилось ему. Помогает чем может. Связи же у него с тех времен обширные. Да и люди ему доверяют. Иногда спорим здесь на кухне о всяком. Дед свое рассказывает, я про наше несчастливое будущее. Короче, проникся он по самое не балуй. Сейчас он у дочки, мой тетки живет. Отца в этой реальности нет, зато целых три тёти. Подкармливают меня, бедного родственника, хотя я гонорар за книги получил, как их годовая зарплата.