Рожденный бескрылым. Рожденный летать. Трилогия

Вытерпев чудовищную боль - реальную боль, рука горела как в огне - я дотянулся до соперника и самыми кончиками пальцев ткнул ему между ребер.

Я бы сам не поверил, если бы не видел. Старик боялся щекотки! И боялся, видимо, смертельно. От одного прикосновения он взвизгнул и отскочил в сторону, закрываясь руками. Про концентрацию он забыл совершенно, но и я отвлекся, и все пропало впустую.

Неиспользованная психическая энергия, выпущенная нами, но уже не контролируемая, взорвалась. Не было никаких красочных эффектов, которые так любят колдуны.

Громыхнуло. Мы услышали это не ушами, но по мозгам ударило словно звук молотка, соприкасающегося со шлемом на голове. Голова закружилась и загудела.

Внутренним зрением я увидел, как буря энергии, бушующей в доме, закручивается и сворачивается в подобие смерча. Со звоном разлетелись в осколки стекла из окон. Стены затряслись. О ужас...

Я даже не пытался устоять на ногах, сразу лег на пол. Лучше синяки, чем трата жизненных сил на сопротивление самому себе.

– Что же мы с тобой наделали, Ирейн...
– простонал я. Ирейн так же, как и я, лежал на полу, наплевав на бой.

С потолка грохнулась люстра. Декоративные кристаллы разлетелись на сотни тонких, острых, словно иглы, осколков.

Эфир бушевал недолго, и не нанес дому серьезных повреждений - разве что обстановка в этой комнате уже никогда не станет прежней - но буря почти до конца выжала меня. В висках стучала кровь, в боку кололо, а глаза застилала пелена.

Но надо было драться... а зачем? Зачем я дерусь?

Потому что мы ни за что не пойдем на компромисс.

Ирейн впился в меня взглядом, и на сей раз я не стал отводить глаза, я встретил его взгляд без тени сомнения.

В следующую секунду, наши мысли стали едины. Я увидел, что учитель так же измучен, как и я сам. И он уже не хочет сражаться, но готов принять любой конец боя. Как и я.

Но этого единства было отнюдь не достаточно, чтобы закончить бой.

Взгляды соединились, и начался второй этап поединка, но он не мог быть увиден больше никем.

Около секунды я еще видел комнату, затем все исчезло. Был только я - и взгляд соперника. На самом деле зрительный контакт, как и голосовой, совсем не обязателен для гипноза... Глаза - это глаза, они могут только видеть. Подчиняет всегда воля, чистая мысль. Все остальное может разве что чуть облегчить задачу...

Конечно, мы это знали. И глядя друг другу в глаза, мы видели лишь потоки чужой мысли.

Эфира.

Как трудно описывать подобные поединки - труднее только участвовать в них!

Как описать то, что творится в твоей голове? Как пытаешься бороться с чужими мыслями, проталкивая сквозь них свои... А как трудно отличить свои мысли от чужих, когда они совмещаются!

Повинуйся... Остановись, Ирейн... Ты не прав. Не прав, Флей... Вампир... Преступник... Хватит бреда... Я ПРИКАЗЫВАЮ...

Последняя мысль была очень сильна, и почти заглушила мои. Ясно, что тот, чьи мысли будут вытеснены мыслями противника, проиграл. Одна ему радость - что об этом он уже не узнает.

Один-два-три-четыре-три-два-один... Повинуйся. Остановись, Ирейн. Сдавайся, Флей. Восемьдесят девять-сто пятьдесят три десять-девять-восемь...

Я быстро считал про себя. Это самый надежный способ защиты мысли. Но для атаки он не годился, нет...

Ирейн, отступи. Через твой труп. Так не бывает... Семьдесят три-семьдесят пять-семьдесят семь.

Есть... есть одна надежда... ты уже один раз спасла меня, бредовая мысль. Спаси и во второй.

Но только вот если не выйдет... это будет последней моей собственной мыслью.

Выйдет, должно выйти.

И я вообразил перед собой антиваригональную полугендерную биторическую плоскость при условии неабсолютной вариации линтарии...

Такой картины я еще не видел... Ведь сейчас я был словно во сне - и каждая моя мысль пыталась воплотиться в изображение... Даже эта плоскость. Она была столь грандиозна и непонятна, что подавила даже мысли Ирейна. Ну а когда он опомнился, на него уже хлынули четкие, направленные мысленные команды, сопротивляться которым сейчас он не мог.

Видение рассеялось. Я снова был в комнате, а Ирейн стоял передо мной на коленях, готовый исполнять мои желания.

Я должен был убить его, и никто не осудил бы меня за это. Убить так же, как и раньше убивал не раз. Просто остановить сердце.

Но вот только почему, почему вертятся в голове эти слова... "не хотел бы быть убитым". Эх, юноша... Знал ли ты, когда говорил, как это меня зацепит?

А ведь я стольких убил за последнюю неделю... И не важно, что многие из них желали моей крови... так не хочется убивать еще одного...

– Где мои вещи? Принеси мне их, - потребовал я. Голос был очень слабым и истощенным. Я должен отдохнуть, иначе можно и в обморок упасть.

Мистик повиновался без звука. Он распахнул дверь шкафа и вытащил оттуда мою сумку и меч в ножнах.

"Недалеко же он их спрятал", - подумалось мне. Хотя с чего я взял, что он вообще хотел спрятать?

Ирейн был тих и покорен, отвечал на вопросы четко и без эмоций.

– Кто еще участвовал в этой охоте?

– Стражи знали о тебе, Айя знала, но истинной причины охоты не знал никто.

– Причины - никто? Они не станут меня преследовать?

– Ты никому, кроме меня, не интересен.

Я, впервые за время охоты, задумался...

Смерть учителя должна бы прекратить ее, но что, если все произойдет наоборот? И мистики, узнав о смерти Ирейна, объявят меня не просто недругом, но врагом номер один?

– И Собрание не посвящено?

– Отчасти, но они не придают этому большого внимания. Я единственный, кто занялся тобой всерьез.

Если Ирейн умрет, они сразу вспомнят о своей ошибке. Если же будет жив, в покое он меня не оставит...

Учитель глядел на меня глазами голема... Голема... А ведь...

– Ирейн! Слушай и запоминай, что я говорю. Флея нет. Он мертв. Умер сегодня от твоей руки. Запомнил?

– Да.

– Ну-ка, проверим...
– я на секунду ухватился за голову рукой, голова кружилась все сильнее... надо заканчивать, - твою фантазию. Как умер Флей?

– Я подчинил его и приказал утопиться.

Я совершенно искренне захлопал в ладоши. Грандиозно, я сам бы не придумал лучше. И главное, отпадает вопрос с трупом!