Рожденный, чтобы жечь!
Шрифт:
Я должен был найти ответы, даже если они скрывались в самых тёмных уголках моего подсознания.
И начинать надо с малого. С очевидного — с тела.
Мои попытки качаться — пустой звук. Такими темпами я только и сделаю, что через пару лет смогу ходить. Моя техника не отточена до идеала, мои тренировки пусты. Нужно думать иначе. Развиваться иначе.
И… я начал с малого. Наблюдал за Борей всё утро, за его движениями, за тем, как он координирует своё тело. Он двигался ловко, несмотря на то, что он деревянный.
Но… он не качался. Он просто делал
Я устал держать голову поднятой и… начал залипать. Проснулся от тряски. Наташа переместила меня из кроватки в корзинку и протянула в руки Борису.
— Тебе точно не нужна моя помощь? — я окончательно проснулся, услышав голос этого… непонятного гния, помешанного на инопланетянах. — Всё-таки ты маму повезёшь.
— Разберусь, чё, — ответил Боря, чьего лица я не видел.
Так и начался мой новый день. Я впервые увидел их маму.
Женщина была мертвенно-бледной, с изумрудными глазами, как у Наташи, и лицом… недовольным! Чёрт, так вот в кого Боря пошёл!
Она была невысокого роста, немного сгорбленной. А ещё от неё пахло какими-то лекарствами. Я не знал, что это за запах, но почему-то для себя объяснил его именно лекарствами.
Передвигалась женщина с помощью палочки. Хотя на вид не скажешь, что она старушка или что-то в этом духе.
Ещё я заметил, что Боря сильно волновался за каждое её движение. Он, несмотря на то, что я был в его руке в корзинке, постоянно пытался её поддержать, что-то тихо пробормотать и даже позволял себе лёгкую ухмылку, которая была, как по мне, кровожадная.
Не умел Боря нормально улыбаться, ой, не умел.
Мы вышли из дому и встали у подъезда. Меня тиран поставил на землю, а свою мать попытался усадить. Она противилась. Стояла, облокотившись на трость, и пристально посмотрела на меня.
От её взгляда мне стало как-то неуютно. Если Боря на меня смотрел со злобой, усталостью и чем-то ещё, то в её взгляде я видел лишь пустоту, словно она угасала.
Женщина чуть согнулась и протянула ко мне свою дрожащую руку, пытаясь коснуться моей щеки.
— Какой же ты маленький, — прошептала она, и в её голосе прозвучала какая-то тоска. — Боря, у тебя очень красивый сын.
Сын? Чего?!
Боря немного напрягся, но промолчал.
«Странная женщина, — я пялился на неё в ответ. — Болеет сильно, видимо. С памятью или мировосприятием что-то. Да?»
— Такси приехало, — неожиданно буркнул тиран. — Пойдём, мам, посажу.
И он оставил меня. Ненадолго, но оставил. Не сказать, что меня это испугало, так, напрягло. Почему-то меня посетило чувство, что сейчас появится ещё один безумец и заберёт меня. Тут же нахлынули воспоминания вчерашнего вечера.
Я понял, что я беззащитный, и мне стало очень грустно и одиноко. Предательски задрожали ручки, губа, потекли слёзы, и я закричал:
— АГУАТЬ! АГУАТЬ!
Боря вернулся. Забрал корзинку и посадил меня на руки к его матери. Я успокоился, продолжая изучать эти бездонные, пустые глаза, пытаясь понять, что с этой женщиной не так.
В это же время
послышался новый голос. Мужской, грубоватый, с неприятным слуху акцентом:— Я не повезу ребёнка без специального оборудования.
Он тянул слова. Некоторые буквы выговаривал неправильно. Я это слышал.
— Повезёшь, — жёстко парировал Борис, усевшись рядом с мамой.
Я не видел его выражения лица, но понимал — он умеет убеждать. Таксист больше и слова не сказал, просто взял и поехал.
Поездка выдалась на удивление тихой. Мать Бори молчала, устремив взгляд в окно. Боря тоже не проронил ни слова, лишь изредка поглядывал на мать, словно опасаясь, что ей станет хуже.
Я же продолжал буравить её взглядом, пытаясь разгадать загадку, скрытую за этой маской равнодушия. Что с ней? Почему она такая?
В какой-то момент она повернулась ко мне и слабо улыбнулась. Её глаза на мгновение оживились, словно в них промелькнула искра понимания:
— Ты особенный, да? — прошептала она еле слышно.
Я вздрогнул. Неужели она догадывается? Но тут же её взгляд снова потух, и она отвернулась, оставив меня в полном недоумении.
Приехали мы в какое-то обшарпанное здание. Больница? Возможно.
От него веяло безысходностью и запахом хлорки. Боря помог матери выйти из машины, и мы направились внутрь. Внутри было ещё хуже: тусклый свет, облупленная краска, уставшие лица врачей.
Тиран посадил мать в какое-то подобие инвалидной коляски. Меня — ей на руки и повезли по длинным коридорам.
Мне было крайне некомфортно сидеть там. Меня не покидало ощущение, что женщина может меня выронить. Уж больно слабой она казалась. Чертовски слабой.
Мы остановились возле кабинета номер семь.
Никаких пояснений о том, какой там врач или что-нибудь подобное.
Здесь была какая-то неописуемая аура. Мне не нравилось в этом месте. Почему? Да сам не знаю.
— Приехали, — пробормотал Борис. — Готова, мам?
Она ничего не ответила.
Боря постучал в дверь, и из-за неё донеслось нечто среднее между хрюканьем и скрипом двери:
— Войдите!
Тиран скривился, видимо, очень не хотел услышать что-то плохое в результате обследования, но дверь открыл.
В кабинете пахло старостью, лекарствами и… котами?
За столом сидел врач. Толстый, лысый, с красным лицом и тройным подбородком, он больше напоминал карикатуру на доктора, чем настоящего медика. На носу у него красовались очки в роговой оправе, сползающие на самый кончик носа. Он окинул нас сонным взглядом и пробурчал:
— Ну чего встали, проходите. Кто тут у нас на прием?
Боря закатил глаза и подтолкнул коляску вперед.
Врач мимолетно оглядел мать Бори, потом меня, сидящего у нее на руках, и его лицо расплылось в улыбке, открывая вид на пожелтевшие зубы.
— Ого! А у нас тут пополнение! Чей, твой? — он покосился на Борю. — Когда успел? Тебе ведь всего шестнадцать.
«Да ты чё, презренный раб медицины, — меня пучило от возмущения. — Мы даже не похожи!»
Боря лишь процедил сквозь зубы: