Розовый Дождь

Ночь была безлунной и почти беззвездной, всё небо затянуло густыми кучевыми облаками. Близилась гроза. В кромешной тьме узкие улочки Кронбурга почти не отличались друг от друга: разноразмерные, во всем не похожие друг на друга, кое-как сляпанные грубые каменные хижины с покрытой дранкой крышей, свидетельствовавшие о полном отсутствии вкуса у их строителей; ограды, больше напоминающие крепостные стены, как будто бы предназначенные для того, чтобы вести оборону города даже тогда, когда враг ворвется внутрь; зловонные канавы, протекающие по обочинам неровной мостовой. Правда, в новых районах города строились уже другие дома: одинаковые уютные двухэтажки из цветного кирпича, с черепичной крышей и розовыми наличниками, соседствовавшие тут и там с зелеными насаждениями, правильными аллеями со скамейками и беседками для отдыха. На деревьях и домах в таких районах размещались разноцветные гирлянды, светящиеся в ночи, выполнявшие одновременно задачи и ночных фонарей, и украшений. Вместо грязной мостовой - видимая даже темной ночью разноцветная плитка брусчатки, а вместо зловония открытой канализации - целые заросли ароматно пахнущих розовых кустов. Но эти районы были пока скорее исключением, чем правилом - работы по переустройству Кронбурга начались буквально в позапрошлом году и ещё не коснулись большей части города. Всадники довольно быстро - даже чересчур быстро - проскакали их, не останавливаясь, и погрузились в спасительную тьму старого Кронбурга. Здесь было гораздо легче затеряться всадникам, одетым во все черное!

Наконец, гулкий цокот копыт прекратился - всадники остановились у одной захудалой хижины без вывески или какого-либо другого опознавательного знака, позволявшего заключить что-то о занятиях её хозяина - башмака, каравая или даже меча, - и ловко спешились. Один из них, самый высокий и мощный телом, быстрым и решительным шагом направился к двери и несколько раз постучал - первые два удара были короткими и тихими, третий - посильнее и погромче, а последние два - опять короткими и тихими. Где-то в глубине дома раздалось еле слышное шарканье, тихо звякнул замок и дверь отворилась. Всадники вошли в черный провал неосвещенного пространства дома, как в утробу какого-то древнего морского чудовища, и скрылись в нем... Но не все. Трое из них - один у калитки, другой у двери дома, а третий - у черного входа - уселись караулить. Причем - странное для постороннего наблюдателя дело!
– все трое, молча встав на назначенные им посты, тут же превратились в подобие безмолвных статуй, а потом и вовсе исчезли. Впрочем, возможно, в таком волшебстве и не было необходимости - в такой глухой час вряд ли кто мог наблюдать за всадниками...

Только после того как двери мягко затворились, хозяин, торопливо задернув плотные шторы на окнах, зажег свечной огарок, осветивший пространство внутри дома. Убогая его обстановка не делала бы чести даже и крестьянину: полтора десятка деревянных стульев, круглый, плохо отесанный стол, заставленный простой глиняной посудой - кувшинами с пивом, блюдами с солониной и нескольких грубых, но объемных кубков.

Всадники облегченно сняли свои плащи с капюшонами и, устроившись за столом, накинулись на еду, жадно хватая руками куски мяса и большими глотками гулко заглатывая темное пиво. Некоторое время в комнате слышались только чавканье, хлюпанье и рыгание полтора десятка мужских глоток. Не ел лишь один из всадников - огненно-рыжий коренастый и широкоплечий мужчина с веснушчатым лицом, желтыми, хищными, как у волка, глазами, крупным, почти курносым, носом, и аккуратно постриженной бородой. Вместо еды он предпочел набить чем-то деревянную трубку и комната наполнилась ароматным сизым дымом. Рыжебородый здоровяк блаженно вытянул под столом усталые ноги в грязных сапогах и облокотился о спинку стула, шумно затянулся и с наслаждением выпустил к потолку первую партию синих колечек.

– Никогда бы раньше не подумал, что так приятно нарушать законы!
– задумчиво сказал он и мрачно хмыкнул.
– Не спать по ночам, курить травяное зелье, есть мясо в постные дни...

– ...и пить настоящее пиво!
– добавил белобрысый детина с длинными висячими усами и смачно рыгнул.

– Можно подумать, Гунтер, ты бы отличил по вкусу 'настоящее' пиво от 'ненастоящего'!
– скривил толстые губы рыжебородый.
– Если бы Я тебе об этом не сказал!

– Ошибаетесь, Ваше Высочество!
– невозмутимо воскликнул Гунтер, наколов на длинный кинжал ещё один кусок соленой свинины.
– Уж кто-кто, а я, Гунтер Астурийский, знаю толк в пиве. Вкусом, конечно, оно не сильно отличается от нынешнего - это все верно!
– , но вот одно скажу точно - от нынешнего пива у меня бы и мысли не появилось полезть в драку, отлить на лысину жирного пекаря с балкона или, скажем, загнуть на сеновале девку буквой 'ге'...

Договорить он не смог, потому что его слова прервал дикий хохот товарищей. От хохота не удержался и рыжебородый, впрочем, раньше других прекратив смеяться. Он опять помрачнел, быстро встал из-за стола и стал ходить по темной комнате, меряя её и без того небольшое пространство длинными широкими шагами. Создавалось ощущение, как будто бы дикого зверя заперли в чересчур тесную для него клетку и именно это обстоятельство изрядно портило ему настроение.

– Да уж, да уж... Кто бы мог подумать, друзья, что за двадцать лет наша жизнь изменится настолько сильно, совершенно неузнаваемо!.. Удивительно, но я даже не могу поверить, что когда-то все было совсем-совсем по-другому... Как будто бы не я жил тогда, а...
– эти слова рыжебородый бормотал себе под нос и в общем гомоне на них почти никто не обратил внимания.

– А по мне, так и сейчас живется не худо, - неожиданно вставил светловолосый молодой человек с тонким и благородным, как будто бы вырезанным искусным резчиком по слоновой кости, лицом, нежными, румяными, и также покрытыми белесым пухом, как у персика, щеками. Он аккуратно вытирал жирные руки полотенцем, что сильно отличало его от всех остальных участников ночной трапезы, которые их просто либо облизывали, либо вытирали о края рубах или штанов.
– Город становится с каждым годом все красивее, на ночных улицах уже не проливается кровь и не валяются трупы нищих бедолаг в канаве, ну, а пиво... Какая разница! Вкус-то все равно тот же!
– молодой человек допил свой кубок и аккуратно промочил носовым платком губы.

Рыжебородый остановился, тяжело посмотрел на светловолосого юношу и рыкнул:

– Зачем же ты тогда поехал с нами, братец, если тебе все равно? Ну, и пил бы свое пиво у отца в Авалоне да дрых бы вместе с ним за Круглым Столом, слушая слащавые песенки о ласковом майском ветерке, о котором даже отец уже, наверное, не помнит - месяцы теперь вообще ничем друг от друга не отличаются!

– Ну, как же я оставлю тебя одного, брат?
– парировал с улыбкой невинного младенца светловолосый.
– Мы ж с тобой не разлей вода! Да и потом... Мяса за Круглым Столом уж точно не хватает!
– в темноте, при свете жалкого огарка, блеснули его влажные белые зубы. Он взял ещё один кусок и стал его с удовольствием жевать.

Рыжебородый, глядя на то, с каким аппетитом он пережевывает мясо, успокоился, и подозрительный огонек, на мгновение вспыхнувший в его желтых волчьих глазах, погас. Он докурил трубку и выбил пепел из неё прямо на пол.

К тому времени мужчины из его свиты уже почти закончили есть и пить, а в их пьяных глазах заиграли лукавые огоньки. Они явно чего-то ожидали, но не в их привычках было высказываться до команды 'сверху' - рыжебородый желтоглазый здоровяк был их признанным вождем.

Но он и не стал долго томить своих друзей. Вызвал низкорослого тщедушного слугу - именно он открывал дверь и подавал пиво и мясо - и что-то коротко ему приказал, тот понимающе кивнул и скрылся во тьме. Раздался только скрип невидимой из комнаты деревянной лестницы. А уже через пару минут откуда-то из черной глубины донесся веселый женский смех, и по этой же лестнице спустилась целая вереница ярко накрашенных девиц с полными бюстами, в вызывающе откровенных платьях, которые тут же бесцеремонно, как ночные бабочки на цветы, усаживались на колени мужчин, обвивая их шеи руками и покрывая поцелуями их потные лица. Дурманящий приторный запах дешевых духов тошнотворным облаком окутал всю комнату. Мужчины жадно щупали своих гостий, казалось, не оставляя ни одного кусочка тела без жарких объятий и поцелуев, послышались сладострастные смешки и чмоканья. Одна из девиц легкого поведения - огненно-рыжая девица с зелеными, похотливыми, как у кошки, глазами - ловко вспорхнула на колени светловолосому и томно обняла его. Однако реакция светловолосого была иной, нежели остальных в этой компании. По его лицу пробежала гримаса отвращения и он сделал судорожное движение, как будто бы хотел сбросить незваную гостью со своих колен.

– Что? Не нравлюсь?
– обижено надула губки девушка и повернулась в сторону рыжебородого.
– Рик! Кого ты привел к нам?!

– Кого-кого? Брата своего! Он просто немного стесняется, Лара, он в первый раз... Впрочем... Грим? Внизу все готово?

– Да, милорд. Музыканты уже настроились, - ответил тщедушный слуга.

– Ну и замечательно!
– воскликнул рыжебородый.
– Братья! Айда вниз! Музыка уже готова!

Мужчины с шумом повскакивали с мест, схватив своих девиц кто на руки, кто за талию, под руку, и всей толпой повалили вниз, в открытый люк с лестницей, ведущей в подвал.

Просторный подвал, в отличие от комнаты, был отлично освещен множеством факелов, на импровизированной эстраде уже расположились волынщики, скрипачи, барабанщик, а также музыканты с лютнями, рожками, свирелями и флейтами. Когда за вошедшими плотно закрылась крышка люка, тут же грянула плясовая музыка и порядком поднакачавшиеся пивом мужики бросились впляс в обнимку со своими девицами. Все пространство наполнилось топотом ног, дикими визгами и хохотом, бешеным ритмом и мелодиями оркестра. Рыжеволосая Лара схватила своего немного робкого и скованного спутника одной рукой за талию, а другой - за плечо и повела его в неистовой пляске по кругу.

Только один человек во всей этой компании - сам рыжебородый мужчина - не плясал, а уселся в кресло в углу, прямо у камина, закурил ещё одну трубку и молчал, казалось, совершенно не разделяя всеобщего веселья. Большие кольца синеватого дыма медленно поднимались к потолку, сталкивались как игривые барашки друг с другом, постепенно превращаясь в бесформенное облако ароматного дыма.

Молча докурив и выбив трубку о стул, он поднялся было с места, чтобы покинуть собрание, но тут в его сознании внезапно появился Голос!