Розы в декабре

Дебора с изыском украсила стол в столовой ветками зимнего жасмина и гиацинтами.

— Ну, вот ты и вернулся к цивилизованной жизни, Эдвард, — весело приветствовала

его Дебора, ставя перед ним блюдо тушеного мяса и почек. — Накладывай себе сам, пока я принесу овощи.

Эдвард посмотрел на Фиону:

— Я сказал, что Фиона будет рада, если ей помогут накрывать на стол и убирать

посуду.

У Фионы предательски потеплело на сердце. Она уже представила, что Дебора не

преминет воспользоваться моментом и сообщит, что весь обед дело ее рук, но

Эдвард упредил ее:

— Женщины есть женщины. Их хлебом не корми — дай языками поработать. Обед-то

задержался, а? — Он начал было разрезать пирог, как внимание его привлек жир на

верхней корочке. — Что за напасть, Фиона. Что я вижу? Слишком много поваров? —Он рассмеялся, — И на старуху бывает проруха. Этот пирог, видно, не из ваших

шедевров.

У Фионы перехватило горло. Дебора взбесится. Так оно и было. С холодным

недоумением она спросила:

— Что-то не так?

Эдвард, все еще не понимая, подлил масла в огонь. Он считал, что Фиона поймет

его подначку.

— Но его ножом не прорежешь. Что вы туда положили, Фиона?

У Фионы мелькнула дикая идея исправить положение, взяв все на себя; она не

сомневалась, что Дебора! подыграет ей, не желая оказаться в невыгодном свете,!

но не успела она продемонстрировать свое остроумие, как вмешался Уильям и

ляпнул:

— Да это пирог не Фионы. Сегодня с утра готовила Дебора.

Эдвард не знал, куда деться от смущения, что не мудрено в такой ситуации.

— Тысяча чертей! Что говорится, попал пальцем в небо. — Он попытался

рассмеяться. — Не расстраивайся, Дебби, с каждым может случиться. И лучший

повар может забыть сухие дрожжи, так, кажется, они называются.

На Дебору было страшно смотреть, и Фиона ей посочувствовала. Она только

пролепетала:

— Я и не знала, что сюда кладут сухие дрожжи. Мы у себя никогда не кладем. Что

ж вы мне не сказали, Фиона?

Фиона промолчала. Эдвард снял с пирога верхнюю корку, положил ее на тарелку и

попросил Викторию сходить на кухню и принести другую тарелку.

— Не расстраивайтесь, начинка кажется потрясающей. Дебби, как и все

новозеландские женщины, специалистка по изделиям из дрожжевого теста и пирогам.

— И добавил специально для Фионы: — Еще новозеландские женщины, как известно, славятся своим умением готовить именно всевозможные закуски, а не блюда долгого

приготовления. Наша приверженность к закускам и перекусам притча во языцех.

Но как он ни старался смягчить содеянное, Деборе от этого не стало легче. Фиона

попыталась исправить положение:

— Это, вероятно, относится не ко всем новозеландским женщинам, а Дебби, не

сомневаюсь, такая мастерица по десерту, что вы ни за что ее не отпустите. — Она

улыбнулась Деборе, искренне сочувствуя неудаче. — Вся моя выпечка самая что ни

на есть простая — все что можно поставить на плиту и заниматься в это время

уроками. — Тем не менее она вздохнула с облегчением, когда разделались с

обедом. К ее ужасу, Дебора внесла большой бисквитный торт, украшенный

меренгами, взбитыми сливками, натертым шоколадом и вишнями. Кто-то из детей

громким шепотом произнес:

— Дядя Эдвард терпеть не может бисквитный торт.

На сей раз Эдвард, зная, что Дебора и без того расстроена, попросил вторую

порцию. Правда, при этом он так посмотрел на Фиону, что та поспешила отвести

глаза. Когда покончили с десертом, Дебби заявила: — А теперь, дети, вам мыть посуду. Уберите со стола, а я принесу кофе старшим.

Фиона заколебалась, стоит ли вмешиваться, но решилась, однако Эдвард ее

обогнал:

— Извини, Дебби, но сейчас пора бить в колокол. Чья очередь? О, Уильяма. Ну

валяй! А мы с Тамати уберем со стола. Труди обычно моет посуду. Фиона, я

принесу вам кофе. — Он повернулся к Деборе. — Наша Фиона страшно суровая

учительница.

Фиона встала из-за стола и в сопровождении ребятишек вышла из столовой. Проходя

мимо Труди, она поймала ее взгляд, полный сочувствия и одобрения. Труди в

глубине души была рада промаху Деборы.

До конца дня Фиона, подобно Агагу, ходила на цыпочках, дабы Дебора не

взорвалась от малейшей оплошности. Но все обошлось благополучно. Она старалась

забыть о случившемся и даже милостиво обходилась с детьми, однако завоевать их

расположение ей не удалось. Они ушли в себя и неприязнь к Деборе прикрывали

подчеркнутой вежливостью. Впервые Фиона убедилась, что беда оставила на них

свой болезненный след. Было что-то недетское в такой сдержанности. Их уже раз

отвергли… Флер ранила их глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Фиона

удивилась, что раньше ей это не бросалось в глаза. Она им была нужна, они

тянулись к ее любви, как подсолнухи к солнцу. Фионе ради их блага не хотелось, чтоб Дебора стала их тетей. Вместе с тем она была рада, что в их внешнем

поведении, по крайней мере, не проявляется враждебности.

В этот вечер Дебора подарила девочкам по ожерелью, не обмолвившись при этом ни

словом, что это поделки тихоокеанских аборигенов и что их надо сравнить с

украшениями Рангемарие. Только Виктория не забыла ее слов. Внезапно она подняла

свои ясные глаза и спросила Дебору:

— Когда вы были на Тонго, вы были на аудиенции у короля?

— Конечно нет. Вики, король даже не знал, что я там была.

— Мою маму он бы принял, — сказала Виктория задумчива, глядя в огонь.

— Вики, принеси мне, пожалуйста, свои брюки для верховой езды, мне кажется, их

надо подшить, — торопливо попросила ее Фиона.

Виктория принесла брюки, а Дебора сказала: