Розы в декабре
Шрифт:
Дебора с изыском украсила стол в столовой ветками зимнего жасмина и гиацинтами.
— Ну, вот ты и вернулся к цивилизованной жизни, Эдвард, — весело приветствовала
его Дебора, ставя перед ним блюдо тушеного мяса и почек. — Накладывай себе сам, пока я принесу овощи.
Эдвард посмотрел на Фиону:
— Я сказал, что Фиона будет рада, если ей помогут накрывать на стол и убирать
посуду.
У Фионы предательски потеплело на сердце. Она уже представила, что Дебора не
преминет воспользоваться моментом и
Эдвард упредил ее:
— Женщины есть женщины. Их хлебом не корми — дай языками поработать. Обед-то
задержался, а? — Он начал было разрезать пирог, как внимание его привлек жир на
верхней корочке. — Что за напасть, Фиона. Что я вижу? Слишком много поваров? —Он рассмеялся, — И на старуху бывает проруха. Этот пирог, видно, не из ваших
шедевров.
У Фионы перехватило горло. Дебора взбесится. Так оно и было. С холодным
недоумением она спросила:
— Что-то не так?
Эдвард, все еще не понимая, подлил масла в огонь. Он считал, что Фиона поймет
его подначку.
— Но его ножом не прорежешь. Что вы туда положили, Фиона?
У Фионы мелькнула дикая идея исправить положение, взяв все на себя; она не
сомневалась, что Дебора! подыграет ей, не желая оказаться в невыгодном свете,!
но не успела она продемонстрировать свое остроумие, как вмешался Уильям и
ляпнул:
— Да это пирог не Фионы. Сегодня с утра готовила Дебора.
Эдвард не знал, куда деться от смущения, что не мудрено в такой ситуации.
— Тысяча чертей! Что говорится, попал пальцем в небо. — Он попытался
рассмеяться. — Не расстраивайся, Дебби, с каждым может случиться. И лучший
повар может забыть сухие дрожжи, так, кажется, они называются.
На Дебору было страшно смотреть, и Фиона ей посочувствовала. Она только
пролепетала:
— Я и не знала, что сюда кладут сухие дрожжи. Мы у себя никогда не кладем. Что
ж вы мне не сказали, Фиона?
Фиона промолчала. Эдвард снял с пирога верхнюю корку, положил ее на тарелку и
попросил Викторию сходить на кухню и принести другую тарелку.
— Не расстраивайтесь, начинка кажется потрясающей. Дебби, как и все
новозеландские женщины, специалистка по изделиям из дрожжевого теста и пирогам.
— И добавил специально для Фионы: — Еще новозеландские женщины, как известно, славятся своим умением готовить именно всевозможные закуски, а не блюда долгого
приготовления. Наша приверженность к закускам и перекусам притча во языцех.
Но как он ни старался смягчить содеянное, Деборе от этого не стало легче. Фиона
попыталась исправить положение:
— Это, вероятно, относится не ко всем новозеландским женщинам, а Дебби, не
сомневаюсь, такая мастерица по десерту, что вы ни за что ее не отпустите. — Она
улыбнулась Деборе, искренне сочувствуя неудаче. — Вся моя выпечка самая что ни
на есть простая — все что
можно поставить на плиту и заниматься в это времяуроками. — Тем не менее она вздохнула с облегчением, когда разделались с
обедом. К ее ужасу, Дебора внесла большой бисквитный торт, украшенный
меренгами, взбитыми сливками, натертым шоколадом и вишнями. Кто-то из детей
громким шепотом произнес:
— Дядя Эдвард терпеть не может бисквитный торт.
На сей раз Эдвард, зная, что Дебора и без того расстроена, попросил вторую
порцию. Правда, при этом он так посмотрел на Фиону, что та поспешила отвести
глаза. Когда покончили с десертом, Дебби заявила: — А теперь, дети, вам мыть посуду. Уберите со стола, а я принесу кофе старшим.
Фиона заколебалась, стоит ли вмешиваться, но решилась, однако Эдвард ее
обогнал:
— Извини, Дебби, но сейчас пора бить в колокол. Чья очередь? О, Уильяма. Ну
валяй! А мы с Тамати уберем со стола. Труди обычно моет посуду. Фиона, я
принесу вам кофе. — Он повернулся к Деборе. — Наша Фиона страшно суровая
учительница.
Фиона встала из-за стола и в сопровождении ребятишек вышла из столовой. Проходя
мимо Труди, она поймала ее взгляд, полный сочувствия и одобрения. Труди в
глубине души была рада промаху Деборы.
До конца дня Фиона, подобно Агагу, ходила на цыпочках, дабы Дебора не
взорвалась от малейшей оплошности. Но все обошлось благополучно. Она старалась
забыть о случившемся и даже милостиво обходилась с детьми, однако завоевать их
расположение ей не удалось. Они ушли в себя и неприязнь к Деборе прикрывали
подчеркнутой вежливостью. Впервые Фиона убедилась, что беда оставила на них
свой болезненный след. Было что-то недетское в такой сдержанности. Их уже раз
отвергли… Флер ранила их глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Фиона
удивилась, что раньше ей это не бросалось в глаза. Она им была нужна, они
тянулись к ее любви, как подсолнухи к солнцу. Фионе ради их блага не хотелось, чтоб Дебора стала их тетей. Вместе с тем она была рада, что в их внешнем
поведении, по крайней мере, не проявляется враждебности.
В этот вечер Дебора подарила девочкам по ожерелью, не обмолвившись при этом ни
словом, что это поделки тихоокеанских аборигенов и что их надо сравнить с
украшениями Рангемарие. Только Виктория не забыла ее слов. Внезапно она подняла
свои ясные глаза и спросила Дебору:
— Когда вы были на Тонго, вы были на аудиенции у короля?
— Конечно нет. Вики, король даже не знал, что я там была.
— Мою маму он бы принял, — сказала Виктория задумчива, глядя в огонь.
— Вики, принеси мне, пожалуйста, свои брюки для верховой езды, мне кажется, их
надо подшить, — торопливо попросила ее Фиона.
Виктория принесла брюки, а Дебора сказала: