Рубедо
Шрифт:
— Зато прямо теперь я знаю, что могу предложить из препаратов, — с улыбкой говорил Раевский, собирая бумаги в одну папку. По его улыбке нельзя было сказать, насколько он устал — усталость выдавали только круги под глазами, и за этот постоянный легкий настрой Марго почти обожала славийского промышленника.
Экипажа пришлось ждать около четверти часа.
— Почему долго? — возмутился Раевский, подавая Марго руку и помогая ей запрыгнуть в фиакр.
— Пересплатц перекрыт, подходы к Ротбургу закрыты, и еще несколько близлежащих улиц, — отозвался кучер. — Вы уж не серчайте, господа.
— Почему
— Так из собора мощи вывезли, — отозвался через плечо кучер. — Теперь его преосвященство вернуть требует!
И, присвистнув, щелкнул кнутом.
Марго уцепилась за запястье Раевского. Тот накрыл ее ладонь своей и ничего не сказал.
Экипаж помчал переулками.
Марго слышала отдаленное гудение, точно в улье. За плотными рядами домов не видно ничего, но совершенно внезапно налетевший ветерок приносит запах то людского пота, то гари. Апрельское солнце золотило безлюдные улицы, липы и каштаны пушились новыми листочками, с аллей доносилось глухое воркование горлицы. И этот контраст — пустоты и безмятежности, — зарождал в груди Марго смутное беспокойство.
Экипаж насквозь пересек Фогтгассе и повернул на Айнерштрассе.
И тогда Марго увидела толпу.
Она вспомнила вдруг августовский вечер, открытие госпиталя Девы Марии, Спасителя в штатском и вереницу паломников, устроившим крестный ход против науки и медицины.
Сейчас она наблюдали нечто похожее.
Толпа, запрудившая Айнерштрассе, многоголосо выла, выкрикивала угрозы, пела псалмы и что-то знакомое, донесшееся до слуха Марго: «…скоро грянут перемены и народ заговорит!..», и она съежилась, приникнув к плечу Раевского, будто хотела стать меньше.
Люди хлынули к экипажу. Кто-то ударил в тугой бок. Кто-то засмеялся и набросился со второго. Ржание коней звучало надрывно и жалобно. Фиакр пару раз тряхнуло, копыта прерывисто простучали по мостовой как испорченный метроном, и экипаж остановился.
— В чем дело, милейший? — крикнул Раевский, в голосе которого Марго тоже уловила тревожную нотку.
— Никак дальше! — отозвался вне поля зрения находящийся кучер. — Все запружено! Эых!
Кнут щелкнул, и лошади заржали снова — испуганно, обреченно.
Раевский бросил быстрый взгляд по окнам и сказал Марго:
— Ждите меня здесь, дорогая. Выясню, в чем дело, и тотчас вернусь.
Он выскользнул из фиакра, и в противоположном окне Марго увидела, как черный сюртук вклинивается в мешанину из пестрых кофт, коричневых пиджаков, клетчатых кепок, темных платков — все сливалось в сплошное многоцветье.
Марго обхватила руки и вспомнила, что теперь в рукаве нет стилета. Никакой защиты. Никакой уверенности.
— Евгений? — бросила она в окно и ища глазами знакомое темное пятно — да куда там, не разглядеть!
Мимо пробегали люди — чаще всего мужчины, в руках — у кого распятия, у кого выломанные из заборов доски, а у кого-то и вовсе топоры.
— Мерзавцы!
— Долой!
— Воры! — неслось отовсюду.
Какой-то старик, сунув в окошко бугристый нос, осклабил гнилые зубы и прошамкал:
— Что же, фрау? С народом или против него?
Марго порадовалась, что надела повязку и закрыла лицо вуалью, а потом толкнула
дверь локтем. Она отлетела, свалив старика с ног, и до Марго донеслись грязные ругательства, а самого старика уже не видно — его унесла толпа.Впереди послышались предупреждающие полицейские свистки и грозные крики:
— Куда?! Назад! Не то стреляем!
Осторожно выбравшись из фиакра и придерживаясь одной рукой за дверь, Марго огляделась, но все равно не увидела Раевского. Зато заметила, как изменила свое движение толпа — налетевший на нее мужчина что-то прохрипел, перекрестился и замахнулся кулаком на другого, толкнувшего уже его. В мельтешении людей Марго разглядела черную фигуру и обрадовалась — но рано. Обернувшийся на ее оклик человек был одет в монашескую рясу с капюшоном и прижимал к груди деревянный, наспех сколоченный крест. Его губы шевелились — читал молитву.
— Фрау!
Голос, прозвучавший прямо над ухом, заставил Марго испуганно обернуться. И сердце тотчас захолодело и упало куда-то вниз — напротив нее стоял Вебер.
Сперва Марго подумала, что обозналась: патрульный мундир и железная каска, нахлобученная до самых бровей, ввели баронессу в замешательство. Но это все-таки был он: все тот же твердый подбородок, и те же усы, и взгляд из тени козырька пронзительный и холодный.
— Фрау? Вам помочь? — терпения в голосе оставалось не так много. Но Марго понимала, почему: за его спиной вышагивал полицейский патруль — ружья наизготовку, поверх мундиров броня.
— Разойдись! Назад, назад! — горланили охрипшими голосами.
Краем зрения Марго заметила, как взлетел и опустился приклад. Кто-то вскрикнул надломанным голосом. Марго сглотнула и ответила:
— Да. Я в порядке. Что здесь происходит?
— Вам лучше вернуться в безопасное место, — не отвечая на вопрос, сказал Вебер и взял ее под локоть.
Хватка тоже была знакомой — жесткой и неприятной. Марго инстинктивно дернулась, но не смогла освободиться, только зашарила возмущенным взглядом по лицу патрульного.
— Пустите!
Он вдруг перехватил ее взгляд и нахмурился.
— Фрау. Вы не авьенка, не так ли? Я слышу акцент.
Марго умолкла и замерла. Лицо Вебера приобрело задумчивое выражение.
— Как ваше имя? — осведомился он, не обращая внимания на наступающих патрульных и на бегущих людей.
— Мария, — солгала Марго. — Мария Раевская. Я супруга известного промышленника! Что вам нужно?!
Он еще какое-то время держал ее под локоть, потом по лицу Вебера скользнула тень, и он тихо проговорил:
— Обознался.
И отпустил ее локоть.
— Дорогая! Я же просил оставаться в экипаже! — знакомая фигура отделилась от толпы и поспешно приближалась навстречу. — Боже, ты не пострадала? В чем дело, офицер?
— Констебль, — поправил Вебер и отодвинулся на шаг. — Прошу простить, но добропорядочным гражданским лучше вернуться в безопасное место, здесь неспокойно. Сейчас отрядим вам сопровождающих. Эй, Ганс! Франц! — крикнул он.
Но сделать ничего не успел.
Кто-то из бегущих развернулся, выбросил вперед руку — и воздух со свистом рассек булыжник. Миновав Вебера, он с хлопком прорвал обшивку фиакра. Лошади заволновались, дернули с места. И следом развернулись другие горожане: их руки были полны камней.