Рубиновый рассвет. Том I

А вокруг — сотни утопцев, ползунов, водяных. Анцыбалы, похожие на помесь козла и утопленника, скалили острые зубы, размахивая кривыми ножами.

Капитан Мейер вытер окровавленный топор о бедро и хрипло рассмеялся:

— Ну вот... Проклятие морей и штормов!.. Теперь весело.

Гилен стоял неподвижно. Потом медленно снял очки, убрал их в карман. Его глаза вспыхнули в полумраке — два кровавых рубина, светящихся изнутри.

— Переменная есть, — сказал он тихо, но так, что слышали даже самые дальние. — Но если кто-то расскажет… монстры Горла покажутся вам детским утренником.

И тогда он двинулся.

Копьё в одной руке, в другой — когти. Длинные, тонкие, из сгустков крови, они сверкали, как лезвия. Вокруг него заклубилась алая дымка, будто туман из мельчайших капель.

— Краб — мой. Остальных — держите.

И команда держит строй.

Воздух гудел от предсмертных криков и щелканья хитиновых лап.

Щиты, изрешеченные ударами, трещали под новым натиском. Утопцы лезли волнами — синие, раздутые трупы с пальцами-щупальцами, цепляющимися за края щитов. Их гнилостный запах смешивался с кислым душком водяных, которые, шипя, выплевывали струи едкой жидкости.

— Держать строй, ублюдки! — орал боцман, всаживая абордажный крюк в глазницу ползуна.

Но ряды уже дрогнули.

Один щитовик, молодой парень с перебинтованной головой, не удержался — язык водяного ударил его в грудь, пробив кожу, как гнилой пергамент. Он захрипел, упал на колени, и тут же три утопца набросились на него, рвя зубами.

— Заткнуть брешь!

Двое матросов бросились вперед, копья наперевес. Один проткнул водяного, но второй не успел — анцыбал рванулся сбоку, кривой нож вспорол матросу живот. Кишки, горячие и скользкие, вывалились на камни.

Кровь.

Слизь.

Пот.

И все это — под вой ветра, который гудел в руинах, как похоронный рог.

Гилен стоял на мгновение неподвижно.

Вдох.

Выдох.

Кровь в его жилах ответила.

Он шагнул вперед — и мир замедлился.

Кровавые когти вспороли первого утопца от ключицы до паха. Второй рванулся к нему — Гилен развернулся, копье пронзило глотку, черная жемчужина вылетела вместе с обрывками плоти.

Но их было слишком много.

Ползун прыгнул со спины — Гилен присел, пропуская его над собой, и в тот же миг когти взрезали брюхо монстра. Кишки, липкие и переливающиеся, шлепнулись ему на плечо.

Он не останавливался.

Шаг.

Удар.

Кровь.

Алая дымка вокруг него сгущалась, реагируя на каждое движение. Где-то она превращалась в щит, принимая удар клешни, где-то — в нити, опутывающие ноги врагов.

Но даже его выносливость давала трещину.

Мышцы горели.

Дыхание стало тяжелее.

И тогда оно двинулось.

Краб зашипел, и из его пасти хлынула струя слизи. Гилен кувыркнулся в сторону — кислота прожгла камни там, где он стоял секунду назад.

Одна клешня рухнула вниз, как гильотина.

Гилен отпрыгнул, но вторая уже летела сбоку — он пригнулся, и клешня просвистела в сантиметре от его головы.

Близко.

Слишком близко.

Он рванулся вперед, копье вонзилось в сустав. Хитин треснул, но не поддался.

Краб взревел и рванулся всем телом.

Гилен полетел, ударился о землю, катился, едва уворачиваясь от следующих ударов.

Кровь текла из его носа.

Но он встал.

И снова пошел в атаку.

Последний рывок.

Копье вонзилось в глаз краба.

Гилен прыгнул на него, когти вспарывали плоть, рвали ткани.

Краб бился, кричал (да, он кричал — звук, похожий на скрежет металла по стеклу).

И наконец — рухнул.

Тишина.

Только тяжелое дыхание.

И запах крови, который теперь везде.

Капитан Мейер, опираясь на топор, хрипло рассмеялся:

— Ну… теперь я верю в твои переменные, Рубиновый.

Тишина после боя была густой, как смола.

Команда «Жгучей Мэри» стояла, переводила дыхание, вытирала окровавленные лица. Их глаза были прикованы к Гилену — кто-то смотрел с восхищением, кто-то с страхом, а кто-то — с глухой настороженностью, словно перед ними стоял не человек, а что-то другое.

— Чёрт возьми… — прошептал молодой матрос с перекошенным от ужаса лицом.

— Так вот почему капитан его взял… — пробормотал другой, потирая рану на плече.

— Это не магия… Это что-то похуже.

Гилен медленно надел очки, скрыв рубиновые глаза. Кровавые когти растворились, будто их и не было. Он тяжело дышал, но голос его был ровным, лишь с легкой хрипотцой усталости:

— У меня есть секреты. И причины их скрывать.

Капитан Мейер хрипло рассмеялся, вытирая окровавленный топор о штанину.

— Есть древнее правило, Рубиновый. Всё, что происходит в Горле — остаётся в Горле. — Он оглядел команду, и в его единственном глазу вспыхнула железная искра. — Кто язык распустит — тому я его сам вырежу. Понятно?

В ответ — молчаливые кивки.

И тут раздался резкий голос:

— Капитан…

Это был Дирк, копейщик средних лет, лицо его было бледным.

— Боцман… Вилльям Кук. Он там.

Он кивнул в сторону груды тел утопцев.

Капитан замер. Потом медленно пошёл туда, его шаги стали тяжёлыми, будто по колено в воде.

Он опустился на колени рядом с телом.

Боцман лежал на спине, его лицо было спокойным, будто он просто спал. Только черный жемчуг, торчащий из глазницы, напоминал, что это не сон.

Капитан положил руку на плечо друга.

— Вилльям… — его голос стал тихим, почти шёпотом. — Сколько их было… Сколько боев. Помнишь, у Чёрных скал? Ты тогда сказал, что если выживешь — бросишь пить. Врёшь, как всегда.

Он замолчал, сжал кулаки.

— Но я запомню. Всех. Каждого павшего. Боги благоволят смельчакам, а мы будем помнить подвиг каждого воина. Быть воином — значит жить вечно, брат.

Команда стояла молча. Даже самые грубые, самые чёрствые из них опустили головы.

Потом капитан встал, и в его голосе снова появилась сталь:

— Собирайте трофеи. Жемчуг, всё, что найдёте. А этот ублюдок… — он пнул лапу мёртвого краба. — Разделать. Внутри должно быть что-то стоящее.

Команда зашевелилась.

Одни пошли собирать жемчуг, другие, вооружившись ножами, принялись разделывать тушу краба.

А Гилен стоял в стороне, по его лицу было невозможно прочитать какие-либо эмоции или мысли.