Рукопись несбывшихся ожиданий. Таинство посвящения

– И как?

– Как они будут наказаны? – педантично уточнил мэтр Орион.

– Да.

– Ну, помимо того, что в этот год без пересдачи кое-каких предметов не обойдётся, леру Грумбергу припишут в долг все затраты за ваше и моё лечение, включая предстоящую профилактику вашей травмы черепа. Сумма, поверьте мне, немаленькая, хотя даже близко не стоит с той, какая светит леру Далбергу. Он не только получит строгий выговор за содеянное с вашей комнатой, его принудят восстановить её прежний вид, а затем ещё и выделить средства на реконструкцию некоего памятника старины. Он будет вынужден восстановить расположенный вблизи Вирграда заброшенный бастион и, скрипя зубы, терпеть сотни благодарностей за заботу об исторически значимом объекте.

Говорил мэтр Орион шутливо, но Миле нисколько легче не сделалось. Речь шла о наказании деньгами, а что такое деньги для этих двух богачей? Они ощутили бы лишь досаду из-за того, что именно она, Мила Свон, стала бы причиной их трат, и всего-то. По этой причине молодая женщина так расстроилась, что начала жалобно всхлипывать.

– А что Катрина? Разве она не хочет справедливости? – наконец, пролепетала она. Это была её последняя надежда, что кое-кто всё же получит по заслугам.

– Катрину Флетчер ненадолго удалось удержать. Она уехала с твёрдым намерением больше о лере Грумберге никогда ничего не слышать. Её страх перед ним намного сильнее вашей жажды мести, лер Свон. Поэтому всё, что она просила передать вам, так это слова благодарности и просьбу. Просьбу дать ей прожить сохранённую вами жизнь спокойно. Она просит вас о молчании.

– Но это же не честно!
– сжав ладошки в кулачки, простонала Мила. При этом она ощутила, как мерзко заболела её голова. Приближался новый приступ, но… остановить свои эмоции она не смогла. – Это не справедливо, мэтр Орион! Ну почему жизнь так издевается надо мной?

– Не над одной вами, - грустно ответил преподаватель.

– Да? И что же она сделала с вами?

– Моя невеста… моя невеста мертва. Вместо свадьбы, меня ждали похороны, вот что на днях пришлось пережить мне, лер Свон.

То, с какой болью было это сказано, заставило Милу прикусить язык. Молодая женщина всё ещё кипела на огне, но уже не посмела возмущаться. А между тем тишина начала давить. От неё было физически плохо, и поэтому Мила спросила. Просто так спросила, лишь бы хоть какие-то звуки в этот мир проникли.

– А как вашу невесту звали?

– Анна.

– Анна, - тихо повторила Мила, прежде чем головная боль, казалось, достигла своего апогея. Ни с того ни с сего она поднялась волной и, захватив, настоящее унесла сознание Милы. Как будто сквозь плотный туман молодая женщина увидела свои руки, сжимающие горячие и толстые прутья решётки. Клетка. Она находилась в клетке, поставленной на телегу, и металлические прутья так горели огнём, потому что нещадно пекло солнце. Милу не спасала даже тень от скалы, под которой стояла телега. Пот тёк на её лицо, тонкая одежда прилипала к телу, как вторая кожа. Худой и понурый конь-тяжеловоз, что пасся со стреноженными ногами, тоже выглядел изнемождённым. Он, словно нехотя, опускал морду к красной земле, рвал губами пожухлую траву и с трудом пережёвывал её. Ему нужна была более питательная пища и более достойный отдых.

Мила внезапно ощутила, что тоже хочет есть, а потому она уставилась на вздымающийся к яркому бирюзовому небу тонкий белый дымок и людей, что сидели возле костра. Эти двое, мужчина и женщина, жарили на вертеле какого-то небольшого зверька, похожего на ящерицу, и о чём-то негромко беседовали. Речь была смазанной. Мила не понимала ни слова, а ещё она так хотела есть, что от отчаяния закричала и начала громко стучать о прутья клетки подобранной с пола клетки косточкой. Кажется, куриной.

Металл зазвенел. Мужчина, ругаясь, тут же поднял с земли длинную палку, больше похожую на посох. Он встревожился из-за крика Милы, заозирался по сторонам, а после так нахмурился, что Мила перепугалась. Она знала, что эта палка вот-вот с силой уткнётся ей либо в бок, либо в спину, либо удар придётся по покрытым бесчисленным количеством синяков ногам. Но мужчина не успел приступить к наказанию. Первой к Миле подошла женщина, и эта черноволосая красавица во все глаза уставилась на Милу. Мол, что шумишь?

– Анна, - указывая на себя, жалобно произнесла Мила. – Анна есть. Пить.

Из-за её слов женщина отчего-то улыбнулась. Мягко, по-доброму. А после она подошла к костру и, подняв лежащий там бурдюк, вернулась.

– Анна дать пить, - едва ли не со смехом сказала женщина, когда протянула Миле бурдюк. И Мила начала жадно пить. Пить…

– Лер Свон, лер Свон, - словно издалека вдруг донёсся до неё голос мэтра Ориона.

– Пить, - прошептала Мила, хотя пить совсем не хотела. Просто она всё ещё ощущала невыносимый жар, свои невыносимые муки. Видение (или воспоминание?) было таким ярким, что…

– Пейте лер Свон.

Она ощутила своё настоящее тело. Мэтр Орион приподнял его и поднёс кружку к её губам. Миле ничего не оставалось, кроме как сделать первый глоток прохладной воды. И эта вода окончательно унесла с собой внезапное наваждение.

***

Вести лекции как ни в чём не бывало не хотелось, но Найтэ не подавал вида насколько он зол. Он даже напрочь игнорировал едкие комментарии студентов, когда в очередной раз пропускал имя Милы Свон при перекличке. Всё это стоило того болезненного разочарования, что возникло в глазах лера Грумберга и лера Далберга, когда назначенный день настал.

Мила Свон вернулась к занятиям в последний учебный день недели. Утром субботы она, бледная несмотря на толстый слой тёмно-розовой пудры, вошла в аудиторию и, крепко прижимая к себе сумку с тетрадями, села за парту к уже не ожидавшему её появления леру Морриэнтэ. О том, что светлый эльф девушку не ждал, Найтэ позволили понять его слегка приподнятые брови.

– О, а она здесь откуда? – вдруг спросил кто-то.

Вопрос априори не мог не возникнуть, так как отсутствие Милы Свон сопровождалось различными слухами, которые никак и ничем не подтверждались. Преподаватели либо молчали, либо разводили руками, говоря, что им руководство ничего де не сообщило. Целители из лазарета о пациенте под таким именем ничего не знали. Стражники пожимали плечами. Даже Саймон Сильвер и тот сделал вид, будто никем его комната не занята. А Найтэ позаботился о прочем. Ни один студент, из пришедших на его практические занятия, не получил возможность заглянуть в окна общежития.

– А неважно откуда она здесь, - сказал Найтэ, пытаясь взглядом найти говорившего. – Главное, что лер Свон там, где должна быть.

Сказав так, он продолжил готовиться к занятию, а затем, едва прозвучал гонг, перешёл к положенной перекличке. Правда, закончилась она иначе, нежели привычно.

– Очень хорошо, что вы, лер Далберг, и вы, лер Грумберг, пришли на моё занятие. А теперь, будьте любезны, покиньте его.

– Что? – побледнел Антуан Грумберг.

– Соберите свои вещи и выйдите.

– Но почему? С какой это стати? – возмутился обеспокоенный Вильям Далберг.

– Вас для оглашения некоторых документов ждёт к себе господин фон Дали, и я уверен, после на мою лекцию вы уже не вернётесь. Поэтому прошу вас на выход.

Только полный дурак не уловил бы сути сказанного. Всё звучало так, как если бы кое-кого намеревались отчислить, и поэтому студенты с любопытством уставились на лера Грумберга и лера Далберга. А те были встревожены донельзя. Они нервничали, мучались неизвестностью.

«Почему она жива? Что и кому она рассказала? Неужели речь действительно про отчисление?» – словно вживую слышал Найтэ вопросы этих двоих, и подобное было ему приятно. Не зря он убедил ректора повременить с наказанием. Сперва ощутить свою победу, а затем упасть ниже дна… О да, это то ещё разочарование.

Собственно, мысли об этом основательно улучшили Найтэ настроение. И всё же не настолько хорошо ему стало, чтобы на одном этом он остановился. Тёмный эльф подобно Миле Свон считал, что наказание финансами для лера Грумберга и лера Далберга и не наказание вовсе, а потому получил у господина фон Дали разрешение на кое-что ещё. И ради этого кое-чего после всех своих занятий он с улыбкой подошёл к ожидающим его четырём кураторам групп нынешних выпускников факультета Чёрной Магии.