Русь: от славянского расселения до Московского царства
Шрифт:
Андрей Ярославич, по-видимому, действительно вел независимую от Батыя политику: в 1250 г. он вступил в союз с Даниилом Галицким, женившись на его дочери, [776] а Даниил в то время не признавал власти Орды. Однако в своих действиях Андрей опирался на такую весомую опору, как ярлык на владимирское княжение, полученный в 1249 г. в Каракоруме, [777] от враждебной Батыю ханши Огуль-Гамиш (вдовы Гуюка). [778] Но в 1251 г. Батый сумел посадить на каракорумский престол своего ставленника Менгу (Мунке), [779] и на следующий год он организует одновременно два похода — Неврюя на Андрея Ярославича и Куремсы на Даниила Романовича. [780] Таким образом, поход Неврюя явно был запланированной акцией хана в рамках действий против не подчиняющихся ему князей, а не реакцией на жалобу Александра. Но если считать последнюю мифом, то с какой целью Александр ездил в Орду?
776
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472.
777
Там же.
778
См.: Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. 2. М.; Л., 1960. С. 122, 128; Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 271.
779
Тизенгаузен В. Г. Указ. соч. Т. 1. С. 245; Т. 2. С. 15–16; Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 129–138; Путешествия… С. 135.
780
Даниилу удалось тогда отразить нападение (см.: Пашуто В. Т. Очерки. С. 227, 272, 282); кстати, именно приближение Куремсы заставило галицкого князя восстановить контакты с Иннокентием IV.
В Лаврентьевской летописи (древнейшей из содержащих рассказ о событиях 1252 г.) факты излагаются в следующей последовательности: сначала говорится, что «иде Олександръ князь Новгородьскыи Ярославич в Татары и отпустиша и с честью великою, давше ему старишиньство во всеи братьи его», затем рассказывается о татарском походе против Андрея, после чего повествуется о приезде Александра из Орды во Владимир. [781] Поскольку Александр
781
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 473.
782
Там же.
783
Дж. Феннелл считал, что цитированная фраза является позднейшей и неудачной попыткой объяснить действия Андрея (Fennell J. L. I. Andrej Jaroslavic and the Struggle for Power in 1252: an Investigation of the Sources // Russia mediaevalis. T. 1. Munchen, 1973. P. 53). Но оснований для такого мнения нет. В изложении слов Андрея имеется примечательная особенность — упоминание «цесарей» во множественном числе. До середины 60-х гг. XIII в. этим титулом на Руси было принято называть только верховных правителей Монгольской империи — великих ханов ^м.: Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 30). В 1251–1255 гг. в Монгольской империи соправителем великого хана Мунке считался Батый (см.: ТрепавловВ. В. Государственный строй Монгольской империи. М., 1993. С. 79–81). Следовательно, летописные «цесари» — это Мунке и Батый. Но такое знание внутримонгольских политических реалий возможно только у автора-современника.
784
Ср.: Сурмина И. О. Восточная политика Александра Невского // Всеобщая и отечественная история: актуальные проблемы. Саратов, 1993. С. 142–143.
785
См.: Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 106–107.
Таким образом, нет оснований ни преуменьшать значимости побед Александра над шведами и Орденом в 1240 и 1242 гг., ни объявлять его пособником монголов во время нашествия 1238 г. или виновником установления отношений зависимости в последующие годы, ни подозревать в недостаточной верности православию (равно как и наоборот — в фанатичном неприятии католичества). И в пору войн, и в своих дипломатических действиях — по отношению ли к Орде или к римскому престолу — он действовал как расчетливый, но не беспринципный политик.
Однако за рассмотренными бурными событиями, порождающими разноречивые оценки и малообоснованные предположения, остаются в тени не столь заметные, но весьма серьезные сдвиги, происшедшие в эпоху Александра и при его деятельном участии. Предпочтение, отданное Александром Владимиру перед Киевом, стало решающим шагом на пути перехода к Владимиру статуса общерусской столицы. При Александре складывается практика, при которой Новгород признавал своим князем того, кто занимал великокняжеский стол во Владимире, [786] что устанавливало прочную связь между Северо-Восточной Русью и Новгородской землей. При нем же в Северо-Восточной Руси окончательно сформировалась политическая структура, для которой свойственно существование нескольких «удельных» княжеств с собственными династиями и великого княжества Владимирского. Наконец, именно по завещанию Александра возникает Московское княжество, которому было суждено сыграть исключительную роль в последующей русской истории. Оно было выделено младшему Александровичу — Даниилу (р. 1261 г.). [787]
786
См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 143–144.
787
См.: Кучкин В. А. Формирование. С. 116–119.
Очерк 3
От Александра Невского до Дмитрия Донского: начало «возвышения» Москвы
К 1263 г. в Северо-Восточной Руси существовало 13 княжеств — великое Владимирское, Галицко-Дмитровское, Городецкое, Костромское, Московское, Переяславское, Ростовское, Стародубское, Суздальское, Тверское, Углицкое, Юрьевское и Ярославское. В большинстве из них впоследствии закрепились определенные ветви потомков Всеволода Большое Гнездо: в Галицко-Дмитровском — линия Константина Ярославича, одного из младших братьев Александра Невского, Городецком — сына Александра Андрея, Московском — его младшего брата Даниила, Переяславском — старшего брата Андрея и Даниила Александровичей Дмитрия, Ростовском — Бориса Васильковича, внука старшего сына Всеволода Большое Гнездо Константина, Стародубском — младшего брата Ярослава Всеволодовича Ивана, Суздальском — младшего брата Александра Невского Андрея Ярославича, Тверском — другого младшего брата Александра, Ярослава Ярославича, Юрьевском — Святослава, младшего брата Ярослава Всеволодича, Ярославском — Федора Ростиславича, князя из смоленского дома (благодаря женитьбе на правнучке Константина Всеволодича). [788] После правления Александра Невского сложилась практика, при которой ярлык на владимирское великое княжение получал в Орде один из князей этих княжеств, правда, не всех, а только тех, где правили потомки Ярослава Всеволодича — первого великого князя владимирского, чьи права были признаны Ордой (т. е. владимирскими князьями не могли стать князья галицко-дмитровские, ростовские, стародубские, юрьевские и ярославские). Владимирское великое княжество было одним из самых крупных, а после включения в него в 1276 г., в результате бездетной смерти костромского князя Василия Ярославича, Костромского княжества, стало самым крупным. [789] Соответственно князь, получавший ярлык на Владимир, не просто номинально становился верховным правителем Суздальской земли, [790] но и реально получал в свое распоряжение много больший потенциал, чем любой другой из князей Северо-Восточной Руси. Неудивительно поэтому, что борьба за великое княжение стала на столетие с лишним определяющим фактором ее политического развития.
788
Углицкое княжество стало выморочным в 1280-х гг., после смерти князя Романа Владимировича, внука Константина Всеволодича, и отошло к князьям ростовской ветви.
789
См.: Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси X–XIV вв. М., 1984. С. 109–125.
790
Название «Суздальская земля» продолжало бытовать в течение всего XIII в. в качестве обозначения всей Северо-Восточной Руси — владений потомков Всеволода Большое Гнездо (см. Часть III, Очерк 1).
В 1263–1271 гг. владимирским великим князем был следующий за Александром по старшинству из потомков Ярослава Всеволодича — Ярослав Ярославич, князь тверской, затем (1272–1276 гг.) младший из Ярославичей Василий Костромской. В 1277 г. на великокняжеский стол взошел старший в поколении внуков Ярослава Всеволодича — переяславский князь Дмитрий Александрович. Но с начала 1280-х гг. его права стал активно оспаривать следующий по старшинству сын Александра Невского — Андрей, князь городецкий. Он пытался опереться в этой борьбе на сарайских ханов, а Дмитрий прибег к помощи Ногая, ставшего в 1280-х гг. фактически самостоятельным правителем западной части Орды (к западу от Днепра). В результате в 80-90-х гг. князья Северо-Восточной Руси были разделены на две коалиции. В сфере влияния Ногая находились, помимо Дмитрия Александровича, князя переяславского и великого князя владимирского, его младший брат московский князь Даниил (третий по старшинству в то время среди потомков Ярослава Всеволодича), двоюродный брат Александровичей тверской князь Михаил Ярославич, а также князья суздальский, юрьевский и дмитровский. На сарайских ханов (до 1287 г. — Туда-Менгу, в 1287–1291 гг. — Тулабуга, с 1291 г. — Тохта) ориентировались, помимо Андрея Александровича, Федор Ростиславич Ярославский (он же князь смоленский), ростовские князья и князь стародубский. Борьба между князьями неоднократно принимала вооруженные формы с участием татарских сил. В 1281, 1282, 1285 гг. и зимой 1293–1294 гг. в Северо-Восточную Русь приходили войска из Волжской Орды, призванные Андреем, зимой 1283–1284, в 1289 и начале 1294 г. — отряды от Ногая, действовавшие в поддержку Дмитрия и его союзников. Андрею удалось утвердиться на великокняжеском престоле только в 1294 г., после смерти Дмитрия. Вторым по старшинству среди претендентов на владимирское княжение теперь стал Даниил Московский. И в 1296 г. он и его союзники Михаил Тверской и Иван Переяславский (сын Дмитрия Александровича) предприняли попытку отнять у Андрея часть великокняжеских прерогатив, а именно княжение в Новгороде (со времени Александра Невского, напомним, принадлежавшее великим владимирским князьям). По соглашению с новгородцами стол здесь занял Даниил. Ответом был приход в Северо-Восточную Русь ордынской рати, после чего было заключено мирное соглашение, по которому Даниил и его союзники возвращали Новгород Андрею и признавали себя вассалами хана Тохты, т. е. отступались от своего покровителя Ногая. В последующие годы (1297–1299) Тохта вступил с Ногаем в открытую борьбу, закончившуюся поражением и гибелью последнего. В результате коалиция бывших союзников Ногая в Северо-Восточной Руси, до исхода внутри-ордынской борьбы сохранявшаяся, в 1300 г. распалась — Михаил Тверской перешел в стан союзников Андрея Александровича. Через два года умер (бездетным) племянник и союзник Даниила — Иван Переяславский, а год спустя, 5 марта 1303 г., - Даниил Александрович Московский. [791]
791
О перипетиях внутрикняжеской борьбы в конце XIII — начале XIV в. см.: Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 69–80; Кучкин В. А. Роль Москвы в политическом развитии Северо-Восточной Руси конца XIII в. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967; Горский А. А. Политическая борьба на Руси в конце XIV в. и отношения с Ордой // ОИ. 1996. № 3; он же. Москва и Орда. М., 2000. С. 12–41; он же. Ногай и Русь // Тюркологический сборник. 2001; Золотая Орда и ее наследие. М., 2002. С. 132–134, 138, 142–151.
Московское княжество оказалось в крайне сложном положении. Если Даниил по принципу родового старейшинства был первым претендентом на великокняжеский стол в случае смерти Андрея, то новый московский князь Юрий Данилович правами на великое княжение не обладал: он был младше по этому принципу не только Михаила Тверского, своего двоюродного дяди, но и сына Андрея Александровича — Михаила. А по «отчинному» принципу даже в перспективе Юрий Данилович не имел оснований претендовать на Владимир, т. к. его отец на великокняжеском столе не сидел. Таким образом, на рубеже XIII–XIV вв. московские князья лишились могущественного
покровителя в Орде, князей-союзников, наконец формальных прав на великое княжение. Тем не менее их деятельность была на удивление успешной.Осенью 1300 г., сразу после разрыва союза с тверским князем, Даниил Александрович отправляется походом на Рязанское княжество: «Данило князь московъскыи приходил на Рязань ратью и билися у Переяславля (Рязанского. — А. Г.), и Данило одолелъ, много и татаръ избито бысть, и князя рязаньского Костянтина некакою хитростью ялъ и приведъ на Москву». [792] Наступательные действия против князя, пользовавшегося военной поддержкой Орды, на его территории — факт беспрецедентный. В конце 1302 г. Даниил захватил выморочное Переяславское княжество, которое, согласно существовавшим нормам наследования, должно было отойти в состав великого княжества Владимирского; при этом он изгнал из Переяславля успевших войти туда великокняжеских наместников. [793] Юрий Данилович после смерти в 1304 г. Андрея Александровича предъявил претензии на великое княжение. [794] Прежде были случаи, когда князь, не являвшийся «старейшим» среди потомков Ярослава Всеволодича, оспаривал великое княжение. Но во всех случаях это был второй по старшинству князь (имевший к тому же права на великое княжение «по отчине»): с Ярославом Ярославичем боролся его младший брат Василий, с Василием — его старший племянник Дмитрий Александрович, с Дмитрием — его младший брат Андрей, с Андреем — младший из Александровичей Даниил. Другие князья, независимо от того, насколько сильны они были, в борьбу за великое княжение не вступали. Юрий, таким образом, нарушил традицию, явно исходя из права силы.
792
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 486. О дате см.: Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 119–120, 122–123.
793
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 486.
794
Там же. Т. 18. С. 86 (Симеоновская летопись); Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 351–352. О датах см.: Бережков Н. Г. Указ. соч. С. 120, 351.
Как же объяснить кажущееся парадоксальным усиление Москвы в ситуации, когда политические обстоятельства вели, казалось бы, к уходу московских князей на второй план?
Вопрос о том, почему именно Москва стала в период ордынского владычества центром объединения русских земель в единое государство, издавна привлекал внимание исследователей. В качестве факторов, способствовавших возвышению Москвы, назывались выгодное экономико-географическое положение, [795] поддержка московских князей Ордой, [796] перенесение в Москву резиденции митрополита, [797] формирование в Москве особенно сильного военно-служилого войска («двора») и активная колонизационная политика московских монастырей. [798]
795
См.: Станкевич Н. О причинах постепенного возвышения Москвы до смерти Иоанна III // Учен. Зап. Московского университета. Ч. 5. М., 1834. С. 34–35, 46; Ключевский В. О. Соч. Т. 2. М., 1988. С. 8–9; Лю-бавский М. К. Возвышение Москвы // Москва в ее прошлом и настоящем. Т. 1. М., 1909; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках. М., 1960. С. 458.
796
См.: Станкевич Н. Указ. соч. С. 49, 55; Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Т. 1. СПб., 1880. С. 208.
797
Станкевич Н. Указ. соч. С. 49, 55.
798
Зимин А. А. Витязь на распутье. М., 1991. С. 203–206. Недавно было высказано предположение, что московская политическая система XIV–XV вв. сформировалась под решающим воздействием монгольских моделей власти и собственности (Юрганов А. Л. Удельно-вотчинная система и традиция наследования власти и собственности в средневековой России // ОИ. 1996. № 3. С. 109–111; он же. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 155–162, 165–170). Аргументы в пользу такого мнения приведены явно неубедительные. Одним из них является ссылка на высказывание Г. А. Федорова-Давыдова, что в XIV в. в Орде «на местах создаются… династии областных правителей». Но у Г. А. Федорова-Давыдова в указанном месте (Федоров-Давыдов Г. А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 20), во-первых, речь идет о всего одном примере такой династии (и то гипотетическом — в качестве правителей Крыма известны дед и внук, об отце же говорится предположительно); во-вторых, имеются в виду ханские наместники в Крыму, т. е. на собственно ордынской территории (вместе с пропущенным А. Л. Юргановым при цитировании словом фраза звучит: «на местах создаются чиновнические династии областных правителей»), что не имеет никакого отношения к Руси, где сохранялись после завоевания местные князья (а «областные династии» возникли и множились задолго до нашествия монголов). Другой аргумент — что Иван Калита «как известно. ездил в Орду со своей духовной грамотой, которая получила одобрение хана. На грамоте — ханская тамга (печать)». Автор не дает даже ссылки; между тем мнение об утверждении Иваном Калитой духовной грамоты в Орде и наличии при ней ханской печати подвергнуто в литературе критике (см.: Усманов М. А. Жалованные грамоты Джучиева улуса XIV–XVI вв. Казань, 1979. С. 178–179; Мазуров А. Б. Утверждались ли духовные грамоты Ивана Калиты в Орде? // ВИ. 1995. № 9), что делает ремарку «как известно» неуместной. Но если даже это мнение справедливо, утверждение духовной в Орде не является доказательством «решающего воздействия монгольских моделей». Еще один аргумент смотрится недоразумением. А. Л. Юрганов, ссылаясь на политические конфликты на Руси в XV в. между братьями или племянником и дядей, пишет, что «общность моделей власти и собственности в Монгольской империи и на Руси обусловила и общую тенденцию в политическом противоборстве: оно велось за права на власть и ее наследование: либо от отца к сыну, либо от брата к брату». Но спрашивается, как быть с аналогичными конфликтами на Руси домонгольского периода? Как там усмотреть влияние Монгольской империи? Взять, к примеру, борьбу за киевский стол между племянником Изяславом Мстис-лавичем и дядей Юрием Долгоруким в середине XII в. — ведь тогда даже Чингисхан еще не появился на свет. Собственно, еще в 1990 г. точка зрения о заимствовании в Москве монгольских политических институтов была высказана американским исследователем Д. Остров-ски (Ostrowski D. The Mongol Origins of Moscovite Politicae Institutions // Slavic Review. 1990. Vol. 49, № 3; русский перевод в кн.: Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси. Самара, 2001). Его аргументация более обстоятельна, чем у А. Л. Юрганова, но также малоубедительна. Сопоставляемые Д. Островски с монгольскими институты — дворский, тысяцкий, совет бояр, десятичная система, двор — все известны с домонгольского периода (соответственно с XII, XI, X, X и XII веков); максимум, что можно обсуждать — возможные изменения функций некоторых из них под влиянием ордынских порядков.
Мнение об особой выгодности экономико-географического положения Москвы, однако, весьма сомнительно; [799] можно говорить лишь об относительно большей безопасности Московского княжества от имевших место во второй половине XIII в. татарских походов в силу его окраинного, юго-западного положения в Суздальской земле и предполагать приток на его территорию населения из центральных областей Северо-Восточной Руси, сильнее всего страдавших от военных действий; но это было характерно не только для Московского, но и для других окраинных (западных, северных и восточных) княжеств — Тверского, Ростовского, Ярославского, Костромского, Городецкого. [800] О поддержке Ордой претензий московских князей на первенство в Северо-Восточной Руси на рубеже XIII–XIV вв. не может быть и речи: Даниилу, как недавнему союзнику павшего Ногая, можно было рассчитывать максимум на отсутствие репрессий со стороны Тохты. Местом пребывания митрополита Москва стала только со второй четверти XIV в. Колонизационная деятельность московских монастырей отмечается лишь с конца этого столетия. Остается наличие сильного военно-служилого войска; но считается, что его усиление за счет активного перехода на службу в Москву князей, бояр и служилых людей более низкого ранга из различных княжеств Северо-Восточной Руси наблюдается только с 30-х гг. XIV в.. [801]
799
Зимин А. А. Указ. соч. С. 191–195.
800
См.: КучкинВ. А. Формирование… С. 109, 121–123.
801
Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 467, 480–484.
Есть основания полагать, что укрепление московских позиций на рубеже XIII–XIV вв. действительно связано с приходом на московскую службу к Даниилу Александровичу значительных контингентов служилых людей из других княжеств, но лежащих не в Северо-Восточной Руси, а за ее пределами.
Из московских бояр первой четверти XIV в. поименно известны всего семь, причем только о трех из них имеются данные об их происхождении. Из этих трех два — выходцы из Южной Руси. Федор Бяконт (отец будущего митрополита всея Руси Алексея) приехал в Москву из Чернигова. [802] Произошло это незадолго до 1300 г.. [803] В 80 — начале 90-х гг. XIII в. Черниговом владели брянские князья Роман Михайлович и Олег Романович, входившие в число сторонников Ногая. В середине 90-х гг. Брянск был передан Тохтой смоленским князьям, после чего Чернигов должен был отойти лояльным хану представителям рода черниговских Ольговичей (см. Часть IV, Очерк 1). Очевидно, с этими событиями и связан отъезд Федора Бяконта в Москву, к Даниилу Александровичу, тогдашнему главе «проногаевской» коалиции. Другой боярин, Нестер Рябец (родоначальник Квашниных), был выходцем из Киева; [804] в Москву он приехал до 1305 г.. [805] Киев также входил в сферу влияния Ногая и пострадал в 1299 г. от действий татар (очевидно, войск Тохты). Отъезд в Москву Нестера скорее всего был связан с этими событиями и также обусловлен ролью Даниила в коалиции князей, ориентировавшихся на Ногая. [806] Помимо того, что каждый из названных бояр, несомненно привел с собой воинский контингент, можно предполагать, что на рубеже XIII–XIV вв. выезжали в Москву и другие представители южнорусской знати из княжеств, ранее входивших в сферу влияния Ногая. Им было естественно искать покровительства именно московского князя, так как другой бывший союзник Ногая — Михаил Тверской — перешел на сторону Андрея Александровича (главы «антиногаевской» коалиции), а третий — Иван Переяславский — явно уступал по своему политическому весу московскому и тверскому князьям. [807]
802
Временник ОИДР. Кн. Х. М., 1851. С. 98, 259; РИИР. Вып. 2. М.,1977. С. 123.
803
Алексей родился уже в Москве (ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 194 — Московский свод конца XV в.; Т. 23. СПб., 1910. С. 121 — Ермолинская летопись) в 1300 г. (а не в 1293, как часто полагают): он был на 17 лет старше великого князя Семена Ивановича, родившегося 7 сентября 1317 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 121 — Рогожский летописец; Т. 18. С. 120 — Симеоновская летопись; Т. 25. С. 194).
804
РИИР. Вып. 2. С. 48, 137.
805
В этом году родоначальник Квашниных участвовал в бою под Пе-реяславлем, когда тверское войско осадило там младшего брата Юрия Даниловича Ивана (будущего Калиту): ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 478–479 (Новгородская летопись Дубровского); РГАДА. Ф. 181. № 20. Л. 312 (Архивская летопись).
806
Подробно о выезде Федора Бяконта и Нестера Рябца см.: Горский А. А. Москва и Орда. С. 30–40.
807
Замечу, что само расположение Московского княжества — на юге Суздальской земли — способствовало тесным связям с ним бояр из соседних Москве южнорусских княжеств. Даже если, скажем, боярин-посол из Брянска, Чернигова или Киева ехал не в Москву к Даниилу, а в Переяславль или Владимир к Дмитрию Александровичу или в Тверь к Михаилу Ярославичу, он должен был по пути туда и обратно останавливаться в Москве.