Русь: от славянского расселения до Московского царства

В перечне бояр пять из восьми названных погибли на Куликовом поле; их имена можно было взять из основного текста рассказа о битве (в Своде 1539 г. совпадающего с Летописной повестью Новгородской IV летописи), [906] добавив к ним известных по другим источникам в качестве ее участников Дмитрия Михайловича Волынца (упомянут в «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище») и Ивана Родионовича Квашню (назван в «Сказании о Мамаевом побоище»). Но остается Федор Грунка, в других источниках о Куликовской битве не фигурирующий, но упоминающийся в родословцах. [907] Среди погибших упоминаются также бояре Семен Михайлович, Иван Александрович, Тимофей Васильевич Волуй (видный воевода, назван и в начале Летописной повести Новгородской IV летописи, в рассказе о выступлении войска Дмитрия в поход), а кроме того, князь Федор Тарусский и его брат Мстислав; [908] почему же они не вошли в перечень? Если же предполагать его достоверность, то отсутствие этих имен можно объяснить отсутствием их в источнике составителей Свода 1539 г., говорящем об уряжении полков. Эти лица действительно могли не командовать в битве крупными подразделениями: тарусские князья были, скорее всего, в подчинении их старших родственников Семена и Ивана Константиновичей, [909] Тимофей Васильевич мог находиться при великом князе. Не исключено также, что командная роль Тимофея была забыта или что на его место в великом полку был подставлен Иван Родионович Квашня. Можно сказать, что список бояр не дает существенных аргументов для той или иной точки зрения на проблему достоверности текста об уряжении полков НДубр-Арх.

906

ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 321.

907

См.: БегуновЮ. К. Указ. соч. С. 502.

908

ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 319; Вып. 2. С. 321.

909

Мнение, что в перечне убитых назван князь Федор Тарусский, в действительности погибший в 1437 г. под Белевом (Салмина М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 371–372), неосновательно: речь идет, скорее всего, об одноименном ему человеке, погибшем на Куликовом поле (см.: Памятники Куликовского цикла. С. 59).

Исходя из целей составителей Свода 1539 г., неясно, зачем надо было сочинять подробное «уряжение полков». Возвеличить Ивана Родионовича Квашню можно было не прибегая к столь изощренной вставке — например, упомянув его рядом с Дмитрием Ивановичем в великом полку в сцене битвы или взяв сцену «коломенского уряжения полков» из «Сказания о Мамаевом побоище» (этот памятник был известен составителям Свода 1539 г.) и выделив в ней роль Ивана Родионовича (который там и так упоминался во вполне лестной роли — предводителя костромской рати). Более вероятным кажется, что фрагмент НДубр-Арх об «уряжении полков» опирался на ранний источник. Был он письменным или устным? Скорее второе. В тексте фрагмента имеется след ориентировки составителя Свода на статью 1375 г.: Иван Тарусский определен, как и под 1375 г., как «брат» Семена Константиновича Оболенского, и титул его записан как «Поружский» (под 1375 г. — «Торужский», под 1380 г. добавилась ошибка в транскрипции первой буквы). [910] В случае, если писец записывал устное предание, такая ориентировка на нюансы переписанного чуть ранее (несколькими листами выше) текста естественна (и не может служить аргументом в пользу реконструкции содержания фрагмента об «уряжении полков» на основе статьи 1375 г.); но она крайне маловероятна в случае, если писец располагал письменным текстом «уряжения». Вероятнее всего, фрагмент об «уряжении полков» был составной частью предания о первых Квашниных. [911] Разумеется, за полтора столетия это предание (как и в случае с участием предка Квашниных в бою под Переяславлем 1305 г.) могло приобрести пропуски и искажения. [912] Вероятно, с большой осторожностью надо воспринимать данные о распределении князей и воевод по полкам. Но состав княжеств, чьи рати приняли участие в походе Дмитрия Ивановича на Дон, скорее всего, в значительной мере соответствует реальности.

910

Ср.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 301 и вып. 2. С. 486; РГАДА. Ф. 181. № 20. Л. 367; Шахматов А. А. О так называемой Ростовской летописи. С. 25.

911

О возможности существования в распоряжении составителей Свода 1539 г. таких подробных рассказов говорит сюжет о Переяславском бое, весьма подробный (в т. ч. с упоминанием личных имен).

912

Напрашивается предположение о преувеличении роли предка Квашниных, но следует помнить, что Иван Родионович действительно являлся одним из виднейших бояр Дмитрия Донского — в обеих духовных грамотах последнего он назван в числе свидетелей, причем од-ним66из первых (ДДГ. № 8, 12. С. 25, 37).

Итак, суммируя данные ранних источников о Куликовской битве, сведения о походах Дмитрия 1375 и 1386/7 гг., а также фрагмента об «уряжении полков» в Своде 1539 г., можно полагать, что против Мамая в августе 1380 г. выступили: во-первых, отряды с территории великого княжения, т. е. (судя по составу рати 1386/7 гг.) от городов (и окружающих их волостей) Москвы, Коломны, Звенигорода, Можайска, Волока, [913] Серпухова, Боровска, Дмитрова, Переяславля, Владимира, Юрьева, Костромы, Углича, Галича, Бежицкого Верха, Вологды, Торжка; во-вторых, силы из княжеств Белозерского, Ярославского, Ростовского, Стародубского, Моложского, Кашинского, Вяземско-Дорогобужского, Тарусско-Оболенского, Новосильского, а также отряды князей-изгоев Андрея и Дмитрия Ольгердовичей и Романа Михайловича Брянского, и, возможно, отряд новгородцев; не исключено участие (в полку Владимира Андреевича) отрядов из Елецкого и Муромского княжеств, а также Мещеры. Таким образом, в походе приняли участие немного меньшие силы, чем в походе на Тверь 1375 г.

913

Упомянутую после Волока в перечне 1386/7 г. Ржеву следует исключить, т. к. до 1380 г. она принадлежала Литве [см.: Кучкин В. А. К изучению процесса централизации в Восточной Европе (Ржева и ее волости в XIV–XV вв.) // История СССР. 1984. № 6. С. 152].

20 августа Дмитрий двинулся вверх по левому берегу Оки к устью Лопасни. Здесь 26 августа к войску присоединились дополнительные силы во главе с двоюродным братом великого князя Владимиром Андреевичем Серпуховским и воеводой Тимофеем Васильевичем. Затем войско переправилось через Оку и двинулось к верховьям левобережья Дона. По пути к Дмитрию поступили сведения, что Мамай кочует на правом берегу Дона, ожидая подхода с запада войск Ягайло. [914]

6 сентября русские войска подошли к Дону, где разбили ордынский сторожевой отряд. 6 и 7 сентября прошли в ожидании нападения Мамая. Но разведка доставила сведения, что тот по-прежнему не торопится, поджидая литовцев Ягайло. Тогда, чтобы не допустить соединения сил своих противников (которое бы резко изменило ситуацию не в пользу Москвы), Дмитрий принял решение перейти с левого берега Дона на правый и немедленно дать бой. Это означало вступить непосредственно во владения Орды (левый берег Дона в его верхнем течении принадлежал Рязанскому княжеству). В ночь с 7 на 8 сентября, в канун Рождества св. Богородицы, переправа была совершена. [915]

914

Памятники Куликовского цикла. С. 9, 33–34, 70–71.

915

Там же. С. 34–35, 72–74; Сказания и повести. С. 37.

У Мамая было три варианта действий. Он мог отступить, продолжая поджидать литовские силы; мог остаться на месте и ждать дальнейших действий русских войск (и также выиграть время до подхода Ягайло); наконец, мог атаковать, не дожидаясь союзника. Мамай выбрал третий вариант, и это была его вторая, после нежелания идти на уступки на переговорах в Коломне, ошибка. [916]

Место битвы — Куликово поле — располагалось между Доном и его правым притоком Непрядвой. Большинство исследователей XIX–XX вв. полагало, что сражение происходило на правом, южном берегу Непрядвы. Недавно было обосновано мнение, что местом битвы был левый, северный берег. [917] Палеопочвенное изучение района показало невозможность такого предположения: выяснилось, что в конце XIV в. левый берег Непрядвы был полностью покрыт лесом. [918] Однако традиционная, сложившаяся в XIX столетии [919] локализация битвы, помещающая противостоящие войска на правом берегу, но в довольно значительном отдалении от места слияния Непрядвы и Дона, имеет свои слабости. Ни один источник не свидетельствует о том, что русское войско, переправившись в ночь на 8 сентября через Дон, совершало затем поутру еще марш. Поэтому выдвинутое недавно предположение, что битва происходила ближе к береговой линии Непрядвы и Дона, чем традиционно считается, [920] заслуживает внимания. Вопрос нуждается в дальнейшем изучении.

916

Дмитрий был лично знаком с Мамаем (т. к. ездил к нему в Орду в 1371 г.) и очень вероятно, что, переходя через Дон, имел в виду спровоцировать противника на немедленное вступление в бой, зная особенности его характера.

917

См.: Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле. С. 16–19; он же. О месте Куликовской битвы // Природа. 1984. № 8; Флоренский К. П. Где произошло Мамаево побоище? // Там же.

918

Александровский А. Л. Палеопочвенные исследования на Куликовом поле // Куликово поле: Материалы и исследования. М., 1990.

919

См.: Нечаев С. Д. Некоторые замечания о месте Мамаева побоища // Вестник Европы. Ч. 118. 1821. № 14; Афремов И. Куликово поле с реставрированным планом Куликовской битвы в 8 день сентября 1380 года. М., 1849.

920

Петров А. Е. Куликово поле в исторической памяти: Формирование и эволюция представлений о месте Куликовской битвы 1380 г. // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2003. № 3/13.

В одиннадцатом часу утра конница Мамая атаковала выдвинутый вперед сторожевой полк. Великий князь Дмитрий принял личное участие в первой схватке. Под натиском ордынцев сторожевой полк отошел к главным силам. В течение двух часов противник пытался сломить их и в момент, когда чаша весов стала клониться в сторону Орды, во фланг наступавших (правый или левый — на этот счет нет единого мнения) ударил находившийся в засаде в дубраве полк под командованием Владимира Андреевича Серпуховского и Дмитрия Михайловича Боброка-Волынца. Это решило исход битвы — основные русские силы сумели перейти в контрнаступление, и в половине второго часа дня ордынцы обратились в бегство. Их преследовали до реки Мечи — правого притока Дона к югу от Непрядвы. [921]

921

Памятники Куликовского цикла. С. 9–10, 36–38, 58 (примеч. 46), 74–77; Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле. С. 14–16, 19–20.

Бежав с поля битвы, Мамай собрал «останочную свою силу, еще въсхот ити изгономъ пакы на великаго князя Дмитрея Ивановича и на всю Русскую землю», но вынужден был выступить против воцарившегося (с помощью Тимура) в заволжской части Орды Тохтамыша. Эмиры Мамая перешли на сторону нового хана, временщик бежал в Крым и был вскоре убит. [922]

Противостояние Московского великого княжества с Мамаевой Ордой завершилось крахом последней. Дмитрий Донской не позволил Мамаю восстановить власть над русскими землями. Но другим, невольным результатом Куликовской победы стало нарушение существовавшего почти 20 лет неустойчивого равновесия между двумя частями Орды: разгром Мамая способствовал объединению их под властью законного хана. Объективно более всего конкретной политической выгоды от поражения Мамая на Куликовом поле получил Тохтамыш.

922

См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 141; Т. 18. С. 130; Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. СПб., 1884. С. 391; Т. 2. М.; Л., 1941. С. 109, 150–151; Бегунов Ю. К. Указ. соч. С. 518–523.

События, имевшие место в московско-ордынских отношениях в начале 80-х гг. XIV в., в историографии всегда были как бы в тени Куликовской победы. Традиционно принято считать, что успешный поход Тохтамыша на Москву 1382 г. восстановил зависимость Северо-Восточной Руси, ликвидированную при Мамае. [923] Такая трактовка событий, однако, порождает ряд трудноразрешимых вопросов.

Между признанием русскими князьями зависимости от монгольских ханов (40-е гг. XIII в.) и разрывом Дмитрием Ивановичем вассальных отношений с Мамаем (1374 г.) прошло около 130 лет; между походом Тохтамыша на Москву (1382 г.) и ликвидацией ордынской зависимости — без малого 100, т. е. почти столько же. Если считать, что Тохтамыш возобновил свергнутое «иго», то почему оно продержалось после этого столь долго, причем в условиях, когда Орда постепенно ослабевала, а к середине XV в. и вовсе распалась на несколько ханств, враждующих между собой? Может быть, поход Тохтамыша был акцией, сопоставимой по масштабу с походом Батыя? Далеко не так. Войско Монгольской империи, возглавляемое Батыем, совершило в 1237–1241 гг. два крупных вторжения в русские земли и еще три локальных похода, пребывало на русской территории в общей сложности более года, разорило все русские земли, кроме Новгородской, Полоцкой и части Смоленской. Тохтамыш же находился в русских пределах всего около двух недель, кроме Москвы взял только три города — Серпухов, Переяславль-Залесский и Коломну, с Дмитрием Донским в битве не встречался, а один из ордынских отрядов был разбит у Волока. [924] Так, может быть, русские люди той эпохи просто были неспособны на серьезную борьбу за освобождение и поэтому, в то время как такие страны, как Китай и Иран, во второй половине XIV в. сбросили зависимость от монгольских ханов, дали вновь себя покорить и продолжали нести «иго» еще целое столетие? Но если наши предки были столь «несостоятельны», как же они сумели подняться на Куликовскую битву? Концы с концами явно не сходятся…

923

См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 5. М., 1993. С. 44–45, 47, 53; Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 243–244; Каргалов В. В. Конец ордынского ига. М., 1980. С. 59–60; Буганов В. И. От Куликовской битвы до освобождения от ордынского ига (1340–1480 гг.) // Куликовская битва. М., 1980. С. 246–248; Пашуто В. Т., Флоря Б. Н., Хорошкевич А. Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982. С. 45.

924

См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 143–146; Т. 18. С. 131–133; Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 326–338.

Выше уже подчеркивалось, что противостояние Дмитрия Ивановича с Мамаем было борьбой не с законным ханом («царем»), а с временщиком, фактически обладавшим властью в Орде; сюзеренитет законных и реально правящих «царей» этим противостоянием не отвергался. Поэтому и Куликовская победа была отражением конкретного нашествия, но не свержение иноземной власти вообще. Когда осенью 1380 г. к власти в Орде пришел природной хан (Чингизид) Тохтамыш, в Москве признали его верховенство; однако Дмитрий не спешил возобновлять выплату дани, намереваясь ограничиться лишь формальным выражением зависимости. [925] Следствием этого (а не стремлением отомстить за поражение на Куликовом поле: мстить Тохтамышу было не за что, т. к. Дмитрий, разгромив Мамая, невольно облегчил хану приход к власти) и был поход Тохтамыша 1382 г. Примечательно, как объяснял летописец-современник отъезд великого князя из Москвы при приближении Тохтамыша и его отказ от открытого боя с ним (в реальности обусловленные в первую очередь недостатком сил после тяжелых потерь, понесенных на Куликовом поле): Дмитрий, узнав, что на него идет «сам царь», не «стал на бой» против него, «не поднял руки против царя». [926] С точки зрения современников, нежелание поднять руку на законного сюзерена было оптимальным оправданием для великого князя.

925

См.: Горский А. А. Москва и Орда. С. 200–203.

926

79 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 143–144; ср.: Т. 18. С. 132.

Результаты конфликта 1382 г. обычно оценивались как полное поражение Москвы. При этом не задавался вопрос: почему же тогда Тохтамыш оставил за Дмитрием великое княжение владимирское? Напомним, что Мамай дважды — в 1371 и 1375 гг. — передавал ярлык на великое княжение Михаилу Александровичу Тверскому. Причем если в первом случае он вернул его вскоре Дмитрию Московскому, то решение 1375 г., принятое уже в условиях конфронтации с Москвой, оставалось в силе до гибели Мамая осенью 1380 г.: победи временщик на Куликовом поле, он его несомненно бы реализовал. Но Тохтамыш-то победил московского князя, почему же он не отнял у Дмитрия великое княжение?

Прежде всего нужно заметить, что факт разорения столицы несколько заслоняет общую картину результатов конфликта 1382 г. Тохтамыш не разгромил Дмитрия в открытом бою, не продиктовал ему условий из взятой Москвы (напротив, был вынужден быстро уйти из нее, опасаясь контрудара [927] ). И уж совсем не напоминают ситуацию, в которой одна сторона — триумфатор, а другая — униженный и приведенный в полную покорность побежденный, события, последовавшие вслед за уходом хана из пределов Московского княжества.

927

Там же. Т. 15. Вып. 1. Стб. 146; Т. 18. С. 133.