Русь: от славянского расселения до Московского царства
Шрифт:
Что касается общей оценки эпохи Калиты в московско-ордынских отношениях, то полагать, что именно в его правление была заложена главная основа будущего могущества Москвы (а так традиционно считается в историографии, в т. ч. и в работах, где ордынская политика Калиты оценивается негативно), — значит впадать в некоторое преувеличение. [840] Иван Данилович стал первым московским князем, который до конца своих дней сохранил за собой великое княжение владимирское. Но это не означало, что оно уже закрепилось за московскими князьями (Семен Иванович получил в Орде по смерти отца великокняжеский стол, но с утратой Нижнего Новгорода, а в 1360 г. ярлык на Владимир был передан иной княжеской ветви — см. ниже). Нельзя сказать, чтобы территориальный рост владений московских князей при Калите намного превзошел сделанное его предшественниками. Даниил присоединил к собственно Московскому княжеству Можайск и Коломну; Юрий овладел Нижегородским княжеством и (впервые) великим княжеством Владимирским; Иван закрепил достижения брата и расширил территорию великого княжества за счет Дмитрова и «купель». Но эти приобретения не были прочны: они зиждились на зыбкой основе принадлежности великого княжения московским князьям, основе, которая в любой момент могла рухнуть по воле хана.
840
Такое восприятие Калиты следует за его изображением в московской литературе XV–XVI вв.; кажется, первый случай подобной характеристики Ивана встречается в «Слове о житии и о преставленьи» Дмитрия Донского, где его дед выступает как «собиратель земли Русской» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 351). Для московских великих князей такое отношение именно к Калите было естественно, т. к. потомками Юрия Даниловича они не были, а Даниил Александрович не владел великим княжением владимирским, обладание которым давало возможность «собирания».
После смерти Ивана Калиты великим князем стал его старший сын Семен. Однако, не желая чрезмерно усиливать Москву, Узбек выделил из великого княжества Владимирского Нижегородское княжество, переданное им суздальскому князю Константину Васильевичу. [841] Тем не менее Семен
841
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 52–54; Т. 18. С. 93.
842
См.: Горский А. А. Москва и Орда. С. 72–73.
843
Обстоятельства и хронология этого приобретения остаются не вполне ясными. Часть левобережных рязанских владений досталась Семену от его тетки — рязанской княгини Анны, часть — была обменена на московские владения на правобережье Оки, ранее принадлежавшие союзному Москве вяземскому князю Федору Святославичу, который, в свою очередь, получил их от тарусских князей; не исключено и участие Орды в этих событиях [см.: ДДГ. № 3. С. 13; № 4. С. 15, 18; Кучкин В. А. Княгиня Анна — тетка Симеона Гордого // Исследования по источниКнягиня Анна — тетка Симеона Гордого // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). М., 1993; ГорскийА. А. Москва и Орда. С. 70–2].
Преемником Семена стал его брат Иван Иванович. В его короткое княжение (1353–1359 гг.) Москва поставила под свой контроль юго-восточного соседа — Муромское княжество. [844]
Смерть Ивана Ивановича 13 ноября 1359 г. совпала с началом продолжительной усобицы — «замятни» в Орде. По смерти хана Бердибека сменивший его Кульпа царствовал всего пять месяцев и был убит Наврузом. К последнему и отправились «вси князи Роусьскыи». [845] К этому их вынуждала как смена хана, так и кончина великого князя владимирского: требовалось подтвердить свои владельческие права. Главным же вопросом была судьба великого княжения. Новому московскому князю, сыну Ивана Ивановича Дмитрию, было всего 9 лет (родился 12 октября 1350 г.), и Навруз предпочел ему нижегородского князя Андрея Константиновича. Андрей (не имевший склонности к государственной деятельности) отказался от ярлыка в пользу своего младшего брата Дмитрия, князя суздальского; тот и занял владимирский стол. [846]
844
См.: Кучкин В. А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой // Куликовская битва. М., 1980. С. 52.
845
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 68; Т. 18. С. 100.
846
Там же. Т. 15. Вып. 1. Стб. 68–69; Т. 18. С. 100.
Потеря великого княжения означала, что из-под власти московского князя уходит обширная территория великого княжества Владимирского (с городами Владимиром, Переяславлем, Костромой, Юрьевом-Польским, Дмитровом, Ярополчем). Одновременно Галицкое княжение было передано ханом Дмитрию Борисовичу, сыну последнего дмитровского князя, а Сретенская половина Ростова, которой завладел Иван Калита в 1332 г., была возвращена ростовским князьям. [847] Фактически владения князей Московского дома возвращались почти к границам 1327 г. — времени до получения Иваном Калитой ярлыка на великое княжение владимирское (за исключением юго-запада — бывших рязанских владений на левом берегу Оки, вошедших в состав именно Московского, а не великого Владимирского княжества).
847
Там же. Т. 15. Вып. 1. Стб. 69; Кучкин В. А. Формирование… С. 244–248, 269.
Очерк 4
Две исторические победы великого князя Дмитрия
30-летний период, в течение которого великое княжение сохранялось за московскими князьями, не прошел даром. Традиционная монгольская политика недопущения чрезмерного усиления кого-либо из вассальных правителей в данном случае дала явный сбой. И попытка Орды на рубеже 50-60-х гг. XIV в. изменить соотношение сил в Северо-Восточной Руси не удалась — как из-за накопленного к этому времени Москвой потенциала, так и по причине обострения в это время внутриордынской ситуации. Уже в 1362 г., воспользовавшись наличием в Орде нескольких противоборствующих правителей, москвичи сумели получить ярлык на великое княжение для Дмитрия Ивановича. Попытка Дмитрия Константиновича, заручившись собственным новым ярлыком, вернуться на владимирский стол была пресечена военной силой. К 1363 г. были возвращены Галич и половина Ростова. [848] Таким образом, в течение трех лет Москва восстановила позиции, существовавшие при Иване Ивановиче.
848
См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 72–74; Т. 18. С. 101–102; Кучкин В. А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой // Куликовская битва. М., 1980. С. 62–64.
А с конца 60-х гг., когда Дмитрий повзрослел, москвичи, по выражению антимосковски настроенного тверского летописца, «надяся на свою на великую силу, князи русьскыи начаша приводити в свою волю, а которыи почалъ не повиноватися ихъ вол, на тыхъ почали посягати злобою». [849] В 1368 г. было занято Ржевское княжество, некогда принадлежавшее союзнику Москвы Федору Святославичу (из смоленских князей), а в конце 50-х гг. захваченное Литвой. [850] Тогда же было начато наступление на Тверь. Эти действия вызвали реакцию со стороны великого князя литовского Ольгерда, женатого на сестре тверского князя Михаила Александровича. Помимо литовской помощи, Михаил попытался заручиться поддержкой эмира Мамая, ставшего к этому времени правителем западной части Орды (к западу от Волги). В 1371 г. Мамай от лица своего марионеточного хана Мухаммед-Бюлека выдал Михаилу ярлык на великое княжение, но тверской князь отказался взять вспомогательную татарскую рать для своего водворения во Владимире, а Дмитрий Московский в том же году приехал в Орду и ценой богатых даров сумел получить ярлык на свое имя. Более действенной была для Твери литовская поддержка. Ольгерд совершил три похода на Москву — в 1368, 1370 и 1372 гг.; во время двух первых он осаждал недавно отстроенный белокаменный Кремль, в ходе же третьего был остановлен на Оке у Любутска. [851] По заключенному летом 1372 г. договору Москва обязывалась вернуть Ржеву, но Ольгерд признавал великое княжение владимирской «отчиной», т. е. наследственным владением Дмитрия, тем самым отказываясь от поддержки претензий на него своего шурина Михаила Тверского. [852] Впервые великое княжество Владимирское было признано политическим образованием, статус которого не зависит от воли хана Орды. В ходе противостояния с Ольгердом удалось сделать территориальное приобретение: в результате поддержки одного из новосильских князей, Романа Семеновича, против другого — Ивана (зятя Ольгерда) Москве досталась Калуга — часть владений последнего. [853] В начале 1374 г. был заключен мир с Михаилом Тверским на условиях его отказа от претензий на великое княжение. [854]
849
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 84.
850
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 68, 87; РИБ. Т. 6. 2-е изд. СПб., 1908. Приложение. Стб. 137–138. О князе Федоре Святославиче см.: Горский А. А. Русские земли в XIII–XIV веках: пути политического развития. М., 1996. С. 38–39.
851
См.: Горский А. А. Москва и Орда. М., 2000. С. 83–95; он же. «Всего еси исполнена земля Русская.»: личности и ментальность русского средневековья. М., 2001. С. 114–116.
852
ДДГ. М.; Л., 1950. № 6. С. 22. О дате грамоты и условиях соглашения см.: Кучкин В. А. Русские княжества и земли. С. 89–93.
853
См.: Кучкин В. А. Русские княжества и земли. С. 50–51, прим. 135.
854
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 105.
Но в том же 1374 г. «великому князю Дмитрию Ивановичю бышеть розмирие с татары и с Мамаем». [855] Впервые со времен Даниила Галицкого русское княжество вступило в открытую конфронтацию с Ордой. [856] Однако противоборство с Мамаем не колебало ставшее традиционным представление о законности власти хана Орды — «царя» — над Русью. Современники расценивали ситуацию, при которой реальная власть в Орде находилась в руках не хана, а временщика, как нарушение нормы. [857] Соответственно борьба с Мамаем рассматривалась как выступление против незаконного правителя.
855
Там же. Стб. 106.
856
Ранее были только случаи стихийных городских восстаний против конкретных представителей ордынской власти и столкновений с ордынскими отрядами, сопровождавшими войска русских князей.
857
Ср. характеристики летописцев-современников: «…царь их не владяще ничимъ же, но всяко старишинство держаще Мамай» (Приселков М. Д. Троицкая летопись, Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 416); «Некоему убо у них худу цсарюющу, но все дющу у них князю Мамаю» (НIЛ. С. 376).
В этой ситуации Михаил Тверской вновь предъявил претензии на великое княжение и в 1375 г. получил ярлык от Мамая. [858]
В ответ на Тверь двинулось огромное войско, состав которого позволяет оценить пределы власти Дмитрия Московского. В поход двинулись, помимо самого Дмитрия Ивановича и его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского, суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович, его сын Семен и братья — Борис и Дмитрий Ноготь, ростовские князья Андрей Федорович и Василий и Александр Константиновичи (двое последних княжили во входившем в ростовские владения Устюге), князь Иван Васильевич из смоленской ветви (правивший в Вязьме [859] ), ярославские князья Василий и Роман Васильевичи, белозерский князь Федор Романович, кашинский князь Василий Михайлович (удельный князь тверского дома, перешедший на сторону Москвы), моложский князь Федор Михайлович (Моложское княжество выделилось в XIV в. из Ярославского), стародубский князь Андрей Федорович, князь Роман Михайлович Брянский (Брянском он тогда уже реально не владел, тот был в руках Ольгерда), новосильский князь Роман Семенович, оболенский князь Семен Константинович и его брат тарусский князь Иван. [860] Таким образом, верховную власть Дмитрия Ивановича признавали не только все княжества Северо-Восточной Руси (кроме Тверского, за исключением его Кашинского удела), но также князья трех верховских княжеств Черниговской земли (Новосильского, Оболенского и Тарусского), Роман Михайлович, считавшийся великим князем черниговским [861] и вяземский князь. В результате похода Михаил Тверской капитулировал, признав себя «молодшим братом» Дмитрия Ивановича, а великое княжение — его «отчиной». [862]858
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 109–110.
859
См.: Горский А. А. Русские земли в XIII–XIV веках. С. 37–38.
860
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 110–111; Т. 18. С. 115–116.
861
См.: Флоря Б. Н. Борьба московских князей за смоленские и черниговские земли во второй половине XIV в. // Проблемы исторической географии России. Вып. 1. М., 1982. С. 71–73.
862
ДДГ. № 9. С. 25–26.
В 1375–1376 гг. Мамай наносил удары по владениям московских союзников — новосильского и нижегородского князей. [863] В 1377 г. у границ Нижегородского княжества на р. Пьяне татарами Мамая было разбито войско, состоявшее из нижегородских и московских полков, [864] в 1377 и 1378 гг. дважды разорялся Нижний Новгород, а в следующем году в пределах Рязанской земли на р. Воже Дмитрий Иванович в союзе с Рязанью разгромил посланное Мамаем на Москву войско под командованием Бегича. [865]
863
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 109, 112–113.
864
Там же. Стб. 118–119. В литературе до сих пор можно встретить утверждение, что поражение русским войскам на Пьяне нанес независимый от Мамая ордынский «царевич» Арапша (Арабшах), в 1377 г. появившийся близ границ Нижегородского княжества (см., например: История России с древнейших времен до конца XVII века. М., 1996. С. 276–277). На самом деле к войскам, ожидавшим нападения Арапши, «пога-нии князи Мордовьстии подведоша в таю рать татарьскую изъ Мамаевы Орды» (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 118).
865
ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 118–119, 134–135.
После этого правитель Орды начал подготовку к масштабному походу, закончившемуся битвой на Куликовом поле в верховьях Дона 8 сентября 1380 года.
По поводу Куликовской битвы, ее перипетий и связанных с ней событий высказывалось немало разноречивых суждений. [866] Многие из них были связаны с недостаточной изученностью основных источников, повествующих о сражении, — т. н. «памятников Куликовского цикла». В настоящее время хронологию и соотношение этих произведений в главных чертах можно считать определенными. Наиболее ранним памятником Куликовского цикла была, по-видимому, «Задонщина» — произведение поэтического характера; однако использовать ее как источник фактических данных о сражении следует с осторожностью, во-первых, в силу специфики жанра, во-вторых, потому, что хотя первоначальный текст «Задонщины» появился, скорее всего, в 80-х гг. XIV в., [867] сложение двух дошедших до нас редакций — Краткой и Пространной — относится к более позднему времени (вероятнее всего, к 70-м гг. XV в.). [868] В начале XV в., при составлении протографа Троицкой летописи (памятника московской книжности), возник краткий летописный рассказ о битве, дошедший в составе Рогожского летописца и Симеоновской летописи. [869] Одновременно появился рассказ новгородского летописания, сохранившийся в составе Новгородской I летописи младшего извода. [870] Немного позже, при составлении митрополичьего свода конца 10-х гг. XV в., на основе рассказов Троицкой летописи и протографа Новгородской I летописи младшего извода возникла т. н. Повесть о Куликовской битве, донесенная Новгородской IV и Софийской I летописями. [871] В ней повествование было расширено множеством подробностей (в большинстве своем не вызывающих сомнений по части достоверности). [872] И только много лет спустя, в начале XVI в., появилось самое известное и широко распространившееся в списках произведение о Куликовской битве — «Сказание о Мамаевом побоище» (использовавшее и «Задонщину», и Летописную повесть). [873]
866
Имеются в виду, разумеется, научные разногласия, а не растиражированные недавно бредни Фоменко и К0, «переносящих» сражение с Дона в пределы Москвы [см. об этом работы специалистов, вынужденных потратить время на опровержение подобных нелепых мистификаций: Кучкин В. А. Новооткрытая битва Тохтамыша Ивановича Донского (он же Дмитрий Туйходжаевич Московский) с Мамаем (Маминым сыном) на московских Кулижках // ОИ. 2000. № 4; Петров А. Е. Прогулка по фронтовой Москве с Мамаем, Тохтамышем и Фоменко // История и антиистория: критика «новой хронологии» академика А. Т. Фоменко. М., 2000].
867
См.: Кучкин В. А. К датировке «Задонщины» // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985.
868
См.: Кучкин В. А. О термине «дети боярские» в «Задонщине» //ТОДРЛ. Т. 50. СПб., 1997.
869
См.: Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998. С. 11–15.
870
См.: там же. С. 23–27.
871
См.: Памятники Куликовского цикла. С. 42–47. О датировке свода-протографа Новгородской IV и Софийской I летописей см.: Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 128–160.
872
См.: Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле // ВИ. 1980. № 8. С. 8- 10, 12–15, 19.
873
О датировке «Сказания о Мамаевом побоище» см.: Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 2. М., 2001. С. 331–348. Большинство заблуждений по поводу Куликовской битвы как раз и связано с некритическим использованием «Сказания». К ним относится, в частности, представление о том, что Пересвет и Ослябя были монахами Троице-Сергиева монастыря и оба пали в битве, причем Пересвет — в поединке перед началом сражения; из ранних источников следует, что Пересвет и Ослябя были, скорее всего, митрополичьими боярами, Пересвет погиб в гуще сражения, а Ослябя остался жив (подробнее см. Часть III, Очерк 3). Характерно также выдвинутое недавно публицистом на основе слов, вложенных автором «Сказания» в уста Мамая, — «Азъ не хощу тако сътворити, яко же Батый, нъ егда доиду Руси и убию князя их, и которые грады красные довлють нам, и ту сядем и Русью владем, тихо и безмятежно поживемъ» (Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 26) — утверждение, что Мамай хотел непосредственно осесть на Руси (дополняемое фантазиями на тему подстрекательства его со стороны «зловредного Запада») (Кожинов В. В. История Руси и русского Слова: современный взгляд. М., 1997. С. 405–435). В действительности это место «Сказания» восходит к Летописной повести, где Мамай говорит: «Поидемь на рускаго князя и на всю силу Рускую, яко же при Батыи было — крестьянство потеряемъ, и церкви Божиа попа-лимъ, и кровь ихъ прольемь, и законы ихъ погубимь» (Сказания и повести. С. 16). Автор «Сказания» постарался усилить драматизм ситуации, вложив в уста Мамая стремление не повторить Батыя, а превзойти его.
К лету 1380 г. Мамай основательно подготовился к решающей схватке с Москвой. Не надеясь после Вожи только на собственные силы, он заключил союз с новым великим князем литовским Ягайлой Ольгердовичем. Власть Мамая признал Олег Иванович Рязанский, видимо, желая избежать разгрома своего княжества (в то же время он предупредил Дмитрия Ивановича о выступлении Орды). [874] Поход Мамая по своей масштабности не имел прецедентов в XIV столетии.
В начале кампании, когда Мамай с войском кочевал за Доном, а Дмитрий находился в Коломне, Мамаевы послы привезли требование платить выход как при хане Джанибеке (сыне Узбека), «а не по своему докончанию. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитья, и хот ему выход дати по крестьяньскои сил и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхот». [875] Под «своим докончанием» имеется в виду определенно соглашение, заключенное Дмитрием с Мамаем во время личного визита в Орду в 1371 г. Но тогда Дмитрий преследовал цель задобрить Мамая, чтобы вернуть себе ярлык на великое княжение. Следовательно, он соглашался на большие выплаты, чем те, что имели место до 1371 г., но оговоренный размер дани все же уступал тому, который существовал при Джанибеке. С 1374 г. Москва перестала соблюдать это докончание; теперь, в условиях приближения Мамая в союзе с Ягайлой, Дмитрий соглашался вернуться к его нормам. Но Мамай, рассчитывая на перевес в силах, не уполномочил своих послов идти на уступки.
874
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 311–312.
875
Там же. С. 314.