Русалочка и хромой

Русалка упрямо и отчаянно покачала головой, и в движении этом Ленне увидел страх.

– Вот оно что... Да ты, никак, боишься ведьмы, оттого пришла сюда?
– понял он.

Не успел он договорить, как девушка бросилась к нему и обняла, прижавшись всем телом. Другой, возможно, презрительно хмыкнул бы и подумал, что за свою защиту русалка готова платить слишком щедро, позабыв обо всякой гордости. Но Ленне знал, что такое страх смерти, и не стал насмехаться над Бекко. В конце концов, она и впрямь теперь приходилась ему женой. Что толку было откладывать первую брачную ночь? Русалка не полюбит его ни на следующий день, ни через месяц, ни через год. И раз она сама пришла...

Он потихоньку отстранился, и коснулся подбородка Бекко, принуждая ее поднять склоненную голову. Наконец-то он рассмотрел ее лицо как следует, и даже синяки и кровоподтеки не помешали ему угадать, как хороша собой русалка. Что там говорить - даже волосы выдавали в ней существо иной породы, нежели обычная человеческая: ярко-рыжие, мягче шелка, гуще любой конской гривы...

– Все-таки старая Рутко ошиблась - с женой мне повезло, - сказал он тихо, а затем прибавил.
– Обещаю, что не обижу тебя.

И она несмело улыбнулась в ответ, но в улыбке этой любой заметил бы принужденность и тоску.

Семейное дело

Однако и Бекко, и Ленне понимали, что таких, как они, судьба награждает по своему разумению, а не по их хотениям. Русалочка в ту пору думала, что ее уже никогда не полюбит принц, а Ленне считал, что его вряд ли кто-то вообще способен полюбить. Оттого эта ночь не принесла им особого счастья, но и горем не стала.

На следующий день к жилищу Рутко пожаловал сам Леф Желтобородый, которому до королевского трона, по его собственным словам, оставалось всего ничего - только руку протяни. Вся столица пировала во хмелю его победу, за одну ночь сменив свой недавний изящный облик, милый сердцу юного принца Эрика, в пользу куда менее изысканных народных обычаев, которым отдавали предпочтение повстанцы.

Для старой вдовы то была великая честь, и все обитатели дома вышли на улицу - поклониться будущему королю.

– Ленне!
– Леф говорил оглушительно громко, будучи мужчиной крепким и высоким, словно две бочки с добрым элем, поставленные одна на другую.
– Поговаривают, ты женился!

– Да, ваша светлость, - вежливо, но безо всякого страха отвечал хромой.
– Так уж сложилось, и я наконец-то стал семейным человеком. Прошу прощения, что не испросил на то вашего благословения, однако отнимать у вас время из-за столь мелкого личного дела - дерзость и непочтительность, по моему разумению.

Леф испепелил хромого взглядом, давая понять, что считает дерзостью и непочтительностью совсем иное, а затем, безо всякого предупреждения, обратился к Бекко, стоявшей тут же.

– Девушка!
– вновь загрохотал он.
– До меня дошли слухи, что тебя увезли из дворца насильно. Так ли это? Подай знак, что ты хочешь вернуться, и я заберу тебя из этой лачуги.

Разумеется, Желтая Борода не отличался особой добротой, и на судьбу девицы из покоев принца ему было наплевать, покудова он не узнал, что хромой Ленне забрал ее себе, не спросив на то ничьего дозволения. Сплетни тут же приумножили красоту таинственной девушки, и выходило так, что ничего ценнее у Эрика-беглеца не имелось.

Хромой не знал, достанет ли ума у русалки понять, что дворец для нее сейчас куда опаснее, чем маленький домик вдовы Рутко. Но та внезапно выказав присутствие духа, поклонилась Лефу, а затем покачала головой, показывая, что не желает идти во дворец. Так как Леф продолжал сверлить ее тяжелым взглядом, она взяла Ленне за руку, а затем указала на свое медное обручальное кольцо - как это было накануне ночью.

– А колечко-то у тебя дрянь, - заметил Леф.
– Смотри, у меня полно колец куда лучше!

И он растопырил громадную пятерню, показывая, что на каждом пальце у него красуется золотой перстень - люди, жившие среди ледников, всегда любили золото.

И вновь Бекко покачала головой, а ярко-синие глаза ее сверкнули - тут стало понятно, что русалка вовсе не так робка и нерешительна, как показалось вначале Ленне. И то ведь верно - не каждому достанет храбрости заключить сделку с морской ведьмой.

Жизнь без любви

Леф ушел, не скрывая своего гнева, и старая Рутко принялась плакаться:

– Попал ты, Ленне, в немилость к будущему королю! И из-за кого? Из-за безродной порченой девки, от которой никакого проку в хозяйстве...

Бекко, правду сказать, была удивительно неловка: иные ее движения казались плавными и ловкими, на зависть любой танцовщице, но по большей части она запиналась и роняла все, что брала в руки. Не умела она и стряпать. И только Ленне знал, отчего так нерасторопна немая красавица, привыкшая совсем к иной жизни под водой. А вот вдова раз за разом удивлялась, вполголоса повторяя: «Неумеха... Ох и беспутная же!».

Вот и сейчас, не успели обитатели вдовьего домика до порога дойти, как Бекко споткнулась, едва не упав, а затем пошла, скривившись на один бок, и поводила при том руками, словно земля под ее ногами раскачивалась.

– Что это с ней?
– прошептала вдова, осеняя себя крестным знамением.
– Никак она еще и припадочная, вдобавок ко всему!

Ленне внимательно смотрел за тем, как девушка вошла в дом. Не упустил он из виду и то, как схватилась она за косяк, а затем запнулась перед тем, как подняться на последнюю ступеньку.

– Бекко!
– окликнул он жену.
– Погоди-ка!

Она замерла, настороженно глядя на него.

– У тебя болят ноги, ведь так?
– спросил Ленне, наблюдая за тем, как русалка переминается с ноги на ногу.

Бекко, помедлив, кивнула, и глаза ее наполнились давно сдерживаемыми слезами.

– Так иди в спальню и приляг, - хромой говорил почти сурово.
– Я не принц, передо мной не нужно изображать что-то эдакое! Мне ли не знать, каково это - терпеть боль при каждом шаге. Давай-ка, я помогу тебе подняться...

И он подал руку Бекко.

– Ох, не стоит она того...
– проворчала вдова Рутко, посмотрев на то, как прихрамывает сам Ленне, поднимаясь по ступенькам.

Вечером русалка стала совсем плоха: глаза ее потускнели, и даже яркие волосы, казалось, выцвели. Неподвижно лежала она на кровати, вздрагивая каждый раз, как до ее ушей доносился шум тяжелой волны. Во всей ее позе чувствовалась покорность перед наступающей бедой. «Ах, почему я боюсь смерти?
– беззвучно шептала она.
– Следовало пойти за морской ведьмой еще вчера. Разве нужна мне такая жизнь? Вот я прожила еще один день, но что в нем было? Стоит ли жить без любви, без счастья?».