Русалочка

"Оо-оо-оо! Ты такой бесподобно колючий!.."

– Пойдем, - потянула к багажнику после мурр-паузы, открыла.

– Что это?

– Японский стереовид и сто кассет к нему. Ведь ты всегда мечтал его иметь, помнишь, как рассказывал мне?

– Да, мечтал, - чего тут спорить, - но откуда он у тебя?

– А тебе не все равно!
– за дни отсутствия Мара научилась сердиться, - я купила стереовид на честно заработанные деньги!

– Честно за работа и и что за деньги?
– переспросил я, давясь слюной, выкатывая глаза. "Ты слышал? Понял каким местом она заработала эти деньги?" "В отличие от ее короткой недели, - жестко процедил вэ-гэ, ты всю свою сознательную жизнь только и делаешь, что подставляешь, да еще просишь повторить, так?"

– Так, - согласился я. И ему, и вслух. Он попал в десятку. Но вслух ответ растянулся, прозвучав "та-а-ак", как предвестник ураганной ссоры: Мара сжалась, задрожала.

– Ты...
– из ее глаз потекли слезы, но она гордо вытянула шею, сказав: - Ты сам рассказывал, как прекрасен и благороден труд гетер, как хорошо он оплачивается!

– Так, значит, это я вытолкнул тебя на панель? Бред?!

– Панель?
– переспросила Мара, - какая панель?

– Получается так, что ты пошла по рукам благодаря моим стараниям?
– разозлился я. "Во-во, так и получается, мистер Альфонс, - зафиксировал вэ-гэ, - именно и только так!" окончательно обезоружив меня, приколов к коробке, как жука.

– Да пропади оно все пропадом!
– закричала русалка, - если ты откажешься от меня - я умру! Я не могу жить без тебя, любимый мой, хороший мой, дорогой, любимый, принц, муж...

– Прости, прости, прости, - зашептал я, прижав ее к себе.

– Да, да, да, - шептала Мара в ответ, продолжая реветь: навзрыд, безутешно. Я обнимал ее, гладил плечи, спину, волосы, не зная, что сказать, как успокоить. Всю предыдущую жизнь меня учили иному искусству - умению обижать... Прохожие оборачивались в ехидном экстазе единения соглядатаев, наиболее настырные и принципиальные свешивались из окон и с балконов. Какая-то толстенная тетка, проходя мимо, прошипела: "Возвращение блудной дочери...", спровоцировав новую бурю слез русалки. Ну что за сволочной народ! Когда их спрашивают, они единодушно молчат. Но когда следует тихо пройти мимо - злобно острят тебе в спину. Вот и я хорош: не сдержался, отвесил губешку:

– Иди своей дорогой, старая сука!
– отшил, как плюнул. Толстуха набрала полные легкие помойного воздуха...

– Прошу вас, идите пожалуйста, - сказала Мара, сопя носом, - извините его, "недостаток воспитания"... идите же...
– сурово добавила она и отмахнула толстуху своей изящной кистью: тетка выдохнула, окатив чем-то страшным, непривычным, сто крат более сильным, чем привычный перегар, мыча прожевала обиду, но прочь пошла...

– Пойдем домой, - шепнул я, осторожно обнял Мару за талию.

Мы долго поднимались, ежесекундно тормозя движение лифта вверх; мы сладостно прижимались друг к другу, сливаясь, нежно смотрели друг на друга, вновь знакомясь, неистово затягивались километровыми поцелуями, разминаясь... Но вот дверь кабины - обе полудверки - окончательно распахнулась, решетка сдвинулась: на площадке нас ожидала заботливая соседка.

– О, Костя! В полном порядке? Что ж, это лучшее из лекарств. Я звоню, волнуюсь - никто не отвечает, - женщина-хирург улыбнулась и продолжила для Мары: - Добрый вечер, девушка. Несколько часов назад я вытащила Костю из пасти страшной рыбины...

– Щучка? Что с ней...
– охнула Мара.

– Тварь болотная мертва!
– ответил я, вспоминая победу в кровавой битве.

– Что ты наделал!
– закричала Мара и бросилась в квартиру.

Я дернулся следом, но соседка остановила меня:

– Костя, - тут-то я и заметил, что она держит кастрюльку.
– Возьмите рыбные котлеты, они, кажется, получились.

Платье валялось в прихожей. Мара, сгорбившись над ванной, беззвучно рыдала. Все вокруг - кафель, фаянс, краску - ровным слоем покрывала рыбья чешуя и пятна крови.

– Что ты наделал, глупый принц, - прошептала девушка.

– Что?
– спросил я, сжимая под мышкой кастрюльку.

– Ведь я просила тебя ничего не предпринимать! А ты...

– А я?

– Глупый-глупый принц! Щука - моя лягушачья шкурка!

– Не может быть!
– воскликнул я и выронил подарок соседки - котлеты из волшебной щуки раскатились по полу.

– Она уравновешивала мое пребывание в твоем мире, в облике... но теперь... мне придется... вернуться...

– Но я не отпущу тебя!

– Глупый принц... мой...
– Мара кисло улыбнулась.

– Мы живем в цивилизованном мире: разве нельзя?..

– Нет, глупый принц, нельзя. Мне надлежит вернуться в исходное состояние - вновь обратиться русалкой...

– Нет!
– я захлебнулся в яростном гневе, - не пущу!

– Я постараюсь вернуться через семь лет и семь месяцев.

– А раньше? Я достану тонну живой форели!

– Бесполезно...
– ответила она печально и медленно продолжила раздевание: комбинация, узорные чулки, трусики поочередно отрывались от ее прекрасного бронзового тела и летели в прохожую, на платье. Я схватил Мару за руку, обнял ее, она оперлась о мое плечо и... правой ногой, затем левой... переступила трагический барьер.

– Опомнись, любовь моя!
– крик сердца пробил душу, насквозь. Кто кричал: я или вэ-гэ? Или вместе? А разве имеет значение? Что?! Если своими руками мы отдаем любимых на растерзание и вечные муки.

– Поздно, - ответила русалка, погружаясь н поду. На моих глазах стопы ее срослись, покрылись чешуей, а дальше и ноги - превратились в хвост. Хвост подогнулся, увлекая русалку за собой, в мутную, пахнущую тухлятиной воду. Но я не отпускал Мару, наоборот, еще крепче прижимал к себе. Теперь я не мог ее отпустить, теперь я буду держать ее, пока хватит сил...

– Отпусти меня, любимый, - прошептала девушка-русалка.

– Ни за какие деньги!
– воскликнул я.

– ДЕНЬГИ? КАКИЕ ДЕНЬГИ?
– раздался гнусавый голос из спаек фановой трубы.

– Золото-брильянты, - ответил я, не соображая, откуда доносится голос.

– ЗОЛОТИШКО МЫ ЛЮБИМ!

– Нет у меня золота! И брильянтов нет!
– эге, я увидел дипломат.
– Бумажные подойдут?

– МНОГО? КАКИМИ КУПЮРАМИ?

– Сотенными... тебе хватит...

Пробка, закрывавшая сток, с хлопком вылетела наружу, вода вспенилась, забурлила, перемешалась с тиной и грязью.

– ОТПУСТИ ЕЕ, КОЛИ ЖИЗНЬ МИЛА!

– Что?
– переспросил я и показал фигу, - а это ты видел?

– ИНЖЕНЕРИШКА НИЩИЙ, ОТПУСТИ ПОКА ЦЕЛ!

– Hи за что!
– неторопливо ответил я, растягивая слова, догадываясь, что за гость к нам пожаловал.
– Ты понял, что я сказал, клизматрон подводный? Убирайся-ка подобру-поздорову!

– ВОТ ТЫ КАК! ГОЛЬ ПЕРЕКАТНАЯ!
– из воды высунулась волосатая лапища, - НУ ДЕРЖИСЬ, МУЖИК-ЛАПОТНИК!

– Отпусти меня! Иначе мы оба погибнем!
– завизжала Мара.