Русалочка

Повисла деловая пауза.

– …Ну, и что? – Ирина Михайловна посмотрела на часы. Она не торопилась, но как бы предоставляла бывшему принцу конкретное время на размышление.

– Тупоуму надо подумать, - ответил Вова, - Давайте завтра…

– Какое завтра?! Ты отдаешь себе отчет в том, что может случиться сегодня?

– Ирина Михайловна, поймите меня. То, что вы сказали… Ну, я не ожидал: работа, машина, угол. Вы это серьезно?

– Я пока никого не обманывала.

– Какая работа? Стоять за прилавком?

– Это сейчас так важно?

Володя растерянно пожал плечами.

– Ладно.
– Мать посмотрела в землю.

– Делай, что хочешь. Если б ты еще знал, что хочешь… Ладно. Но учти: оставишь ее так - домой ты явишься не в белой рубашечке, а в черной пропахшей робе. От нее всю жизнь будет пахнуть смертью человека, который тебя любил. И кого ты сам любил, придурок.

Огрев артиста столь патетичной для бизнес-леди фразой, мать опустила руки в карманы и отправилась к дому.

«О, Господи!
– Вова потерянно огляделся.
– Где я? Куда я влип?»

– Ирина Михайловна, подождите!
– Он догнал ее.
– Вы, в общем… Вы не передумаете?

– На счет угла-то? Что-что а верить мне можно. Ой, горе луковое. Ладно, идем выпьем.

Они прошли мимо пустой скамейки, возле которой сиротливо крутился привязанный Граф, и вернулись в гостиную. За столом сидели все, кроме Кристины.

– Где она?!
– Крылья материнского носа взметнулись вверх, она застыла в дверях как статуя.

– Кристина?
– Александр Николаевич дернул плечом.
– Мы думали, она с вами.

– Бегом, ищи ее!
– Ирина Михайловна подтолкнула Вову на выход, - Не дай бог, она нас слышала. Господи, этого мне не хватало!

Не чувствуя земли под ногами, Вова выскочил на улицу:

– Кристина!

Ответа не последовало. Он оббежал дом, и…

Конечно, она не могла далеко улететь на паре костылей: она ковыляла по тропинке ему навстречу, повесив голову и прикусив губу.

– Кристи!
– Он остановился, собираясь ее обнять.
– Ты, что, подслушивала?

– А что, нельзя?
– она отпихнула его костылем и пошла дальше.

– Кристи, я должен тебе сказать… Да остановись ты! Слышишь?!

Она остановилась.

– Кристи!
– Он дотронулся рукой до ее щеки.
– Ну, посмотри на меня! Это ерунда. Я сделаю, как ты скажешь. Если ты, действительно, любишь, надо научиться прощать. Ты плакала, да? Научилась? У тебя на глазах слезы.

Она, наконец, подняла голову:

– Все сделаешь, как я скажу?

– Да, да.

– Давай сюда коляску.

– Даю.
– Володя сходил за каталкой.

Кристина приземлилась в кресло и выбросила костыли в траву:

– Поехали!

– Куда?

– К морю. Иди, скажи маме, что мы смотрим закат.

Он выкатил коляску на берег. Кристина показала на одинокую скалу, и он молча таранил колесами вязкий песок, пока они не достигли кромки воды возле серой каменной глыбы. Ветер уже разогнал все тучи и стих. Волны успокоились. Красное солнце тонуло за горизонтом, от него осталось меньше половинки. Кристина сложила руки на коленях:

– Как спелый гранат, правда?

– А? – Он не слышал, что она бормочет.

– Небо как теплый костер.

– Ага.
– Он опять не расслышал и, сунув руки в карманы, тоже уставился на дольку от солнечного диска.

Несколько минут они провели под шум набегавших волн. Он ни разу не взглянул на нее. Иногда невозможно смотреть в глаза. Иная правда позволительна лишь ангелам. Но люди не ангелы, и когда любовь касается их огненными крылами Серафима, гораздо безопаснее смотреть на солнце, чем в обнаженное пламя.

– Оставь меня здесь, - сказала Кристина.
– Я хочу здесь остаться.

– Ну-ну, Граф!
– Сморщенная рука Михаила Васильевича потрепала шерсть разволновавшегося пса. Овчарка вела себя так, словно под ним начинает разгораться стог сена.
– Слышишь, что я говорю? Будет! Будет тебе! Сиди смирно, не шали.

Худо-бедно внушив Графу, что все в порядке, старик поднялся со скамейки и вошел в дом. В гостиной обстановка выглядела более умиротворенной, чем на улице. Правда, Ольга зачастила к винной бутылке, Леля безостановочно курил, а Ирина Михайловна как-то нервно пританцовывала возле музыкального центра, перебирая бесчисленные диски, и никак не могла подобрать нужную пластинку. Гарика клонило в сон. Папа безуспешно боролся с заусенцем.

– Где я оставил трубку?
– Михаил Васильевич осмотрелся: - А, вот она!

– Дa… - тяжело крякнул Александр Николаевич. – Если у нас так будет каждый вечер…

– Не будет.
– Дед поплелся обратно к Графу.
– Так не бывает каждый вечер.

– Ничего не могу понять, - продолжал ворчать Александр Николаевич.
– На среднем пальце постоянно торчит заусенец! На других всегда все чисто, а на этом постоянно… Хотите анекдот?

Гарик лениво приоткрыл один глаз.

– Едут в ночном автобусе два педераста.
– Папа издал два глухих смешка.
– Вокруг, значит, все спят. Один другому говорит: "Давай, я тебя трахну!" - "Да ты спятил! Люди же кругом!" - "Давай, давай, не бойся, они спят." - "Нет, - этот говорит, - не могу: вдруг кто-нибудь не спит?" - "А мы проверим: попроси закурить. Дадут, значит, не спят. Не отзовутся, значит, спят". Этот высовывается в проход...
– Александр Николаевич сложил ладони рупором: - "Эй, есть у кого-нибудь закурить?" - Тишина.
– "Закурить есть?" - Никто ответил. Потрахались, значит...

Во дворе бешено завизжал Граф. Увидев прибежавшего артиста, пес рванул с цепи, едва не перевернув скамейку, на которой сидел Михаил Васильевич, - так что деду ничего не оставалось, как отвязать ошейник. Зачем-то схватив зубами костыль, Граф стрелой пустился туда, откуда появился Вова.

Александр Николаевич замолчал.

Все посмотрели на дверь. В дверях возник бледный, запыхавшийся Гамлет.

– Она!!… - пропыхтел он, вытаращив глаза и показав в сторону Финского залива.
– Она сказала…

– Что с ней?!
– заорала мать.

Отец подскочил с кресла:

– Живее! К скале!

Не прошло и двух минут, как на темнеющий берег, из-за деревьев начали выбегать люди. Первым появились Вова, Ольга и Гарик, потом отец, мать. Они бежали к скале, они рассыпались на песке и с высоты птичьего полета напоминали молекулы, хаотично вздрагивающие в спокойной воде.

Коляска была пуста. Рядом лежала одежда: белые слаксы, кроссовки, футболка. Обезумевший Граф бестолково метался между одеждой Кристины и морем с костылем в зубах то сверяя след, то вновь теряя его в морских волнах.