Русалочка

– Всё, хватит! Хочу домой.

– На Гагаринскую? – не поняла мать.

– Нет, вообще… Ноги не ходят. Даже прощенья не попросить... у любимого человека. Задолбало.

В кромешной тишине к внучке подсел Михаил Васильевич:

– Будешь?
– Дед предложил ей трубку.

Кристина кивнула.

– А как ты себе представляешь любовь, а, Кристинка?
– спросил он.

– Представляю? Да никак. Неизвестно чего ждала, ждала. А в результате - какая-то фигня, не знаю, деда… Мираж в океане.

– В общем, ты не обязана меня слушать, я для тебя, наверно, дремучий старик, но я тоже кое-что видел. Людей всяких перевидал, думал, что знаю, что такое любовь. А однажды... Нельзя сказать, что мне не везло, или попадались плохие друзья, только я однажды понял, что любви нет. Потом выяснилось, что ее на самом деле не бывает в том виде, каком я ее себе рисовал: мечты, ожидания, обманы... Ждешь и ждешь, и все впустую. Ты не думай, что я сейчас это понял, когда от меня остался один скелет. Я это понял сорок лет назад. Тогда мне все казалось впереди, я мучился, что-то искал, не находил, и снова мучился. А однажды вдруг понял, что любви нет. Да, да. И я тут же перестал скулить и начал жить. Знаешь ли, жить, чтобы жить, - это совсем другое дело. Не искать, а отрабатывать то, что перед носом. И вскоре я повстречал женщину, которую искал до этого во всех женщинах.

– Бабушку?

– Ну, если так можно сказать. Твоя бабушка умерла, когда ей только исполнилось тридцать пять. Когда мы встретились, Кате было шестнадцать.

– Красивая?

– Очень.

– Вы любили друг друга?

– А то как? Но мы об этом не задумывались. Мы взяли, да порешили жить вместе. Что хочу сказать? Главное - терпение. Будет терпение - будет любовь. Не будет терпения – не будет ничего. Самое светлое в своей жизни я повстречал тогда, когда перестал искать и начал жить. Просто, жить, чтобы жить.

– Какой-то фильм, по-моему, так и назывался, - вклинил вдруг Александр Николаевич.
– "Жить, чтобы жить".

– Дедуль, - сказала Кристина, - я тебя люблю, но… Жить, чтобы жить… Это не вдохновляет, прости, совсем не вдохновляет.

Появился Вова.

– А принцы верят в любовь? – спросила Кристина.

– Принцы верят в похоть. – Вова вернулся за общий стол.

– Ха-ха-ха-ха-ха! Браво!
– Она зааплодировала.
– Браво, Гамлет! Первая веселая фраза за этот вечер!

– Даст Бог, не последняя.
– Налив во все бокалы вино, Вова залпом осушил свою чашу.

– Ты не представляешь, как я признательна! Тебе постоянно мерещилось, что возле меня нельзя откалывать пошлости. Тем более, такие сальные!

– Правда?

– Ха-ха-ха! Думал, я воображу на свой счет, и сразу захочу в постель! У меня даже сложился комплекс урны. Ты думал, что возле меня уместны только серьезные прибамбасы с трагическими кульминациями? Ха-ха-та-ха-ха-ха-ха!
– Кристина уже не смеялась, это было что-то преисподнее. Ну и добился, блин! Чего хотел, то получил, ха-ха-ха-ха-ха! Ладно, хватит ржать. Надо же вам когда-то отдохнуть от моей трескотни. А то, у всех крыша съедет, не только у меня. Ой, блин... Ничего уже не соображаю. Если честно, я сама себя больше достала, чем всех вас.

– А в этом никто не сомневался, - с олимпийским спокойствием парировал отец.

– Самый счастливый среди нас Граф, - заметила Ольга.

– А где он, кстати?
– Кристина зачем-то заглянула под стол.

– Ха-ха-ха!

– Граф кимарит конуре.

– Графиня отдалась Шопену, а он кимарит в конуре?! Ха-ха-ха-ха-ха!

– Га-га-га-га!
– Поддержал лишь Гарик, да и то его искренность вызывала сомнения.

– Граф верит в любовь, деда?

Михаил Васильевич пожал плечами.

– Дедуля, жить, чтобы жить… - Кристина, что есть силы, боролась с нервным смехом.
– Я запомнила. Ха-ха-ха-ха! Господи, когда ж это кончится?! Лёля! Вынеси меня отсюда.

Леша оперативно подхватил ее на руки, и они скрылись за дверью.

– Вова, дай сигарету, - попросила Ольга.
– У тебя какие?

– «Соверен». Ты, разве, куришь?
– Он полез в карман.

– Еще немного, и я уйду в запой.

– Олюшка, будешь Мальборо?
– предложил Александр Николаевич.

– Давайте. Вов, спасибо, я, лучше, эти.

– Вова, иди за мной, - позвала Ирина Михайловна.
– Есть разговор.

Мать вывела артиста на улицу. Обогнув дом по полукругу, они остановились в кустах смородины:

– Расскажи-ка мне, что это за мелодрама, уехать в Тамбов?

– Ирина Михайловна, это не мелодрама: меня выгнали из театра.

– Что ты натворил?

– Ничего. Я бездарен. Я неудачник, я лентяй. Что мне еще сказать?

– Чем же ты собираешься заняться дома?
– улыбнулась Ирина Михайловна.
– Тамбову требуются лентяи и неудачники?

– Да мне плевать, кто кому требуется.

– Ладно, не психуй, на сегодня хватит. Придумаем тебе работу.

– Ирина Михайловна, вы не понимаете: я у-ез-жа-ю!

– Ты притворяешься, или, реально, такой ту-пой?!
– сорвалась мать.

– А что? Что вы на меня все наехали?! На мне свет клином сошелся?

– Ты не видишь, как она кипит?!

– Ну, вижу. А я-то...

– Она же любит тебя, осел!
– гремучим шепотом перебила мать.
– Куда ты намылился?! Собрался сбежать?

– Стоп, стоп! Два месяца назад вы угрожали потому, что мы встречались. Теперь вы угрожаете потому...

– Я тебе не угрожаю Вовик! Что за бестолочь такая? Я тебя умоляю!

– Батюшки…

Мать отвернулась и ослабевшим шепотом повторила:

– Я тебя умоляю. Сделай что-нибудь.

– Но что?

– Или она убьет всех нас, или она убьет себя. Я сердцем чувствую... Не делай того, что не исправить, я умоляю. Я... За мной не встанет, я найду тебе и угол, и работу. У тебя будет машина. Что тебе еще требуется, чтобы...
– Мать неожиданно всхлипнула и закрыли лицо платком.

Не представляя, куда смотреть, Володя неуклюже переминался с ноги на ногу. Хоть сквозь землю провались.

– Ирина Михайловна…

– Чтобы она знала, что она такая же как все!
– Мать поглядела на артиста заплаканными глазами, словно он ее избил.
– Что она не урна для мусора. Что она не одна. Ты видел... видел, как она кипит? Она ждет от тебя одного-единственного слова!

Володя глупо кивнул.

– Каким надо быть тупоумом, чтобы этого не понять?
– Взяв себя в руки, Ирина Михайловна спрятала платок в кармане.