Русалочка

– Не-а.

– Допустим, мы собрались культурно поесть, да? Но вот уже час сидим и смотрим на остывающую курицу, - для нас это зло, дебилизм; для тебя - добро, прикол, хихи-хаха. А на самом деле, нет ни добра, ни зла. Во всем виноват дух, который здесь летает: в тебе, во мне или, вон, в Ольге.

– А как же Андерсен? Русалка стала духом добра?

– Не будет же Андерсен объяснять пятилетним детям, что природа духа непостижима, что он выше добра и зла, все такое…

– Где он сейчас?

– Кто, Андерсен? Умер двести лет назад.

– Жалко.

– Зато стал легендой: никто его не видит, но все знают.

– А Роальд Мандельштам превратился?

– Ну, тоже немного. Не так, как Андерсен, конечно, поменьше.

– Он что, тоже умер?

– Полвека назад. Шекспир - триста лет назад. Пушкин - двести.

– Бедные ребята, - вздохнула Кристина.

– Не говори. Я уже чувствую себя на кладбище. А можно... можно буквально чайную ложечку салата? – взмолился бывший принц.
– Я весь день ничего не ел.

– Нельзя, - отрезала Кристина.
– Слушай, а сейчас таких вообще не осталось?

– Каких? Легендарных людей?
– Вова безнадежно облизнулся.
– Да сейчас их как собак не резанных.

– Где они?

– Ты телевизор хоть раз включала?

– Неа.

– Они все там.

– В телевизоре?

– Ага. Легенда под легендой.

– Ты врешь, - поняла Кристина.

Уловив, что обстановка, начала разряжаться, Александр Николаевич органично засмеялся, Ольга присоединилась.

– Может, хватит горевать?
– предложил отец.
– Может, что-нибудь съедим? Не зря же мы старались.

– Сокровище мое, мы ждем Гарика, - громко напомнила Кристина.
– Кто еще не въехал?

– Хорошо-хорошо, - отступил отец.
– Помрем с голоду за полным столом. Будем как Андерсен! Все о нас завтра узнают, но никто нас больше не увидит, хе-хе...

Михаил Васильевич неторопливо вытряхнул из трубки пепел, разложил на столе табачок и стал со вкусом набивать новую порцию. Кристина, не моргая, следила за сморщенными пальцами деда, после фортепьянных опусов они приводили ее в восторг.

Наконец, чаша была переполнена, горлышко трубки оказалось во рту Михаила Васильевича, вспыхнула спичка, и по комнате разлился аромат датского табака.

– Шопен?
– Кристина улыбнулась умелой руке деда и жестом, которому нельзя отказать, выпросила трубку.

Затянувшись, она с кайфом подержала дым в легких, после чего, демонстрируя великое блаженство, закрыла глаза и выпустила струйку дыма в направлении папы.

– Кристюша, когда ты успела научиться курить? – недовольно крякнул отец.

– В прошлой жизни. Время было много, делать было нечего. Ты же веришь в переселение душ.
– Она отдала дедушке трубку: - Благодарю. Классно тормозит сексуальный рефлекс, и вообще, атас... Почему-то мне все время, кажется, деда, что ты и мама, ну, разного поля ягоды. Да? Я правильно сказала? Она каждую минуту работает, ты каждую минуту Шопен.

Михаил Васильевич, толком не уразумев, что от него требуется, с виноватым видом оглядел гостиную, нашпигованную плодами демонического труда своей дочери:

– Кристина, - в конце концов, доложил он, - я не дал твоей маме ничего из того, что здесь есть. Она все это дала нам.

– А пианино?
– Кристина тоже не могла понять, в какую степь понесло деда.
– Камин? Ты ведь делаешь огонь, делаешь музыку?

Старик отрицательно покачал головой, и они продолжали говорить на разных языках.

– Я до сих пор не знаю, откуда пришли эти... вещи. Я всю жизнь был советским инженером. У меня был оклад сто тридцать рублей и три ребенка. Ну вот. Впятером мы ютились в однокомнатной квартирке у Сосновки. Когда умерла твоя бабушка, а она умерла совсем молодой, и тоже была простым инженером, я работал на двух работах, чтобы поставить на ноги твою маму и двух мальчишек. Дети выросли. Я снова стал работать на одной работе. Интересно?
– Дед улыбнулся.
– Шопен?

– Дядя Миша!
– возразил Александр Николаевич, нервозно прохаживаясь вдоль стола.
– Вы себя недооцениваете, эй богу...

– Не затыкай ему рот!!
– заорала Кристина.

Папа отскочил как ошпаренный, Михаил Васильевич замер с трубкой в зубах.

– ... Простите меня.
– Кристина опустила глаза. – Ну!! Я умоляю, простите!

– Ладно, - неуверенно кивнул отец.
– Что дальше?

– Что дальше, деда?
– спросила Кристина, не поднимая глаз.
– Ты сказал, мама и двое мальчишек.

– ... Двое мальчишек, - зашевелился Михаил Васильевич.

– Выросли как мама?

– Еще бы...
– Бедный дедушка пытался вспомнить, о чем шла речь.
– Выросли, конечно.

– Где они теперь?

– Мишка работает с Ирой, Костя во Франции.

– Франция? Бодлер? Ему плохо?

– Котьке? Чего плохо-то? Во Франции любому сытно.

– Да, я читала: Франция, Третиньян, Париж... Там классно.

– Париж...
– молитвенно простонал Вова.
– Как ты там, любовь моя?

– Если б у меня был сын...
– объявила Кристина.
– Я бы все отдала, чтобы ему было хорошо. А если плохой сын, - чтобы ему было плохо.

Воцарилось молчание.

– Наверно, я сказала что-то глупое?

– Правильно, Крис, - подала голос Ольга.
– Я бы тоже так сделала.

Тут как подарок неба объявился Гарик:

– А что бы ты сделала со мной?
– спросил он с порога.

– Вот и он!
– облегченно вздохнул Вова.

– Я б дала тебе медаль, - ответила Ольга.
– Если б она у меня была.

– Ну-с… - Схватив ложку, Александр Николаевич направился к рыбному салату. – Посмотрим, что у нас получилось…

– А что ничего не едите?
– Гарик сходу схватил куриную ножку.
– Все такие запаренные!

– Тебя ждем, - сказала Ольга.

– Гарик, положи на место, - попросила Кристина.
– Я сказала, положи на место!! Или я сейчас зашибу тебя костылем!

Мальчишка недоуменно остановился. Холодная куриная ножка вернулась на блюдо. Александр Николаевич так и не дотронулся до салата. Все смотрели на Кристину и справедливо ждали объяснений.