Русская красавица. Кабаре

– Ну, вас! – распахивает дверь Ринка, избавляясь от духоты и своего изображения. – Димка, выйди, дай порядочным дамам приодеться. Не от стеснения прошу – такого от меня и не ждите. Все нормальные женщины не переодеваются при мужчинах вовсе не из стыдливости, а для того, чтоб было кого потом сражать неожиданно новым обликом. Сечете? Димка, выходи. Я жду…

Она опрокидывается на свою полку и мечтательно прижимает к груди плюшевого мишку.

– Вот как напялю сейчас свое декольте, вы обзавидуетесь…

Смешно, но почти все женщины тура спят, обложившись мягкими игрушками. На ощупь штуки потрясающие, но лично я все равно никогда не стала бы спать с такой штукой в обнимку. Спать надо или самой, или с мужиком или… в последние дни я спала с Шумахером. Ажурному коту надоели уже и Дмитрий и Валентин, и по ночам он начинал шкребстись под нашей дверью, чтоб я впустила его в купе. После этого Шумахер важно запрыгивал ко мне на подушку, вытягивался на полпостели и принимался урчать. К Ринке он с того случая с колготками больше не подходил. Обиделся. На шее у него частенько красовался Димкин бандан с пришпиленной к нему запиской, цивильно желающей спокойного сна, вроде: «Амазонкам – сказочных снов». Такая вот тайнопись. Особенно забавно было, что Ринка всякий раз просила озвучить ей послание соседнего купе, считая, что пожелания приходят нам обеим.

Дверь за Дмитрием прикрывается и наши отражения зависают в двух половинках зеркала. Ринка уже – стервозная брюнетка с яркими губами, я – все еще не накрашенная улыбающаяся физиономия с взъерошенной стрижкой и заспанными глазами.

– Нельзя смотреть в одно зеркало, – наставительно замечает Ринка. – Примета дурная, в одного влюбимся.

– Знаешь, – говорю, – Если действительно влюбимся, то хоть в одного, хоть в десяток – без разницы. Триста лет всерьез не влюблялась… А хочется… Впрочем, сейчас как раз тот период, когда есть все шансы отрастить связь до привязанности.

Не то, чтоб мне захотелось поделиться с ней происходящим. Просто так сказала. Скорее самой себе планку ставила, чем Ринке душу открывала. Закалываю челку, принимаюсь рисовать глаза поромантичнее.

– Серьезно? – Ринка удивленно вскидывает брови, тут же замечает несколько лишних волосков и хватается за щипчики. – А я уж думала, ты у нас ацтек. Десять дней уже в одном купе живем, а о мужике не слова от тебя не слышала. Все больше о всех этих твоих биографиях. Прям некрофилка какая-то из тебя получалась. Мы с Димкой на эту тему даже пересмеивались. Ну, мол, с нами-то все понятно, а вот Марина что себе думает? Так и собирается, что ли, весь тур в одиночестве провести?

Как интересно! Они, значит, с Димкой про меня сплетничали… Она, ладно, а вот он, красавец, нафига такие провокации создавал. Любитель красоты сюжета, блин!

И тут понимаю. То ли по Ринкиным интонациям, то ли потому, что сюжет фильма «Кабаре» в голове резко замаячил. Понимаю, и ничего не могу с собой поделать. Поворачиваюсь, смотрю на нее расширенными глазами. Спросить – не спросить, не знаю… Впрочем, Ринка такой человек, и спрашивать не надо, рано или поздно приспичит и сама все расскажет. Жаль только, что поздно так приспичило…

– Ну что ты так смотришь? – не выдерживает она, разрываясь уже от желания выговориться. – Хочешь спросить, сплю ли я с ним? Да. Сплю. Ну и что тут такого?

Далее, все по сценарию «Кабаре». Черт бы побрал эти постоянные совпадения. Падаю на полку, хохочу, не в силах успокоиться.

– Ты спишь с Димкой? – повторяю неистово.

– Да. – Ринка, кажется, тоже уже все поняла. – Что ты смеешься? Да!

– Я тоже!

Смех. До слез, до абсурдных междометий, до потока кажущихся теперь комичными воспоминаний… И о записке на шее Шумахера, и о моем недовольстве Ринкиным панибратством, и о кратковременных наших с Ринкой попеременных исчезновениях, и о Димкиной скрытности, понятно теперь зачем им придуманной…

– Эй, с вами там все в порядке? – Димка стучится в дверь, вызывая тем новый приступ нашего хохота.

– Нет, – отвечаем хором, синхронно вытираем тушь под глазами, и снова хохочем, от этой нашей синхронности. – Мы сошли с ума. Отстань от нас! – кричу засранцу-Димочке, – Потом увидимся…

Ринка всхлипывает в поддержку. Непонятно, не то от смеха, не то впадая вдруг в меланхолию…

Вот такая, блин, вечная молодость. Помню, что смеялась я тогда вполне искренне, а обиды совсем не было. Может, появилась бы, по спокойным размышлениям, да на спокойные времени не хватило. Сначала я Ринку успокаивала, потом цирка, нами с ней устроенного, стыдилась, потом Димку утешала, а потом… Потом не на кого уже стало обижаться, и уже Ринка меня успокаивала, уговаривая не брать на себя лишнего.

* * *

Обиды не было, а месть действительно имела место. Это только звучит страшно – «месть». Схожее со словом «смерть» звучание заставляет внутренне содрогнуться. На деле же, все происходило истерично, но довольно безобидно. Вот если б сценарист, пишущий наши жизни, тем и ограничился…

НПВ

– Быстрее, быстрее, поторапливайтесь! – поезд остановился и внезапно наполнился суматохой. Мы попросту не успели сообразить, что творится, и тут же оказались втянутыми во всеобщее оживление. Дверь нашего купе наглым образом распахнули и на пороге вырисовалась улыбающаяся Зинаида со связкой проводницких ключей в руках. – Освобождаем помещение! Никто не останется непричастным… – Зинаида уверенно шагала по коридору и властно вламывалась в каждое купе. – Все на волю! Все за мной! – командовала она. – Девочки?! – она с негодованием уставилась на наши зареванные физиономии. – В чем дело? Вы разве не знаете, что сегодня мой юбилей? Сходим на твердую почву и празднуем!

– Юбилей? – растерянно квохчем мы, синхронно хватаясь за косметички, и пытаясь сообразить, как же мы умудрились пропустить извещение о празднестве, и что теперь можно соорудить в качестве подарка. – Поздравляем. Но нас никто не предупреждал. Мы не знали…

Зинаида победно улыбается и шепчет интимно:

– Никто не знал. По правде говоря, я и сама не знала. Придумала этот юбилей только что. Просто, как повод для отмечания. Странно не отпраздновать что-нибудь в такой замечательный вечер, так отчего б не закатить торжество в мою честь?

Оказывается, не одни мы сочли необходимым провести предстоящий вечер в кабаке. Зинаида прикрывает дверь, подмигивает и смеется.

– Я странная, да? Старые артистки, знаете ли, имеют право на причуды. Какая ж я порядочная прима без капризов? – она оборачивается к зеркалу, и мы с Ринкой, словно от змеи, отскакиваем от нее, чтоб не дай бог не отразиться с ней в одном зеркале. Только дамы-собачки нам в фан-клубе засранца-Димки еще не хватало. Обнаружив, что реагируем странно, Зинаида негодует: – Что вас останавливает? Юбилей липовый, поэтому подарков не надо. Обязательно только присутствие. Понимаете, завтра последний концерт первой части тура. Необходимо сплотить дух коллектива! Жду вас на платформе. Быстрее, быстрее, поторапливайтесь! – снова кричит она, чудесным образом переместившись к дверям следующих купе.

– Кажется, она собирается пройти весь поезд. Как думаешь, она тоже сошла с ума? – интересуюсь у Ринки шепотом. – Зинаида, приглашающая на липовый юбилей наших технарей. Звучит совсем неправдоподобно…

Рина не реагирует. Сидит, подтянув колени к груди, и молча смотрит за окно. Там на четвереньках ползает Димка, собственным примером призывая Шумахера поесть травы. Медбабушка отчего-то решила, что коту это должно быть очень полезно.

– Рин, – тормошу ее за плечо. – Похоже, надо поговорить начистоту, да? У тебя что, серьезные планы на этого волокиту? – киваю за окно.