Русская литература в ХХ веке. Обретения и утраты: учебное пособие
Шрифт:
Сам факт публикации рассказа Солженицына вселял надежду, что появилась возможность говорить правду. В январе 1963 года «Новый мир» напечатал его рассказы «Матрёнин двор» и «Случай на станции Кречетовка». Союз писателей выдвинул Солженицына на Ленинскую премию.
Эренбург публиковал мемуары «Люди, годы, жизнь». Мемуарное произведение, формально отодвинутое временем действия в прошлое, воспринималось современней злободневных романов. Из глубины десятилетий писатель предлагал свой взгляд на жизнь страны, выходящей из немоты сталинской тирании. Эренбург предъявлял счет и самому себе, и государству, нанёсшему тяжкий урон отечественной культуре. В этом суть покаянного. смысла и острейшей общественной
В эти же годы А.А. Ахматова решилась впервые записать «Реквием», который долгие годы существовал лишь в памяти автора и близких ему людей. Лидия Корнеевна Чуковская готовила к печати «Софью Петровну» – повесть о годах террора, написанную в 1939 году. Литературная общественность делала попытки отстоять в печати прозу В. Шаламова, «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, добивалась реабилитации О. Мандельштама, И. Бабеля, П. Васильева, И. Катаева и других репрессированных писателей и поэтов.
В 1961 году состоялся XXII съезд КПСС. На нем было объявлено: «…наше поколение советских людей будет жить при коммунизме». Съезд разработал программу подъёма экономики и принял «Моральный кодекс строителей коммунизма»:
Партия считает, что моральный кодекс строителя коммунизма включает такие нравственные принципы:
– преданность делу коммунизма, любовь к социалистической родине, к странам социализма;
– добросовестный труд на благо общества; кто не работает, тот не ест;
– забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния;
– высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушению общественных интересов;
– коллективизм и товарищеская помощь, каждый за всех, все за одного;
– гуманные отношения и взаимное уважение между людьми; человек человеку – друг, товарищ и брат;
– честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;
– взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;
– непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;
– дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни;
– непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;
– братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами25).
Откровенно утопический характер этих мероприятий тем не менее позволял надеяться какой-то части интеллигенции, что будет преодолено хотя бы одно из самых тяжких последствий сталинизма – двоемыслие в сознании людей. Об этом развращающем пороке тоталитаризма писали в свое время В. Шкловский в «Гамбургском счете» и Дж Оруэлл в «1948» и в «Скотном дворе». Показательно, что для борьбы с этим пороком не было привлечено искусство, по природе своей не совместимое с двоемыслием, а решили действовать привычным административным путем. Помнится, повсюду были развешены лозунги – на красном золотом написаны заповеди «Морального кодекса» – в магазинах, парикмахерских, столовых и т. п. Впрочем, длилось все это очень недолго из-за прямой несовместимости заповедей с тем, что происходило в реальной жизни.
С другой стороны, «Моральный кодекс строителей коммунизма» в своё время, возможно, помог пройти цензуру произведениям Ю. Трифонова, В. Тендрякова, Ю. Домбровского и других авторов, в которых они исследовали духовный мир советского человека, его нравственно-эстетические принципы, до той поры остававшиеся вне поля зрения современного искусства Идеологические стереотипы прошлого продолжали сдерживать развитие литературно-критической мысли. В передовой статье журнала ЦК КПСС «Коммунист» официально подтверждалась незыблемость принципов, провозглашённых в постановлениях 1946–1948 годов по вопросам литературы
и искусства (постановления о М. М. Зощенко и А.А. Ахматовой были дезавуированы только в конце 80-х годов).Резким нападкам был подвергнут роман В. Дудинцева «Не хлебом единым». Автора обвиняли в том, что его произведение «…сеет уныние, порождает анархическое отношение к государственному аппарату».
Ещё в мае 1957 года на правительственной даче состоялась первая встреча Хрущева и членов Политбюро с писателями, художниками и артистами, описанная в рассказе В. Тендрякова «На блаженном острове коммунизма».
Нормативная эстетика социалистического реализма, сложившаяся в предшествующие годы, была серьёзным препятствием на пути к зрителю и читателю многих талантливых произведений, в которых нарушались принятые каноны в изображении исторических событий или затрагивались запретные темы, велись поиски в области формы. Административно-командная система жестко регламентировала уровень критики существующего строя.
В Театре сатиры поставили комедию Н. Хикмета «А был ли Иван Иванович?» о простом рабочем парне, который становится карьеристом, бездушным чиновником. После третьего показа спектакль был запрещён.
Закрыли альманах «Литературная Москва». Редакция была общественная, на добровольных началах. Имена её членов гарантировали высокий художественный уровень публикуемых произведений, а также обеспечивали полную меру гражданской ответственности (достаточно назвать К. Паустовского, В. Каверина, М. Алигер, А. Бека, Э. Казакевича). Первый выпуск вышел в декабре 1955 года. Среди его авторов были К. Федин, С. Маршак, Н. Заболоцкий, А. Твардовский, К. Симонов, Б. Пастернак, А. Ахматова, М. Пришвин и др.
По свидетельству В. Каверина, над вторым сборником работали одновременно с первым. В частности, в нём напечатали большую подборку стихов М. Цветаевой и статью о ней И. Эренбурга, стихи Н. Заболоцкого, рассказы Ю. Нагибина, интересную статью М. Щеглова «Реализм современной драмы», рассказ А Яшина «Рычаги», статью А. Крона «Заметки писателя».
Первый выпуск альманаха продавался с книжных прилавков в кулуарах XX съезда. Дошел до читателя и второй выпуск. Для третьего выпуска «Литературной Москвы» предоставили свои рукописи К. Паустовский, В. Тендряков, К. Чуковский, А. Твардовский, К. Симонов, М. Щеглов и другие писатели и критики. Однако этот выпуск альманаха был запрещён цензурой, хотя в нём, как и в первых двух, не было ничего антисоветского. Принято считать, что поводом к запрещению были опубликованные во втором выпуске рассказ А. Яшина «Рычаги» и статья А. Крона «Заметки писателя». В. Каверин называет ещё одну причину:
Марк Щеглов затронул в своей статье амбиции одного из влиятельных тогда драматургов.
В рассказе А. Яшина четверо крестьян в ожидании начала партсобрания откровенно разговаривают о том, как трудно живется, о районном начальстве, для которого они – только партийные «рычаги в деревне», участники кампаний «по разным заготовкам да сборам – пятидневки, декадники, месячники». Когда пришла учительница – секретарь парторганизации, их словно подменили: «Всё земное, естественное исчезло, действие перенеслось в другой мир». Страх – вот то страшное наследие тоталитаризма, которое продолжало владеть людьми, превращая их в «рычаги» и «винтики». Таков смысл рассказа.
А. Крон выступил против идеологической цензуры: «Там, где истиной бесконтрольно владеет один человек, художникам отводится скромная роль иллюстраторов и одописцев. Нельзя смотреть вперед, склонив голову».
Запрещение «Литературной Москвы» не сопровождалось всенародным судилищем, как это было сделано с Пастернаком, но было созвано общее собрание коммунистов столицы, на котором у общественного редактора «Литературной Москвы» Э. Казакевича требовали покаяния. Оказывалось давление и на других членов редколлегии.