Русская литература в ХХ веке. Обретения и утраты: учебное пособие

Через пять лет ситуация повторилась с другим сборником, также составленным по инициативе группы писателей (К. Паустовского, Н. Панченко, Н. Оттена и А. Щтейнберга). «Тарусские страницы», изданные в Калуге в 1961 году, включали в себя прозу М. Цветаевой («Детство в Тарусе»), повесть Б. Окуджавы «Будь здоров, школяр!», рассказы, стихи, эссе других авторов. Цензоры распорядились уничтожить тираж, хотя в «Тарусских страницах» уже не было резкостей и свободомыслия А. Крона и М. Щеглова из «Литературной Москвы». Пугал сам факт инициативы писателей «снизу», их самостоятельность, нежелание быть «рычагами» в политике партийных чиновников. Авторитарная система лишний раз пыталась продемонстрировать своё могущество, преподать урок непокорным.

Но группа московских писателей продолжала активную деятельность. Они настаивали на публикации романа А. Бека «Онисимов» (под названием «Новое назначение» роман был опубликован во второй половине 80-х годов), добивались публикации без купюр мемуаров Е. Драбкиной о последних месяцах жизни Ленина (это стало возможным только в 1987 году), встали на защиту романа В. Дудинцева «Не хлебом единым», провели в ЦДЛ вечер памяти А. Платонова. За доклад на этом вечере Ю. Карякин был исключен из партии. Восстановили его в парткомиссии ЦК только после письма в его защиту, подписанного десятками писателей-коммунистов Москвы. Отстаивали они и книгу В. Гроссмана в ноябре 1962 года, когда заведующий отделом культуры ЦК Д. Поликарпов обрушился на него с несправедливой критикой. Роман Гроссмана «Жизнь и судьба» был уже к тому времени арестован, «главный идеолог страны» М. Суслов заявил о том, что это произведение будет напечатано не раньше, чем через двести лет. Писатели требовали ознакомить их с текстом арестованного романа, защищали честное имя художника.

В марте 1962 года состоялись очередные встречи Политбюро с писателями и художниками. Хрущёв вел себя вызывающе, кричал, прерывал А. Вознесенского, Е. Мальцева, В. Аксёнова.

И все же литературная жизнь не остановилась. Произведения обруганных авторов продолжали печатать. Твардовский в «Новом мире» поместил очерки Е. Дороша, повесть С. Залыгина «На Иртыше», где впервые в легально опубликованной литературе правдиво рассказывалось о коллективизации. Появились первые произведения В. Войновича, Б. Можаева, В. Семина и ряда других интересных писателей.

30 ноября 1962 года Хрущёв посетил выставку художников-авангардистов в Манеже, а потом на встрече руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией злобно говорил об искусстве, «непонятном и ненужном народу». На следующей встрече удар пришелся по литературе и литераторам. Обе встречи готовились по одному сценарию.

Однако художников, почувствовавших, как нужно их слово народу, трудно было заставить замолчать. В 1963 году Ф. Абрамов в очерке «Вокруг да около» на ином, чем в романе «Братья и сестры», уровне правды и бесстрашия вернулся к разговору о деревенской действительности. Он писал об изнанке половинчатых и сумасбродных преобразований в деревне, долго страдавшей от «беспаспортного» рабства. В результате Абрамов, как и опубликовавший за два месяца до него очерк «Вологодская свадьба» А. Яшин, вызвал на себя шквал разгромных рецензий. Активно действовал оппозиционный «Новому миру» и другим прогрессивным изданиям журнал «Октябрь» (редактор В. Кочетов). Именно с этим печатным органом были связаны тенденции сохранения идеологических схем и установок недавнего прошлого, продолжения административного вмешательства в культуру. Тенденции прослеживались прежде всего в подборе авторов, в «идейно-художественной» (характерный термин того времени) направленности публикуемых произведений.

С середины 60-х годов стало очевидно, что «оттепель» неотвратимо сменяется «заморозками». Усилился административный контроль за культурной жизнью. Деятельность «Нового мира» встречала всё больше препятствий. Журнал стали обвинять в очернительстве советской истории и действительности, усилился бюрократический нажим на редакцию. Каждый номер журнала задерживался и приходил к читателю с опозданием. Однако смелость и последовательность в отстаивании идей «оттепели», высокий художественный уровень публикаций создали большой общественный авторитет «Новому миру» и его главному редактору А. Твардовскому. Это свидетельствовало, что высокие идеалы русской литературы продолжали жить, несмотря на попытки скомпрометировать их.

Понимая, что произведения, затрагивающие основы существующего строя, не будут опубликованы, писатели продолжали работать «в стол». Именно в эти годы создал многие произведения В. Тендряков. В повестях и рассказах, увидевших свет при его жизни, он касался разных сторон жизни нашего общества. Но только сегодня можно по достоинству оценить его правдивые произведения о коллективизации («Пара гнедых», «Хлеб для собаки»), о трагической судьбе русских солдат отечественной войны («Донна Анна» и др.).

В публицистической повести «Всё течёт» Гроссман исследовал особенности структурной и духовной природы сталинизма. Он оценивал его в исторической перспективе как вил. национал-коммунизма. В редакции «Нового мира» уже лежала в это время рукопись книги А. Солженицына «В круге первом», где не только репрессивная система, но и всё общество, возглавлявшееся Сталиным, сопоставлялось с кругами Дантова ада. Шла работа над художественно-документальным исследованием «Архипелаг ГУЛАГа (1958–1968). События в нем прослеживаются, начиная с карательной политики и массовых репрессий 1918 года. Все эти и многие другие произведения так и не дошли до своего читателя в шестидесятые годы, когда они так нужны были современникам.

Осенью 1964 года был снят с поста Генерального секретаря КПСС Н.С. Хрущев. Началось постепенное отвоевывание неосталинизмом одной позиции за другой. Из газет исчезают статьи о культе личности Сталина, появляются статьи о волюнтаризме Хрущева, редактируются мемуары. В третий раз переписываются учебники истории. Из издательских планов спешно вычеркиваются книги о сталинской коллективизации, о тяжелейших ошибках периода войны. Приостанавливается реабилитация многих учёных, писателей, полководцев. До читателя тогда так и не дошли прекрасные образцы «задержанной» литературы 20—30-х годов. Русское зарубежье, куда в скором времени суждено будет отправиться многим из поколения «шестидесятников», по-прежнему осталось вне круга чтения советского человека.

«Оттепель» заканчивалась грохотом танков на улицах Праги, многочисленными судебными процессами над инакомыслящими – И. Бродским, А. Синявским, Ю. Даниэлем, А Гинзбургом, Е. Галансковым и др. Еще в 1958 году была вновь арестована и отправлена в ГУЛАГ поэтесса А. Баркова. Видимо, по мнению партийного руководства, все это вполне вписывалось в программу строительства коммунизма, не прютиворечило моральному кодексу.

Всколыхнувшееся общественное сознание привело к изменениям в литературной жизни. «Оттепель» многим открыла глаза, заставила о многом задуматься. Это был лишь «глоток свободы», но он помог нашей литературе сохранить себя в течение следующих двадцати леи' стагнации.

Литературный процесс периода «оттепели» тем не менее оказался лишенным условий для естественного развития. Государство строго регламентировало не только проблемы, которых можно было касаться художникам, но и формы их воплощения. В СССР запрещали произведения, представлявшие «идеологическую угрозу». Под запретом оказывались образцы иных эстетических систем (книги Сартра, Камю, Беккета, Ионеско, Набокова). Советские читатели были отрезаны не только от современной им литературы, но и от мировой литературы вообще, так как даже то, что переводилось, часто содержало купюры, а критические статьи фальсифицировали истинный ход развития мирового литературного процесса.

В результате всего этого усиливалась национальная замкнутость русской литературы. Это тормозило творческий процесс художников, уводило культуру с магистральных путей развития мирового искусства.

Период «оттепели» явно носил просветительский характер, был ориентирован на возрождение гуманистических тенденций в искусстве, и в этом его основное значение и заслуга.

2

Последнее тридцатилетие XX века оказалось совершенно непохожим на предшествующее время. В нем отчетливо различаются три периода: советский (до 1985 года); перестроечный, носивший переходный характер (1985–1991); и постсоветский (с 1992 года). В стране происходили принципиальные общественно-политические и экономические изменения. Время с конца 1960-х и до 1985 года принято считать застойным. Но если процессы стагнации поразили политику и экономику, то публикуемую словесность они, исключая наиболее консервативную ветвь социалистического реализма, не затронули. Иное дело – вторая половина периода: перестройка, гласность, распад СССР, становление российской государственности оказали на литературу прямое и сильное воздействие.