Русская стилистика - 1 (Фонетика, Графика, Орфография, Пунктуация)

Нечто подобное можно сказать об искажении слов в "тексте" Д. Пригова:

Вот избран новый Президент

Соединенных Штатов.

Поруган старый Президент

Соединенных Штатов.

А нам-то что - ну, Президент,

Ну, Съединенных Штатов.

А интересно все ж - Прездент

Соединенных Штатов.

Если первую элизию - Съединенных - можно принять за фонетический архаизм (т.е. книжный прием), то элизия Прездент откровенно вульгарна. Она дает понять, что и первая диэреза не была книжной. "Текст" олицетворяет собой образ мещанского пустословия. Во-первых, обыватели приписывают американскому "менталитету", о котором у них довольно смутное представление:

Поруган старый Президент

Соединенных Штатов.

Во-вторых, мещанин курьезнейшим образом любит порассуждать о том, чего не знает, в том числе о политике, особенно мировой. Ему нечего сказать, он пережевывает одно и то же, причем ему все равно не хватает "пространства", и приходится сокращать слова. Это сочинение может восприниматься как аллегория глупости, выходящей за всякие рамки, если, конечно, мы верно поняли его смысл. И если смысл существует - для "текстов" Пригова эта категория нетипична.

Элизии встречаются и в высоком стиле, в поэзии - напр., у А.С. Пушкина: "я, беспечной веры полн", "он был бы верн супружеской любви". Впрочем, в пушкинскую эпоху стандарты употребления таких сочетаний еще не устоялись (см.: Булаховский 1954: 10-11).

Отступления от нормативной орфоэпии часто обладают изобразительным эффектом. Напр., у М.И. Цветаевой в сонете "Встреча" (с призраком Марии Башкирцевой):

С той девушкой у темного окна

– Виденьем рая в сутолке вокзальной

Не раз встречалась я в долинах сна

разрушением "второго полногласия" создается "физическое" ощущение тесноты.

Противоположностью элизии является эпентеза, или анаптиксис, т.е. вставка в слово звука или нескольких звуков. Чаще всего анаптиксис бывает следствием разложения сонанта - рубель, корабель, смысел, иногда на него накладывается морфемная (или квази-морфемная) аналогия - психиатор (срав.: доктор, лектор) и т.п. В таких случаях он имитирует реальную - как правило, разговорную - речь персонажей. Возможны и другие функции этого приема:

Стоял в углу, плюгав и одинок,

Какой-то там коллежский регистратор.

Он (министр - А.Ф.) и к тому, и тем не пренебрег:

Взял под руку его: "Ах, Антипатор

Васильевич! Что, как ваш кобелек?

Здоров ли он? Вы ездите в театор?

Что вы сказали? Все болит живот?

Ах, как мне жаль! Но ничего, пройдет!"

(...)

И где такие виданы министры?

Кто так из них толпе кадить бы мог?

Я допущу: успехи наши быстры,

Но где у нас министер-демагог (...)

Быть может, их во Франции немало,

Но на Руси их нет и не бывало!

А.К. Толстой. Сон Попова

В первом фрагменте вставки гласных передают "вальяжность" министерской речи. Зато эпентеза в слове "министер" подчеркивает общее ироническое звучание фразы. Отметим, что в тексте есть и нормативный вариант данного слова: Вошел министр. Он видный был мужчина. По контрасту с эксплицированной нормой разложение сонанта воспринимается как откровенный стилистический прием, повышающий эмотивность текста.

Имитация социального акцента

Впрочем, на речи аристократов следует остановиться отдельно. Писатели нередко передают особенности их социального акцента: грассирование, назальный тембр и т.п.

– напр.:

Старуха (...) вдруг спросила хриплым голосом:

– А что пишет кнесь Иван?

Ей никто не отвечал. Базаров и Аркадий скоро догадались, что на нее не обращали внимания, хотя обходились с нею почтительно. "Для ради важности держат, потому что княжеское отродье", - подумал Базаров.

И.С. Тургенев. Отцы и дети

Аристократы могут позволять себе простонародные солецизмы, как в том же произведении - англоман Павел Петрович Кирсанов. Невзлюбив Базарова, Павел Петрович выражает свою неприязнь через указательные местоимения - то спрашивает: "Кто сей?", то заявляет: "Я эфтим хочу сказать".

В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни - эфто, другие - эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами.

Возможна и противоположная ситуация, и о ней тоже говорит Тургенев:

Николай Петрович попал в мировые посредники (...) и все-таки, говоря правду, не удовлетворяет вполне ни дворян образованных, говорящих то с шиком, то с меланхолией о манципации (произнося ан в нос), ни необразованных дворян, бесцеремонно бранящих "евту мунципацию".

Нетрудно догадаться, что первые помещики отличались от вторых лишь степенью необразованности. Если аристократ Павел Петрович из снобизма употребляет "простонародное" местоимение эфто - без j-овой протезы, чем подчеркивается эстетский эстетский оттенок этой простонародности `a la russe, то невежественные провинциальные дворяне имитируют французский прононс, вопиюще искажая слово "эмансипация".

Разновидностью социального акцента можно считать передачу на письме произношения иноязычных слов. Это орфоэпический "аристократизм" или претензия на него. Напр.:

Туда, голодные, противясь,

Шли волны, шлендая с тоски,

И гондолы рубили привязь,

Точа о пристань тесаки

Б.Л. Пастернак. Венеция

По поводу слова "гондолы" поэт делает сноску: "В отступление от обычая восстанавливаю итальянское ударение" (на первом слоге). В другом тексте он дает непривычный вариант имени Дездемона с ударением на втором слоге:

Когда случилось петь Дездемоне,

А жить так мало оставалось,

Не по любви, своей звезде она,

По иве, иве разрыдалась.

Стихотворение называется: "Уроки английского", но это скорее "уроки итальянского", потому что Пастернак восстанавливает ударение из Вердиевой оперы "Отелло". Кстати, когда Пастернак переводил пьесу Шекспира, он ставил в имени Дездемоны ударение на третьем слоге.

Пастернак перевел и трагедию Гете "Фауст", и в переводе имя главного героя состоит из двух слогов. Зато в стихотворении "Я их мог позабыть" оно дается в "немецком" произносительном варианте, т.е. с дифтонгом, образующим один слог: