Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках
Шрифт:
Здание Протата, афонского правительства (слева), и Успенский собор. 1996
На афонской земле имеются двадцать монастырей, шестнадцать скитов и около семисот келлий и калив. Следует подробнее разъяснить разницу между этими иноческими учреждениями. Монастырь – это штатное учреждение, полновластный хозяин одной двадцатой части полуострова и всех строений на ней. Все остальные обители являются приписными к монастырям. Скит имеет свободы действий чуть более, келлия – менее. Калива –
Главная улица в Карее. 1996
Разномастные обители возвышались и падали, развивались и хирели, в зависимости от внутренних причин и от политических перемен в государствах, которым в разные эпохи принадлежал Афон. Главнейшими вехами в истории Святой Горы были занятие крестоносцами Константинополя, насильственное принятие афонцами римско-католического вероисповедания (XIII век) и падение Византийской империи (святогорцы в тот момент избежали разгрома, заявив о своей лояльности султану). Немало происходило и других драматических событий: набеги мавров и каталонцев, землетрясения, карательные экспедиции османского правительства.
В седой древности на Афоне иерархии обителей не существовало. Иноки тогда были все равны, как это и должно быть. Они повиновались своим старцам, для общего руководства избиравшим из своей среды главного начальника Святой Горы, прота. Ему вверялся «руль» и право разбирать недоразумения. Действовал и общий монашеский устав. Однако затем ряд обителей, пользуясь расположением византийских императоров, стал подчинять себе соседей, и постепенно вся территория полуострова перешла в руки двадцати монастырей.
Еще в начале XX века эти монастыри имели права феодальных владетелей. Они за плату разрешали устраивать в своих пределах скиты и келлии, продавали их на арендных началах, а после смерти арендаторов забирали их имущество в монастырь и опять продавали обитель в другие руки. Без благословения монастырцев насельники малых обителей не могли даже срубить деревце на собственном участке. Нужно рукоположить в священный сан ученика, покрыть протекающую крышу, построить сарайчик – старец шел в монастырь и просил небесплатное «благословение».
Сейчас, слава Богу, эти времена ушли в прошлое, и зависимость малых обителей от «материнских» стала почти номинальной. Очень многие иноки предпочитают теперь спасаться именно вне монастырей, которые более подвержены влиянию мира. И опытные паломники тоже предпочитают останавливаться в скитах и келлиях, поближе к старцам и к строгой монашеской жизни.
Однако в столичную Карею наведываются даже скитники и келлиоты – хотя бы за почтой от своих духовных чад.
Афонские портреты
Русский Афон ассоциируется прежде всего с Пантелеимоновым монастырем. Воистину тут – цитадель русского монашества на Востоке, своими куполами и красками так отличающаяся от соседних греческих обителей.
Каждый раз сердце сжимается при виде его построек – это больше, чем встреча с Россией, это встреча со Святой Русью.
Теперь же, после частых паломничеств на Афон и
дружбы с одним из насельников Пантелеимоновского монастыря, о. Виталием, я высматриваю и знакомые уголки обители, в том числе и балкон о. Виталия со скамьей, где не раз мы сиживали вдвоем за чаем, созерцая афонский закат.Писать вкратце о давнем знакомстве непросто, намного легче рассказать о какой-либо афонской единичной встрече. Как передать в сжатой форме многочасовые беседы, прогулки по святогорским тропам, богослужения в маленькой келлийной церквушке, вечера на утесе, который я прозвал «камнем отца Виталия», ибо на его вершине как будто бы образовалось особое ложе, продавленное могучими формами инока.
Иеромонах Виталий в самом деле выглядит как Илья Муромец, когда тот принял, по преданию, постриг в Киево-Печерской Лавре. За более чем два десятка лет на Афоне он, правда, несколько «огречился», приобретя вечный эгейский загар. На традиционного русака он теперь не похож, что и соответствует его национальному самоопределению: «Я – не русский и не грек, я – афонец».
Родом с Дальнего Востока, попав в армию, он уверовал в Бога и принял решение стать монахом. Это осуществилось не сразу, некоторое время Валентин (таково было его имя до пострига) работал в конструкторском бюро, готовясь к уходу из мира. На Афон он приехал в начале 1970-x годов, «командированный» Московской Патриархией в увядавший Пантелеимонов монастырь. По статусу Святой Горы ее насельниками могут быть только граждане Греции (сейчас с этим не так строго) – так сибиряк стал эллином. Это, впрочем, никаких привилегий ему не дало: лишь раз ему пригодился греческий паспорт, когда игумен благословил поклониться Гробу Господню в Иерусалиме и о. Виталию не пришлось хлопотать о визах.
В отличие от многих других монахов-россиян о. Виталий овладел греческим языком – по крайней мере в степени, достаточной для общения со своими соседями. Это по-другому его настроило: не секрет, что иные русские насельники замыкаются в собственной русскости, тем самым лишая себя многих духовных богатств Святой Горы.
По своему мироощущению он принадлежит к числу жизнелюбцев. Разным бывает монашеское делание. Мысли о геенне огненной, о трудностях спасения, конечно, присущи и о. Виталию, но в его речах преобладает горячая благодарность Богу за жизнь, за святой Афон, за древнюю Элладу, за великолепие закатов над Эгейским морем.
Отец Виталий общителен и открыт, с ним легко можно обсудить и богословскую, и бытовую тему. Вот почему на балкончике его келлии любят посидеть многие посетители «Пантелеймона». Кроме того, его можно считать живой энциклопедией русского Афона: он везде бывал, со всеми знаком и может удовлетворить любопытство по самым разным вопросам. И ему интересны его гости: о. Виталий со вкусом и обстоятельно расспросит и о вашем житье-бытье.
Иеромонах Виталий. Пантелеимоновский монастырь, 1999
Есть у него хобби, хотя это слово с трудом помещается в очерк о монахе. Он давно увлекается фотографией, являясь единственным русским монахом-фотографом (среди греков есть несколько, уже выпустивших свои альбомы). Ему удается делать снимки, нам, паломникам, недоступные: монахи вообще не любят сниматься, а большинство наотрез отказываются. Его работы и комментарии – одно из удовольствий нашего общения. Профессиональный уровень о. Виталия с годами растет, но любимые сюжеты, как и полагается, остаются теми же: афонская природа, море, цветы, блики солнца на куполах.